Наконец, при ярком свете газовой лампы, он заметил молодого офицера, выходившего в сопровождении Хешама. Это был тот, кого они искали, похититель его ребенка, убийца маленького принца!
Сильным гневом вспыхнули глаза принца, он быстро пошел навстречу ничего не подозревавшему офицеру, положа руку на эфес шпаги.
— Ты Зора-бей? — спросил он нетерпеливо.
— Так точно, но с кем я имею честь говорить? — обратился к нему вежливым тоном Зора, изумленный заносчивым видом капиджи-баши.
— Ты похитил принца Саладина с постели в доме Корасанди? — продолжал Мурад.
Тут Зора, побледнев, сделал шаг назад. Он узнал принца!
— Я требую ответа или проткну шпагой тебе грудь! — воскликнул пылающий гневом Мурад. — Ты похитил принца Саладина? Твоя нечестивая рука задушила моего любимца?
— Прошу выслушать меня, принц! — ответил Зора-бей, бледный, как мертвец, с трудом преодолевая смущение, вызванное обращением принца. — Рука моя не запятнана кровью принца! Я не причинил ему никакого вреда!
— Но ведь ты похитил Саладина из спальни Корасанди! — вскричал принц Мурад, все еще пылая гневом.
— Я взял принца с постели, так как ему угрожала опасность, и передал его моему товарищу Сади, который хотел отнести его в безопасное место!
В эту минуту оживленный разговор офицера и принца был прерван — слуга Хешам торопливо приблизился к своему повелителю.
— Сейчас прошел мушир Изет по ту сторону двора! — сообщил он. — Если я не ошибаюсь, он узнал ваше высочество по голосу!
— Где мушир Изет? — спросил Мурад.
— Он исчез там, за дверью!
Принц снова обратился к Зоре-бею.
— Кому ты передал мальчика? — спросил он.
— Человеку во всех отношениях надежному — Сади-бею, который передал его дочери Альманзора, прекрасной Реции.
— Дочери Альманзора? — воскликнул Мурад, и его гневный взгляд, казалось, прояснился. — Где она? Где найти мне Рецию, дочь Альманзора?
— Она исчезла, местопребывание ее до сих пор не известно, принц!
— А Саладин?
— Его следы также не найдены.
Хешам снова обратился к своему повелителю.
— Умоляю, ваше высочество, не оставаться здесь больше, — упрашивал он вполголоса, — я боюсь, не случилось бы чего-нибудь!
Принц Мурад, казалось, не обращал внимания на настоятельные предостережения слуги.
— Каким же образом исчезла Реция, дочь Альманзора? — сказал он.
— В доме Сади произошел пожар!
— Так, значит, Реция и мальчик сгорели?
— Да сохранит нас от этого Аллах, принц!
Вдруг обе половины больших ворот распахнулись.
— Что это значит? — запальчиво спросил Мурад.
Вместо ответа он услышал шаги приближающегося караула.
Зора-бей смотрел удивленным и вопросительным взглядом на приближающийся к ним отряд солдат.
— Я имею приказание арестовать вас, — воскликнул начальник отряда.
— Какое ты имеешь на это право? — запальчиво спросил принц Мурад.
— Сделайте милость, ваше высочество, повинуйтесь без сопротивления, — шепнул принцу Зора-бей, внезапно обнаруживший себя в непредвиденной ситуации. — Всякое сопротивление только увеличило бы опасность! Мы следуем за тобой, — обратился он к караульному офицеру.
— Прошу прощения, дорогой Зора-бей, — отвечал тот, пожимая плечами, — я только исполняю приказание!
Принц, Зора-бей и Хешам последовали за ним в караульную сераля.
XXIII. Адъютант принца
Старший сын султана, принц Юссуф, на этот раз счастливо избежал угрожавшей ему тяжелой болезни. Оп находился у своего царственного отца во дворце Беглербег. Десятилетний принц был необыкновенно бледным и слабым ребенком, но бойким и любознательным. В его характере было что-то меланхолическое. Принц Юссуф был нежен, добр и склонен к благотворительности. Его открытый характер, его добросердечие, ласковость и приятное обращение сделали его кумиром всей свиты, любимцем всех, кто имел с ним дело. Все восторгались любезностью молодого принца и хвалили его.
К Гассану, этому энергичному, сильному и очень скрытному сыну Кавказа, принц Юссуф почувствовал истинную любовь и привязанность. Может быть, их сближению способствовало именно то обстоятельство, что рано превратившийся в юношу принц и еще довольно молодой адъютант имели совершенно противоположные характеры.
Как бы то ни было, новый адъютант скоро стал бессменным в свите принца! Юссуф не отпускал его от себя, и когда Гассан-бей иногда в свободное время покидал дворец, принц был в невыразимом беспокойстве, беспрестанно смотрел на часы, тоскливо ожидая возвращения Гассана, и часто выходил ему навстречу, выражая искреннюю радость при встрече.
Гассан же, хотя и не был совершенно равнодушен к принцу, однако не выходил из границ холодной преданности. Теплого чувства, казалось, у него ни к кому не было. Это была совсем другая, странная натура. Как бы сильно ни был он возбужден, когда затрагивали его патриотизм, честь, его особу, то и тогда оставался он по-прежнему холодным, скрытным и спокойным! Это спокойствие вызывало уважение у принца.
Он нашел в Гассане старшего брата, с которым мог делиться своими слишком серьезными для его возраста взглядами. Гассап был откровенен с принцем и смело указывал ему на все его недостатки, тогда как другие только льстили ему. Гассан был совсем не таким, кок остальные приближенные принца. И поэтому принц смотрел на него, как на друга, а не как на подчиненного.
Принц должен был делать все, чтобы окрепнуть, поэтому Гассан занимался с ним фехтованием в большом фехтовальном зале Беглербега. Они часто долго плавали на лодке, чтобы принц дышал свежим морским воздухом. Гассан неусыпно заботился о нем.
Султан старался сделать все, чтобы его первенец, на которого он возлагал большие надежды, вырос крепким и сильным! Он часто осведомлялся, достаточно ли хорошо развивается принц, и скоро заметил редкую привязанность Юссуфа к новому адъютанту, которого он для него выбрал.
Однажды Юссуф и Гассан гуляли по тенистым аллеям сада в Беглербеге, чудный воздух которого должен был благотворно действовать на принца. Солнце было близко к закату, деревья были залиты его золотистым светом, который при самом закате становился ярко-красным.
Юссуф заставлял Гассана рассказывать различные эпизоды из истории прежних султанов и внимательно прислушивался к его словам, гуляя с ним по аллеям и восторженно глядя на него.
Цветущие кустарники разливали вокруг благоухание, птички пели свою вечернюю песню, и Гассан с Юссуфом незаметно дошли до той части парка, которая в самом конце примыкает к проходящей мимо большой дороге и отделяется от нее высокой стеной, местами поросшей вьющимися растениями. Скоро они подошли к тому месту, где находились широкие, решетчатые ворота, через которые проезжали экипажи, и тут только заметили, где они оказались.
Вдруг принц схватил своего адъютанта за руку и показал ему на решетку.
По другую сторону решетки стояла, опираясь на палку, старая горбатая женщина, одетая в красное платье и с платком на голове. Она произвела на принца впечатление несчастной, нуждающейся в помощи, и он взглядом попросил Гассана подать бедной горбатой старухе милостыню из своих денег, которыми заведовал Гассан.
— Ты слишком сострадателен и добр, принц, — сказал тот в раздумье, — прошло только полмесяца, а я трачу сегодня из твоих денег предпоследнюю золотую монету!
— Дай, пожалуйста! — просил Юссуф. — Мы обойдемся и одной монетой, — мне ничего больше не нужно в этом месяце!
В ту минуту, когда Гассан хотел исполнить желание принца и бросил золотую монету горбатой женщине, которая выглядела цыганкой или ворожеей, к старухе в бешенстве подступил бостанджи, стоявший на часах по другую сторону ворот, и жестами угрожал проткнуть ее штыком, если она тотчас же не удалится.
С криком протянула она вперед свои костлявые руки и палку, чтобы защитить себя от острого, блестящего оружия.
— Что ты хочешь сделать? — закричала она. — Ты хочешь заколоть старую Кадиджу?
Принц Юссуф дал знак адъютанту удержать часового и защитить горбатую старуху.
— Оставь старуху, — приказал Гассан-бей громовым голосом, который так испугал бостанджи, что он, схватив штык, бросился в сторону. Гассан отворил ворота и впустил в парк беспрестанно кланявшуюся почти до земли старуху, чтобы дать ей деньги.
Старая хитрая Кадиджа узнала принца и его адъютанта и бросилась перед ними на землю, произнося громкие похвалы.
— Это твое милосердие спасло бедную гадалку! Ты не преминул помочь ей, — воскликнула она, обращаясь то к принцу, то к Гассану, бросившему ей золотую монету, которую Кадиджа с еще более громкими похвалами подняла и судорожно прижала к своим засохшим губам.
— Аллах, бесконечна твоя благость, что ты удостоил меня перед кончиной узреть прекрасного, светлейшего принца и его благородного воспитателя! — громко воскликнула она. — Как должна прославлять я этот день, доставивший мне такое счастье! Я видела тебя, прекрасный, светлейший принц, исполнилось теперь мое заветное желание! О, восходящая звезда Востока, позволь старой Кадидже доказать тебе свою признательность! Протяни ей твою левую руку, великий, светлейший принц, и старая Кадиджа, к которой приходит знатный и простолюдин, богатый и бедный, чтобы она разгадала их сны, предскажет тебе твое будущее! Твое милосердие так велико, исполни просьбу галатской гадалки.
Принц Юссуф, по-видимому, не хотел знать свое будущее, но так как старая Кадиджа беспрестанно умоляла о позволении, то Юссуф бросил вопросительный взгляд на Гассана.
— Если прикажешь, принц, я дам гадалке свою руку, — сказал он, — чтобы ты услышал, что она мне предскажет.
— Сделай это, если ты этим не пренебрегаешь!
— Я предскажу тебе все, что ждет тебя в будущем, благородный воспитатель, и ты когда-нибудь вспомнишь старую Кадиджу и ее слова, ибо они сбудутся, верь мне! — воскликнула толковательница снов. Между тем во дворе быстро темнело, и таинственный сумрак покрывал сидящую на корточках гадалку. Она сама и ее слова производили неприятное впечатление, и Гассан хотел уже оставить ее и идти дальше с принцем, не дожидаясь ее предсказаний, как вдруг заметил, что Юссуф, никогда еще не видевший и не слыхавший гадалки, заинтересовался всем происходящим.