Прошло около четверти часа, и балдахин заколебался. Он стал медленно подниматься и вскоре вернулся на прежнее место. В ту же минуту у дверей послышались шаги.
— Сделай вид, как будто ты задушен! — шепнула Сирра, поспешно скрываясь за постелью.
В ту же минуту дверь отворилась, и на пороге показался Гуссейн-паша в сопровождении адъютанта и двух солдат со свечами в руках.
Сади лежал, как мертвый. С каким удовольствием крикнул бы он этим негодяям, что он жив и что придет время, когда он отомстит своим врагам. Но мысль о Реции удержала его, и он притворился мертвым.
— Да, ты прав, — сказал Гуссейн, обращаясь к адъютанту. — Он мертв! До утра он останется лежать здесь.
С этими словами Гуссейн взглянул на балдахин постели. Казалось, при виде этой адской машины его охватил ужас, он поспешно повернулся и молча вышел из комнаты.
Некоторое время слышны были удаляющиеся шаги, затем все стихло.
VI. Благородное сердце
Всю ночь Реция напрасно ждала возвращения Сирры. Наконец стало рассветать. Ей нельзя было больше оставаться в сераскириате, не подвергая себя опасности быть узнанной, и поэтому она, скрепя сердце, подошла к воротам, выходившим на берег, думая через них выйти на свободу.
Солдаты, стоявшие у ворот, были очень удивлены, увидев так рано персидского торговца.
— Как ты сюда попал? — спросил один из них Рецию.
— Я пришел сюда еще вчера, — отвечала Реция, стараясь изменить голос. — Но я опоздал и должен был заночевать во дворе.
— Без приказания караульного офицера никого нельзя выпускать! — сказал солдат. — Назад!
— Но ведь вы видите оба, что я — персидский торговец.
— Кто бы ты ни был, мы тебя не пропустим.
Реция увидела, что здесь ей ничего не добиться и повернула назад.
Обойдя башню, она направилась к другим воротам, выходившим на дорогу, думая тут попытать счастья.
Солдаты, стоявшие здесь, видели уже накануне персидского торговца.
— Как? Ты уже опять пришел сюда? — спросил один из них, обращаясь к Реции.
— Я пришел еще вчера вечером! Я — торговец розовым маслом.
— Да, я тебя знаю, я купил у тебя вчера опиума. Куда же ты девал свой ящик?
— Я сейчас расскажу тебе, что со мной случилось! Твои товарищи требовали опиума, а у меня его больше не было.
— Как? Ты все распродал?
— Все! Где же мне было достать опиума? «Ну, так принеси нам еще, а пока мы оставим в залог твой ящик», — сказали твои товарищи. Я думал, что они шутят, и ждал до вечера, пока не заснул, но теперь я вижу, что они, пожалуй, и в самом деле не отдадут мне ящик, вот я и хочу сходить за опиумом.
Солдаты рассмеялись.
— Да, ты прав! — сказал один из них. — Принеси-ка еще опиума, нам он тоже нужен.
— Так выпустите меня тогда.
Солдат тотчас же отпер ворота. Реция вышла, и тяжелая дверь снова за ней захлопнулась. Она была на свободе!
Что она должна была сделать, чтобы освободить Сади и бедную Сирру?..
Но оставим пока Рецию и войдем в тюрьму, где был заключен Гассан.
Уже само свержение султана возбудило в нем страшный гнев против заговорщиков, при известии же о смерти Абдула-Азиса им овладела неописуемая ярость и бешенство, и он поклялся страшно отомстить изменникам, убийцам султана.
Его гнев и ненависть покажутся нам справедливыми, если вспомнить, что Гуссейн-Авни-паша постоянно старался показать султану свою преданность, что план передачи престола принцу Юссуфу был делом его рук, так как он надеялся выдать свою дочь за принца, и поэтому исполнение плана обещало ему неисчислимые выгоды. Когда же надежды его рухнули и брак распался, он стал злейшим врагом султана. Мансур был еще хуже его, Рашид тоже не лучше. А эти трое и были душой заговора!
Из трех друзей, казавшихся опасными заговорщикам, на свободе остался один Зора-бей, но против него они не смели действовать открыто, так как он был очень любим в лондонских дипломатических кругах, а при тяжелом положении Турции необходимо было поддерживать хорошие отношения с Англией, главным другом Турции.
Как мы уже знаем, Мурад V тотчас по восшествии на престол велел освободить принца Юссуфа и выразил желание видеть его.
Желание султана было немедленно исполнено, и принцы встретились в первый раз после перемены, происшедшей в их жизни.
Не ненависть и гнев, а только одна печаль о потере отца была на бледном лице принца Юссуфа, когда он вошел в звездный дворец Мурада.
— Я призвал тебя к себе, — начал Мурад, — чтобы сказать тебе, что ты совершенно свободен и тебе нечего опасаться. Я предоставляю тебе на выбор занять один из босфорских дворцов.
— Благодарю вас, ваше величество, за эту милость, — отвечал Юссуф. — У меня нет никакого желания, мне все равно, где жить!
— От покойного султана осталось тебе в наследство несколько дворцов, они несомненно твои, и я закрепляю их за тобой. Твой цветочный дворец хорош летом, но для зимы, я думаю, тебе приятнее будет дворец Долма-Бахче, часть которого предназначена для тебя. Я надеюсь видеть тебя при моем дворе. Я хочу уничтожить прежние отношения между султаном и принцами.
— Прием вашего величества доставляет мне большое утешение в несчастьях, которые на меня обрушились, — сказал Юссуф, на глазах которого блеснули слезы. — Вы можете понять всю глубину моей горести…
— Я знаю все! Аллах свидетель, что я не виноват в случившемся, — прервал его Мурад дрожащим от волнения голосом. — Меня так же. как и тебя, ужаснули страшные события в Черагане! Не в моей власти было предупредить их!
— Я не сомневался в этом ни одной минуты! — вскричал Юссуф.
— Может быть, у тебя есть еще какое-нибудь желание, — продолжал султан, — скажи мне, и я исполню его.
— Для себя мне ничего не нужно, ваше величество, но я воспользуюсь вашей милостью для одной дорогой мне особы.
— Мне уже давно известно твое благородное сердце, Юссуф. За кого ты просишь?
— У меня был адъютант, которого я любил и доверял ему, как самому себе. У него было много врагов, и при перемене правления он пострадал больше всех. Он томится сейчас в каменной тюрьме сераля. Я говорю про великого шейха Гассана!
— Тебе легко увидеть его свободным. Я сейчас сам напишу приказание освободить его, — сказал Мурад.
С этими словами он подошел к письменному столу и, написав приказание, передал его растроганному Юссуфу.
С драгоценной бумагой в кармане поспешил принц освободить своего несчастного друга.
До сераля было далеко, и только около полуночи Юссуф добрался туда.
Султанское повеление отворило перед ним все двери, и спустя несколько минут он уже входил в тюрьму, где был заключен Гассан.
Гассан не спал. Мысли о мщении и гнев не давали ему пи минуты покоя. Только при виде входящего принца его мрачное лицо немного прояснилось.
Он вскочил, бросился навстречу Юссуфу и заключил его в свои объятья.
— Я принес тебе свободу, Гассан-бей! — вскричал принц, сияя радостью. — Я пришел, чтобы вывести тебя отсюда.
Но эти слова не обрадовали Гассана. Его лицо снова омрачилось.
— Кому обязан я этой свободой, принц? — спросил он. — Министрам? Изменникам?
— Тише, Гассан! Сам султан написал повеление освободить тебя!
— А, это другое дело! Тем людям я не хотел бы ничем быть обязанным, но от султана я могу принять свободу. Благодарю тебя за помощь, принц, освобождение даст мне возможность исполнить долг мести!
— Что с тобой, Гассан? Твой вид и твои слова пугают меня. К чему такие мрачные мысли?
— И ты еще спрашиваешь, Юссуф! Разве не моя обязанность наказать презренных изменников, отомстить за несчастного султана его низким врагам!
— Это будет для тебя верной гибелью!
— Что значит моя жизнь, Юссуф? Я с радостью пожертвую ею для мщения!
Принца ужаснули мрачные слова Гассана. Он поспешил выйти с ним из сераля, где их могли слышать приспешники заговорщиков.
— Ты слишком возбужден, друг мой! — сказал Юссуф, когда они вышли на дорогу. — Пожалей себя! Не решайся на дело, которое может погубить тебя! Обещай мне…
— Не требуй от меня никакого обещания, Юссуф, — прервал Гассан, — я не дам его!
— Значить, я увидел тебя свободным только для того, чтобы лишиться тебя? Иди лучше со мной в мой цветочный дворец, и будь моим лучшим другом, как прежде.
— Твой прекрасный дворец? Нет! Оставь меня на свободе, Юссуф.
— Но куда же ты пойдешь?
— На улице Мустафы есть большой хан{Xан — гостиница.}.
— Ты хочешь там жить?
— Да!
— Но отчего ты не хочешь жить со мной в моем дворце? — спросил печально Юссуф.
— Не сердись на меня за это принц, так будет гораздо лучше!
В это время они достигли улицы Мустафы. Принц не мог расстаться с Гассаном, ему казалось, что он теряет его навеки. Он долго ходил взад и вперед перед ханом, разговаривая с ним, пока наконец не наступило утро, и первые лучи восходящего солнца не осветили бесчисленные минареты Стамбула.
— Теперь прощай, принц, благодарю тебя за твою любовь, за свободу, которую я получил благодаря тебе, — сказал Гассан, прощаясь с Юссуфом.
— Я вижу, что ты хочешь разлучиться со мной! Ты хочешь расстаться со мной навсегда! — вскричал принц.
— Еще нет! Решительный час пока не настал, — отвечал твердым голосом Гассан, — мы еще увидимся!
Они расстались. Гассан вошел в хан, а принц медленно и задумчиво пошел по пустынным еще улицам.
Это было утро того дня, когда Реция успела удачно выйти из башни сераскириата с тяжелой думой о Сирре и Сади.
Юссуф шел по узкой улице, проходившей мимо ворот сераскириата. В ту минуту, когда он был уже недалеко от них, он увидел, что ворота отворились и из них вышел какой-то человек, по-видимому, торговец-перс.
Принц не обратил бы на это внимания, если бы в жестах и походке перса не было чего-то особенного.
Уже только несколько шагов разделяли их, как вдруг перс при виде принца вздрогнул и остановился. Черты его показались Юссуфу знакомыми, несмотря на повязку, закрывавшую большую часть лица.