– Мирик, дело в том, что я тебе рассказала не все, что случилось в день моей свадьбы, а теперь рояль в кустах проявил агрессию, можно сказать, заиграл траурный марш, – и я поспешила конкретизировать, видя его полное непонимание. – В общем, чтобы не плутать в изящной словесности, постараюсь быть краткой.
Надо отдать ему должное, Мирослав был отличным слушателем, но самое главное, что история с перепрятыванием трупа накануне свадьбы, не вызвала у него никаких эмоций. А ведь такой поступок мало вязался с избранным мною обликом бедняжки Дюймовочки, на которую объявили охоту местные чудовища. Положа руку на сердце, я считала этот факт своей биографии крайне аморальным и дурнопахнущим и предпочла бы о нем никогда не вспоминать, не говоря уж о том, чтобы рассказывать сии подробности человеку, в которого влюбилась не так давно, но довольно пылко. Но, как говорят французы, се ля ви, и ничего тут не поделаешь. В общем, я облегчила душу признанием, а в довершение рассказала о предпринятом нами с Риткой расследовании, в результате которого она прикарманила, к моему вящему ужасу, чужие драгоценности. В этом месте я сделала скорбную мину, так как готовилась перейти к самому главному, то есть нижайшей просьбе о спасении Риткиного живота. Но, взглянув в лицо Мирославу, запнулась. Чело любимого покинуло тревожно-печальное выражение, которое еще недавно омрачало прекрасные черты. Он выглядел… довольным, черт возьми.
– То есть ты хочешь сказать, что Маргарита Алексеевна, несмотря на твои протесты, все же прикарманила бесхозные бриллиантики? – уточнил он сладким голосом.
– Ты абсолютно правильно заметил, она действительно считала их на тот момент бесхозными. И не смогла удержаться, чтобы не подобрать то, что утратило, по ее уразумению, хозяина.
– Ага, а сейчас она уже так не считает? – продолжал чему-то радоваться Мирослав.
– Увы, нет. Она уже так не думает. Сейчас она сидит под домашним арестом. Видишь ли, как я и предсказывала, объявились какие-то бравые ребята, которые в мгновение ока напали на наш след и теперь отрабатывают на ней современные приемы изощренных пыток, – ввела я его в курс дела.
– Интересное кино, – протянул он, прищурившись. – А как тебе об этом стало известно? Позвонили соседи, которых взволновали ее предсмертные крики?
– Нет, зачем? Она сама мне позвонила.
– Классно, – одобрил он, – это что же, они ей приказали с тобой связаться?
– Нет, – добросовестно стала объяснять я, не понимая, однако, с чего это его так разбирает. – Они ее заперли в кладовку и куда-то делись. А она мне оттуда позвонила.
– Из кладовки? – уточнил Мирик.
– У нее в кладовке есть телефон.
– Что у нее в кладовке?! Бред собачий! – хлопнул он по рулю. – Зачем ставить в кладовке телефон? Она ненормальная?
– Господи, да что ж это тебя так забавляет? Какая разница, зачем она туда протянула линию? Как видишь, он очень даже необходим в этой самой кладовке, – кипятилась я. – Мирослав, моей самой близкой подруге угрожает опасность! Ты сможешь мне помочь? Я должна буду туда поехать, чтобы ее подстраховать. Она отдаст им их побрякушки без разговоров! Только ведь страшно, что ее могут изуродовать или вообще прихлопнуть.
– Раньше надо было думать! – буркнул он.
Но по всему было ясно, что я не останусь без его поддержки и в этом случае. Я приободрилась и принялась закреплять успех, то есть причесывать перышки всей этой пренеприятнейшей истории.
– Понимаешь, Мирик, Ритка не воровка, она взяла драгоценности, потому что подумала, что хозяину этих цацек уже все равно. Ведь деньги – это соблазн, а такие побрякушки – это непреодолимый соблазн, особенно для такой авантюрной натуры как Ритка!
– Ага, все так говорят, когда что-нибудь прикарманят.
– Ритка – одинокая женщина, – разволновалась я, – и в этом жестоком мужском мире она пытается играть по заданным правилам. Она всегда на страже: не упустить свой шанс, не проморгать выгоду, ухватить то, что плохо лежит. Ритка была бита жизнью неоднократно, но как птица Феникс возрождалась из пепла и снова становилась на ноги.
– Если твоя королева Марго не искоренит свои воровские наклонности, то ноги ей пообломают, а пепел развеют по ветру, не из чего будет в очередной раз возрождаться.
Столь вольная интерпретация моих поэтических сравнений охладила мой патетический пыл. Мирослав тем временем завел мотор, и мы медленно покатились прочь от салона. Я кинула украдкой тоскливый взор в сторону почти «моего» автомобиля и снова сосредоточилась на своем спутнике.
– Мирослав, Ритку осуждать нельзя. Редко бы кто отказался от подобной возможности – стать обладателем несметных сокровищ при условии, что они как бы никому конкретно не принадлежат, – заявила я.
– Ага, вот именно что «как бы», – заметил он. – И ты, в том числе, не смогла бы удержаться? Ты же говоришь, что была против того, чтобы оставлять у себя драгоценности.
– Пойми. Мы с Риткой большие подруги, но не сиамские близняшки. Она вольна поступать как считает нужным, даже если мне что-то и не нравится в ее решении. Она прихватила чужую вещь. Это плохо. И чуть позже она осознала, что вещь может принадлежать не убиенному Жаткину, а кому-то еще. Но было уже поздно. Возвращаться и класть колье на место не имело смысла.
– Ты ее выгораживаешь. Но мне сейчас интересно не то, почему она взяла, а то, взяла ли бы на ее месте ты, – заземлил меня Мирослав.
– Я бы не взяла, – огрызнулась я, – у меня другие принципы. Я от милиции и бандитов стараюсь держаться подальше. Ясно? А тут отчетливо пахнет криминалом. Жаткин – мелкая сошка, у него не могло быть в принципе подобной вещи. Значит, это не его цацки. А раз не его, то рано или поздно, но их начнут искать хозяева. И выйти на нас труда не составит. Вот такая простая логика. Я согласилась оставить у себя колье, потому что предвидела, что так все и будет. Теперь мы можем спокойно вернуть его хозяевам, а если бы мы от него избавились, тогда бы не сносить нам головы. Разве я не права?
– Не права. События могли разворачиваться так, что независимо от того, отдали бы вы побрякушки или не отдали, вас все равно прихлопнули бы на всякий случай, – пожал плечами Мирослав и умолк. – Знаешь такую поговорку: «На чужой каравай рот не разевай», так вот это – народная мудрость.
Я решила, что спорить в данном случае бессмысленно, ну не хочет человек уразуметь, что Ритка не святая, а мне плевать на эти камешки, ну и ладно. Каждый волен думать все, что пожелает. Я предпочла промолчать, он тоже не стал больше морализировать, так мы в молчании и добрались до дома Ритки. Честно говоря, я понятия не имела, что следует дальше делать. Показала ему нужный подъезд, и мы остановились. Меня так и подмывало посоветовать Мирославу связаться с его ребятами, чтобы они приехали на подмогу. У него даже пистолета нет, так чем же он испугает бандитов, захвативших Ритку? Но Мирослав держался очень уверенно. Вылез из машины, галантно добыл из салона меня, распахнув дверь и подав ручку. И, поддерживая по локоток, повел в подъезд.
– Мы что. просто так пойдем и позвоним в дверь? – не выдержала я.
– Вот так просто. А что, у тебя есть другие предложения? – поинтересовался он.
Предложений по более эффективному штурму квартиры у меня не было, поэтому я не стала умничать. Оказавшись перед знакомой дверью, я вздохнула, а Мирослав нажал на кнопку звонка. Послышались шаги, щелкнул замок, и нашему вниманию предстал… Серега.
– Прибыли? – буднично спросил он.
– Проходи, – посторонился Мирослав.
В полной растерянности я шагнула в прихожую, пытаясь сообразить, каким образом ребята смогли здесь оказаться, ведь их никто не вызывал.
И тут из кладовки раздался приглушенный шум, а я ахнула и предприняла попытку выскочить из квартиры. Мирослав схватил меня в охапку, я отчаянно сопротивлялась. В долю секунды он с ребятами превратились в «залетных бандюков». Я не смогла достойно выдержать такого удара судьбы. Клянусь, первый раз в жизни я воспользовалась столь превосходным методом исчезновения из ужасной действительности – взяла и хлопнулась в обморок. Раньше, как ни старалась, мое сознание было непоколебимо-железобетонным, а тут – бац – и отключилось. К сожалению, задержаться в неведомых далях мне не дали. Кто-то надавал по щекам, и я вновь оказалась в этом диком мире.
– Ксюнчик, ты чего? – спросил Мирослав.
– Ксюшка, ты жива? – нервничала Ритка из-за его плеча.
Мое бренное тело, оказывается, доставили из прихожей в зал, но я не стала нежиться на мягком диване, а попыталась принять воинственную позу. При виде живой и невредимой подруги от сердца отлегло, но Мирослав, вражья морда, вызывал позывы к драке. Я обожгла его гневным взглядом и потребовала объяснений от Ритки. Мирик не слишком вежливо придавил мои плечи к подушке и сказал, чтобы я не волновалась.
– У нас будет масса времени, пока Маргарита Алексеевна с Серегой съездят к ней в офис и изымут из сейфа искомый предмет, – ангельским тоном заявил он.
– Ксюшка, ты только не волнуйся. Мы пришли с ребятами к консенсусу, – заверила меня Ритка.
– Да, а чего они тебя в кладовке держали?
– Так я вредничала, – пояснила она, – сама там заперлась.
– У нее там не кладовка, а гитлеровский бункер какой-то, – пожаловался Серега. – И телефонная линия, и запасы еды, и задвижка изнутри! Это что за дела, а? Еще бы гранатомет туда схоронила!
– Так ведь ситуации разные бывают, всего и не предусмотришь, – развела руками Ритка. – А на счет гранатомета я подумаю.
– По-моему, – кашлянул вежливо Мирослав, – вам пора.
И парочка, как по мановению волшебной палочки, исчезла из моего поля зрения.
– Так вот, значит, что за дело было у тебя в городе! – произнесла я с большим чувством, как только мы остались одни. – Подлый предатель!
– Ксюнь, дай я скажу, – попытался остановить меня Мирослав.
Но никакие трактаты в мире, как впрочем и чувство разума, уже не смогли бы меня удержать от словесного потока. И тем более его жалкие попытки оправдаться! Мысли стремились облачиться в слова и выплеснуться в лицо обманщика.