Он присел надо мной, изучая меня, как препарированную лягушку. Когда я попыталась отвернуться, чтобы не видеть этих бегающих глаз за стеклами очков, он схватил меня за подбородок и заставил смотреть на себя.
– Я вижу, что ты вспомнила тот разговор? Не поймешь, как я мог стать его свидетелем? Ха-ха-ха! – засмеялся он мне в лицо. – Очень просто, я позвонил тебе в тот момент, когда вы строили с ней (еще один тычок в ребро подруги) планы, как меня надуть по всем параметрам. А у нас, знаешь, какие непредсказуемые телефонные линии, запросто можно вклиниться в чужой разговор! На этот раз они стали линиями судьбы. Я смог прослушать всю вашу беседу, вплоть до ее рекомендаций, чтобы ты забеременела от какого-нибудь безмозглого красавца. Конечно, я – урод, от которого родится какая-нибудь лягушка, но еще я полный кретин и не заподозрю ничего, если даже ребенок будет с черной кожей! Как мило, правда? Это было почти забавно – слышать как твоя любимая невеста коллекционирует полезные советы своей ближайшей подружки. И тогда я понял, что само провидение дало мне возможность окончательно прозреть! Знаешь, почему я настоял на тайной свадьбе? Чтобы мне не смогла помешать моя мамаша, которая на тот момент окончательно помешалась из-за тебя! У меня уже родился план, как сделать так, чтобы ты на всю жизнь запомнила нашу свадьбу, как я запомнил тот день, когда она не состоялась в первый раз. Но мамочка, одержимая идеей от тебя избавиться на веки вечные, могла мне помешать, поэтому я разыгрывал из себя невинную овечку, боящуюся огласки и маминого гнева. Мы поменялись ролями. Теперь я вынашивал планы, превратившись из жертвы в карателя, а ты плясала под мою дудку.
Он одним глотком допил коньяк и сбегал еще за одной порцией, за это время Ритка умудрилась сесть, привалившись к шкафу спиной и оттуда таращила на меня глаза. У меня же бежали по лицу слезы. Я ничего не могла с собой сделать. Это было выше моих сил. Вернувшийся Костя не обратил никого внимания на Ритку, зато мои слезы его несказанно обрадовали.
– Правда, трогательная история? Я тоже плакал недавно, правда, по другому поводу. И знаешь, эти слезы принесли мне облегчение. Я понял, что все женщины – продажные твари, злобные, коварные, безжалостные. Вам плевать, кого жалить и насколько смертелен будет укус для вашей жертвы. Вы живете только для собственного удовольствия. Все это красивые сказки про женское самопожертвование, про вашу любовь и верность. Вы твари тьмы и мракобесия. Вы сводите мужчин с ума, отравляя им все существование, капля за каплей выпиваете нашу волю и силу. Вы хитрые, подлые, жадные и самовлюбленные. И это следует принять как данность. Жаль, что мое прозрение пришло так поздно. Возможно, моя жизнь сложилась бы иначе. И ты… Твое появление на моем жизненном пути – это испытание. И мне кажется, я выдержал его с честью.
В комнате воцарилась тишина. Коржиков что-то разглядывал в своем бокале. Вторую порцию он пить не стал. Мне вдруг показалось, что он уже высказался и сейчас начнет нас убивать. Стало страшно, по коже медленно побежали мурашки. А может, это от кондиционера? Интересно, о чем он только что говорил? Что это за пламенный спич с обвинением в адрес женского рода? Еще бы Еву-прародительницу вспомнил и подробности изгнания из рая!
– Так вот, дорогая, как видишь, ты ошиблась в отношении меня. Думала, нашла послушного Иванушку-дурочка, который будет всю жизнь плясать под твою дудку и исполнять любые твои прихоти, да просчиталась! Досадно, понимаю, еще как досадно. Но иногда так бывает с вами, женщинами, которые возомнят о себе, что они бог весть что собой представляют. Как говорит моя лаборантка, «чем выше шкаф, тем громче падает», – он отхлебнул коньяк и подошел к окну. – Как стемнеет, я отвезу тебя на дачу. Ты же говорила, что тебе нравится наша дача?
Он опять рассмеялся мелким противным смехом, а я поняла, где он намерен организовать мою могилу. Наверное, дедушка отбыл в город тряхнуть стариной, вот внучок и решил воспользоваться освободившейся территорией. Ну что ж, очень неплохое место, и мне действительно нравилась их дача. Мы там были недавно с Мирославом…
При мысли о нем слезы снова хлынули из моих глаз в три ручья. Сердце разрывалось от любви к нему и жалости к себе. Неужели мне больше не суждено его увидеть? Вопрос показался слишком пафосным, но мне это было глубоко безразлично. Раньше я бы непременно фыркнула, приди мне подобное в голову, но сейчас все было уместно. Я чувствовала, как нестерпимо жжет сердце от переполнявших его любви и тоски. Кошмар. Кошмар. Почему Мирослав не приказал Сереге ломать дверь в мою квартиру? Ведь я ему обещала позвонить сразу, как доберусь домой, а не позвонила. Он же должен волноваться и активизировать оставленного мне охранника! А он не активизирует. Неужели они дадут этому свихнувшемуся психу зарыть меня среди розария на даче? А Ритка, что он сделает с Риткой?
– Ты плачешь, почему? Неужели ты не задумывалась, что когда-нибудь придется платить по счетам? Или тебе казалось, что расплата наступит в далекой старости, когда там (ткнул указательным пальцем в потолок) будет решаться вопрос куда – в рай или ад – отправлять твою грешную душу? Нет, все не так. Есть еще такая вещь, как судьба. Я тоже в нее не верил, ты же знаешь, каким я был заядлым материалистом. Но она все же существует. И тебе не дождаться безобразной старости, ты умрешь молодой и красивой. И разве это не прекрасно?
Мне моя безвременная кончина прекрасной не казалась, а Ритка, судя по ее виду, вообще готова была проглотить новоявленного философа, невзирая на залепленный пластырем рот. Коньяк начал свое действие, язык Кости заплетался, речь становилась путаной.
– Знаешь, что самое смешное? Мать все-таки узнала о нашей свадьбе. Дед проболтался. Старый идеалист, он хотел размягчить ее каменное сердце! И это после того, что рассказал мне о ней?! Поражаюсь ему. Ну да ладно, не об этом речь. Мамочка осталось верной себе до конца. Она не привыкла сдаваться, и чуть было не испортила мою игру. Но от судьбы не уйти, ее нельзя переиграть, что бы там кто не говорил.
С этими словами он залез в шкаф и принялся что-то там выискивать. Наружу полетели мои юбки и футболки. При этом он продолжил свой монолог, который теперь звучал приглушенно, от чего казался еще более зловещим.
– Так вот, когда твой дружок пришел тебе на помощь и вы избавились от трупа, мои планы слегка нарушились. Я же думал, что ты поедешь с трупом в багажнике, а я позвоню в милицию и сдам тебя. Но твои мужики, готовы были за тобой испражнения подтирать, от тюрьмы спасать, с шабаша дожидаться…
Он громко икнул и вылез из шкафа с пледом в руках.
– О чем я говорил? Ах, да! Я за вами у гаражей следил, поэтому, когда добежал до машины, вы успели смыться из-под наблюдения. И я не знал, куда вы дели труп. И как назло, я где-то выронил мобильник, наверное, когда перелазил через забор. В общем, сообщить доблестной милиции о совершенном злодеянии не удалось. Пришлось ехать в загс. Но я же тебе говорил, что существует судьба? Так вот, исходя из ее предпосылок, нам было не суждено пожениться.
Рывком поставив меня на ноги, он поинтересовался, нравится ли мне его рассказ?
– Надеюсь, что да, потому как тебе придется его дослушать до конца, – сказал он почти веселым голосом, – но уже по дороге на дачу, потому как дольше здесь сидеть нет смысла. Сама посуди, прекрасный летний день, а мы торчим в городе!
И он принялся действовать. Ритку засунул в шкаф, хотя она и мычала и брыкалась. Заблокировал дверцы, замотал ручки скотчем, чтобы она не смогла оттуда вывалиться. И сказал, что если я буду себя хорошо вести, то он оставит ее здесь в шкафу, пока кто-нибудь ее не найдет, а если попытаюсь выкинуть какой-нибудь фортель, то он не раздумывая убьет нас обеих. Я, на всякий случай, покивала, что согласна на его условия, нужно продержаться как можно дольше. Сколько прошло времени с того момента, как Серега звонил в дверь? Минут тридцать, сорок, не больше. Наверняка он меня ищет, ведь за тем и оставлен был здесь, чтобы держать все под контролем. Куда он ушел, не обнаружив меня в квартире? Опять поехал к Ритке? Тогда он знает, что она тоже исчезла. Наши сотовые не отвечают, моя машина испарилась, мы не выходим на связь, соответственно, мы в беде. Надеюсь он додумается, как нас спасти!
Пока я себя старалась успокоить тем, что помощь не за горами, Коржиков распутал мои щиколотки, но взамен перепеленал бедра до самых колен. Теперь я могла передвигаться, но мелкими шажками, как японская гейша. Он напялил на меня самую длинную футболку и цветастую юбку до пят. Разрезал путы на руках, но тут же намотал новые, таким образом, руки стали связаны не сзади, а спереди. Чтобы скрыть «оковы», он перебросил через руки плед. После чего он двумя пальцами приподнял мой подбородок и, глядя мне в глаза, произнес внушительным тоном:
– Теперь слушай меня внимательно. Я сниму пластырь с твоего рта. Но если ты закричишь, то горько пожалеешь. Я убью не только тебя, но и твою подругу. Ты меня поняла? Учти: никто сразу ничего не поймет. Для всех я твой жених, профессор Коржиков, дурачок, которому ты исправно наставляешь рога. У меня будет время всех вас прихлопнуть. Ты же не забыла, что у меня пистолет?
Я утвердительно покачала головой, мол, не забыла.
– Хорошо, – кивнул он.
И задрал рубашку на животе, наглядно демонстрируя оружие, воткнутое за ремень. После чего резко содрал пластырь с моего лица. Слезы брызнули из глаз, и я слабо вскрикнула, потом уткнулась в плед лицом, согнувшись от боли в три погибели.
– Все. Пошли на выход, – скомандовал он.
И мы пошли. Его машина стояла прямо у соседнего подъезда. Он заботливо приобнял меня за талию, и мы медленно, но верно приближались к ней. Сердце мое хотело выпрыгнуть из груди, так оно громко колотилось и подскакивало. Я лихорадочно искала глазами Серегу, но увы, двор словно вымер – ни одной души. Было около четырех часов дня, а в это время редко кто сидит на лавочках без дела. Даже детишки куда-то разбежались. Я сникла. Неужели я ошиблась, неужели меня бросили в беде?