ь свою принцессу, от какого-либо вмешательства в мои планы. Вот уж кого бы я точно не хотела видеть рядом в столь ответственном предприятии — так это взбалмошного, импульсивного полукровку. Пусть лучше пылкий стрелок из арбалета отправляется к Нарроне — думаю, там ему представится долгожданная возможность поквитаться с демонами.
Один лишь Эткин не проявлял никакого интереса к задуманной мной афере. Дракон, кажется, впервые в жизни мучавшийся сильнейшим похмельем, только вяло махнул лапой — что, очевидно, заменяло пожелание доброго пути. После этого несчастный страдалец отполз в тень большого дуба и по-кошачьи свернулся в клубок, отгородившись крыльями от шумного окружающего мира. На кислой морде дракона вполне выразительно отображались владевшие им философские размышления — о пользе добровольной абстиненции.
— Далеко до Белой скалы? — Я любовалась лучами утреннего солнца, отражавшимися от шелковой глади волос юного некроманта.
В ответ Марвин одарил меня волшебной улыбкой и осиял ласковым взглядом прекрасных глаз:
— Мы приедем к ней завтра.
Я почти пожалела, что уединение с красавцем магом окажется таким коротким. Юноша лукаво прищурился, догадываясь о нескромных мыслях, бродивших в моей голове.
— Ты всегда веришь собственным глазам больше, чем собственному сердцу, принцесса?
Неожиданный вопрос удивил меня чрезвычайно:
— К чему ты это спрашиваешь? Сердце подсказывает мне, что ты на самом деле вовсе не плохой человек, а мои глаза видят твою невероятную красоту.
Марвин хмыкнул:
— А твое лицо чем-то отличается от лица брата?
Я сняла золотую маску:
— Суди сам.
Юноша несколько минут спокойно рассматривал демонстрируемое уродство:
— Да, вы похожи, как две горошины из одного стручка. Вы близнецы. Ваша внешность не отталкивает, она скорее вызывает нездоровый интерес и излишнее внимание.
Потом он помолчал и непоследовательно спросил:
— Так ты веришь в мою красоту?
Я удивилась еще больше, пожала плечами и, достав Зеркало истинного облика, подала его настырному магу, не понимая, к чему ведут эти странные разговоры. Стеклянная поверхность послушно отразила волшебную красоту Марвина. Юноша долго рассматривал свои черты, широко распахнув черные глаза. Меня поразило выражение недоверия, написанное на прекрасном лице.
— Ты говоришь, оно показывает настоящий облик человека?
— Желаешь удостовериться? — Я поднесла зеркало к собственному лицу.
— О-о-о-о… — К моему удовольствию, некромант залюбовался обворожительной девушкой, которой я должна была стать, но не стала на самом деле. — Если ты сможешь вернуть себе свою истинную внешность, то затмишь многих и многих известных красавиц.
— А каких красавиц ты знаешь? — пробудилось во мне любопытство.
— О-о-о-о, — опять, на этот раз мечтательно, протянул Марвин, — я видел портрет одной знатной эльфийки, дальней родственницы королевы Альзиры. Она дочь князя, и ее зовут Лилуилла. Эта девушка прекрасна. Ее красота сильно отличается от твоей, она не выглядит отважной королевой-воительницей, она хрупкая, нежная и беззащитная. Золотоволосую княжну называют одной из прекраснейших дев Поющего острова… — Юноша погрустнел. — Мне никогда не встретиться с этой девушкой…
— Да ты влюблен, — восторженно ахнула я. — Не грусти, иногда жизнь преподносит нам неожиданные сюрпризы. Возможно, когда-нибудь тебе еще выпадет возможность увидеть воочию девушку с портрета.
— Ты не понимаешь, — вздохнул Марвин. А потом, словно желая уйти от болезненной для него темы, иронично поинтересовался: — А ты сама как, тебя случайно не пленили чары смазливого Лансанариэля?
— Ланс? — Я махнула рукой и рассмеялась: — О нет, он всего лишь друг.
Воспоминания о Генрихе, о его царственных манерах и суровой красоте, необычно сочетающейся с безобразием, воспоминания о мужских пальцах, бережно прикасающихся к моему уродливому лицу — будили в душе целый шквал эмоций, странных и непривычных. Боясь самой себя, я поспешно загнала эти странные мысли обратно, подальше, в самый потаенный уголок сердца.
— Как ты думаешь, чего хотят от тебя Страх и Ужас? — Видя, что я не собираюсь продолжать пикантный разговор о личных переживаниях, Марвин вернулся к сути нашей поездки.
— А чего мы все хотим от жизни и друг от друга? — Меня удивила наивность некроманта. Еще бы понять — показная она или натуральная. — Вот ты сам о чем мечтаешь больше всего, кроме прекрасной Лилуиллы?
— Я хочу стать великим магом. — Юноша сразу посерьезнел. — Я сделал все возможное для достижения этой цели, но все-таки не добился результата. Почему?
Дорога серой лентой извивалась меж невысоких холмов. Птички, не видимые в пышной листве деревьев, проводили разноголосую распевку, приветствуя взошедшее солнце. Бес шевелил ушами и косился на серую соседку, меланхолично переставлявшую копыта. Длинный и тяжелый магический посох, неудачно притороченный к седлу, периодически шлепал кобылку по крупу, но даже это не могло вывести спокойную лошадку из полусонного состояния. Все вокруг дышало тишиной и покоем. Никак не верилось, что всего лишь несколько часов отделяют меня от встречи, которая может роковым образом изменить весь ход последующих событий. Мне очень хотелось, пока для этого еще есть время, — поразмыслить, попытаться увязать воедино разрозненные нити фактов и версий, но Марвин не понимал моего состояния и продолжал втягивать в беседу.
— Почему? — Я вглядывалась в чистое, открытое лицо юноши. — Все люди хотят одного и того же — власти, славы, богатства, красоты, любви. А великие маги все это имеют в избытке. Зачем же ты захотел стать колдуном, Марвин?
— Ты не права, — опечаленно вздохнул юноша. — Ни один маг, даже сам отец, не смогли спасти мою умирающую от болезни мать. Слишком многое в жизни нельзя получить посредством только одного придуманного желания, без приложения сил.
— Вот. — Я одобрительно кивнула. — За все нужно платить. Оплаченное собственным трудом — ценится дороже. Доставшееся даром — ценится дешевле, приносит меньше пользы и удовольствия, а зачастую — развращает, идет во вред. Лишь выстрадав свое счастье и обретя его, мы начинаем ценить и беречь то, чего смогли добиться. Существуют высшие ценности — честь, совесть, любовь, дружба, справедливость, сострадание. Вряд ли их стоимость и значимость можно оценить каким-нибудь вещественным мерилом. Их нельзя купить или приобрести — они приходят к нам сами, если мы этого заслуживаем.
Марвин внимательно слушал меня.
— Но многие живут без всего того, что ты сейчас перечислила.
— Живут, — согласилась я. — Но счастливы ли они на самом деле?
— Что же тогда называют счастьем?
Я улыбнулась:
— Наверно, этот наболевший вопрос ты неоднократно задавала своим мудрым учителям?
Юноша смущенно кивнул.
— Ну вот. Только не думаю, что они смогли тебе дать однозначный, исчерпывающий ответ. У каждого человека свое определение и состояние счастья. И своя продолжительность. Один чувствует себя счастливым часто и долго, а другой — редко и быстротечно. Счастье в нас самих — в нашем отношении к жизни, в умении ценить простые, доступные нам радости, в умении создавать гармонию внутри себя, в умении не допускать противоречий и вписываться в окружающий мир. Ты захотел стать магом для того, чтобы спасти свою мать?
— Да. — Голос юноши прозвучал глухо, он отвернулся, скрывая слезы. — Но я не успел.
— Зато подумай, скольких других людей ты можешь спасти теперь. Твою мать уже не воскресить. Но в твоих силах сделать так, чтобы сотни детей не потеряли своих матерей, а многие матери возносили благодарственные молитвы для твоей ушедшей матушки, благословляя ее, подарившую миру такого сына. Разве это не даст тебе ощущение счастья?
Марвин поднял на меня мокрые, сияющие глаза:
— Да, о да! Кажется, теперь я стал лучше понимать, чего мне хочется добиться в жизни и почему я не могу быть с Ринецеей. Спасибо тебе, принцесса!
— И еще одно. — Мне не хотелось пугать юношу, но я не имела права скрывать самое главное. — За все, что мы получаем, чего мы добиваемся, — нужно платить. И чем выше наше достижение — тем дороже окажется заплаченная нами цена. Готов ли ты к этому, друг мой?
— Готов! — Марвин уверенно расправил плечи и протянул мне узкую, но крепкую ладонь. — Я больше не собираюсь заглушать голос своей совести. Я понял: нельзя построить собственное счастье на несчастье другого человека. Я хочу нести в этот мир свет любви и добра.
— Да будет так! — скрепляя данную клятву, я торжественно пожала руку новообретенного друга.
Глава 9
День подходил к концу. Солнце, потемневшее и потускневшее, все быстрее скатывалось к линии горизонта, источая все меньше тепла и света. Долгая дорога вывела нас на берег не очень широкой, но бурной речки, с шумом падающей со скалы огромного утеса. Вода ревела и бурлила, преградив дальнейший путь.
— Рона, — я сверилась с картой, выручавшей меня на протяжении всего путешествия от замка Брен до сегодняшнего дня.
— Ее истоки, — поправил Марвин. — Здесь она еще не производит того величественного впечатления, как под стенами Нарроны — «Города на реке». Вот там она воистину разливается в самую главную, самую судоходную реку нашего королевства.
Несмотря на ровный, спокойный голос, юноша выглядел усталым. Глубокие синие тени залегли под прекрасными глазами, волосы утратили прежний яркий блеск и словно бы свалялись. Слой дорожной пыли припорошил бледное лицо, старя его лет на двадцать.
— Ты случайно не заболел? — Я взволнованно вглядывалась в утомленное лицо друга. — Ты выглядишь измученным и нездоровым.
Некромант улыбнулся тенью прежней обворожительной улыбки:
— Это все дорога. Я непривычен к верховой езде, тем более на такие значительные расстояния. Завтра мы спустимся чуть ниже по течению и выйдем к домику паромщика, который переправит нас на другую сторону. Оттуда до Белой скалы — рукой подать. А сейчас, — юноша проводил тоскливым взглядом солнце, почти скрывшееся за верхушками деревьев, — давай устроим привал.