— А это сестрица Лепра, — ласково пропела Чума, указывая на женщину, сидевшую по ее левую руку.
Я взглянула и содрогнулась. По части «красоты» Лепра далеко опережала своих «прелестных» родственниц. Ее лицо, худое и непропорциональное — впрочем, как и все тело, — представляли собой сплошной набор глубоких каверн, выеденных проказой до такой степени, что на их дне отчетливо просматривались кости и связки. Но самым потрясающим явлением стало то, что разлагающаяся плоть находилась в непрерывном движении. Раны открывались, зарастали и вновь прорезались в другом месте, образуя непрерывный, завораживающий в своем безобразии процесс. Красотка Лепра счастливо похихикивала, наслаждаясь произведенным эффектом.
Позднее, приняв на грудь немало кружек пива, я все-таки извлекла заветное зеркало и предложила его сестрам. Оспа отразилась обворожительной блондинкой, хрупкой и восхитительно прекрасной. А Лепра, в своем видимом обличии — самая ужасная из трех сестер, пленяла гибкостью точеного золотистого тела, роскошью каштановых кудрей и ярким блеском светло-карих глаз. Воистину, ни одна хваленая эльфийка не смогла бы сравниться по красоте с этой удивительной девушкой. Несчастный Марвин, в миг позабывший свою Лилуиллу, не сводил влюбленных глаз с кокетки Лепры, отвечавшей ему полной взаимностью.
Пирушка, незаметно переросшая в банальную пьянку, была в полном разгаре. Хозяин, по приказу Чумы отмерший от своего полуобморочного состояния, вихрем носился по комнате, выставляя на стол все новые и новые блюда. Марвин, произнесший проникновенную речь в честь жениха и невесты и обласканный всеми сестрами, тихо млел от счастья под боком у Лепры. Архидемон, отдав должное забористому пиву, на пару с Оспой виртуозно исполнял похабные частушки, донельзя смущавшие как хозяйку, так и любвеобильную кошку. Пользуясь общим весельем, тетушка Чума выразительно указала глазами в сторону двери, видимо, приглашая меня на конфиденциальную беседу. Никем не остановленная, я тихо выскользнула за порог.
День клонился к вечеру. Лупоглазые стрекозы, давно уставшие размахивать слюдяными крылышками, утомленно расселись на столиках парома. Привлеченная их обществом, я взобралась на прогретые бревна этого судоходного чуда и, стянув надоевшие сапоги, опустила ноги в прохладную речную воду. Лес на другой стороне реки замер единым непроницаемым темно-зеленым заслоном. Где-то за ним скрывалась Белая скала.
— Боишься? — спросила Чума, подбирая подол савана и усаживаясь рядом со мной.
— Боюсь, — честно призналась я.
— Чего, смерти? — Слово «смерть» в устах тетушки приобретало особый, потаенный смысл.
— Бабушке так не терпится меня увидеть? — ехидно спросила я, краем глаза наблюдая за реакцией Чумы.
— Хулиганка! — Тетка небольно дернула меня за рыжий локон. — Все произойдет в нужное время. — Не бойся, девочка. Бояться нужно не того, что вокруг нас, а того — что у нас в душе, тех демонов, которые сидят внутри нас.
— Не ожидала от тебя подобного фатализма.
— Это Ринецея не верит в судьбу, — недовольно процедила Чума. — Поэтому и стремится истребить наш род.
— Ты говоришь об этом уже не в первый раз, — напомнила я. — Чем это наш род так не угодил зловредной узурпаторше?
— Я знаю не много, — вздохнула Чума. — Но слышала, что Ринецея увидела в Оке времени, как одному из нашего рода суждено замкнуть Кольцо.
— Бр-р-р, — потрясла я головой. — Ты меня совсем запутала. С каждым днем загадок и вопросов становится все больше, а ответов — не прибавляется.
— Подробно об Оке времени и Обители затерянных душ знают лишь Смерть и Аола. Мне же известно, что кому-то из нашего рода судьба предоставит возможность выбора — каким путем пойти в жизни, и от этого будет зависеть будущее нас всех — королевства в целом, меня, моих сестер, самой Смерти. Возможно, этим кем-то — будешь ты.
— Да уж, — рассмеялась я. — Как говорится, чем дальше в лес — тем злее гоблины. Не много ли ответственности на меня навешивается? Ведь я хотела всего лишь найти брата.
— И не думала, что вы с братом — ключ ко всему?
— Не бывает ключей без замка и — без ключника, — хитро протянула я.
— Вот тебе на! — наивно ахнула Чума. — А демиурги-то на что?
И все сразу встало на свои места. Обнаружились незримые, недостающие игроки, передвигающие всех нас подобно фигуркам на шахматном поле.
— Так вот откуда ветер дует. Не они ли авторы знаменитых пророчеств, на которые так любит ссылаться Генрих?
— Они, они самые, — обрадованно кивнула Чума. — И все мы от них зависим. И про всех нас там написано, даже про вас с Генрихом.
— Ну, значит так. — Я решительно встала, потуже затягивая пояс, на котором висела «Рануэль Алатора». — Разберусь я еще с этими графоманами, как пить дать — разберусь!
— О-о-о-о, — восхищенно распахнула глаза тетушка, — угрозы в адрес самих всесильных демиургов. Теперь я верю в то, что именно ты захочешь сама вершить свою судьбу!
В этот момент дверь домика паромщика широко распахнулась, выплескивая наружу громкое пьяное пение нескольких человек.
— Гляди-ка ты, напились, все напились, — опечалилась Чума.
— Тетушка, далеко ли до Белой скалы? — спросила я, различив в пьяном хоре голоса моих проводников.
— Да нет, — встрепенулась Чума. — Как выйдешь на тот берег, так все прямо и прямо. А по времени — не больше часа.
— Вот что, тетушка, — твердо заявила я. — Принеси мне Нурилон, да пришли сюда паромщика. Поплыву-ка я одна, нечего в такие дела лишних людей впутывать.
— Ой, и то верно, — покладисто согласилась любезная родственница.
Белая скала получила свое название за крупные кристаллы соли, облепившие всю каменную поверхность. Узкая тропинка, ведущая к вершине скалы, оставляла желать лучшего. Неровная кристаллическая дорога болезненно резала ступни через тонкую подошву сапог, свет заходящего солнца, прошедший сквозь соль и преломившийся в тысяче граней, слепил глаза. В горле першило от едких испарений. Кожа стала холодной и влажной, поэтому рукоять клинка ненадежно скользила в руке. На вершине скалы никого не наблюдалось. Зато ее хорошо освещало несколько горящих факелов, там и сям криво понатыканных в расщелины между камнями. Устав оглядываться и вздрагивать от каждого шороха, я плюнула на все нервотрепки, выбрала себе обломок соли побольше и уселась на него, закинув ногу на ногу. Повертела головой по сторонам, но так и не обнаружила ничего подозрительного. Хмыкнула, вытащила из-за пазухи большое красное яблоко и с хрустом вгрызлась в его сочную сердцевину.
— Братец, братец, — раздался шипящий, противный детский голосок справа от меня, — посмотри, она нас не уважает и совсем не боится.
— Убить, убить, — отрывисто пролаял второй, более грубый голос.
— Дети, яблочка не хотите? — издевательски предложила я, протягивая в направлении голосов оставшуюся обкусанную половинку.
В ответ зазвучало громкое, рассерженное завывание, подобное звукам ветра, попавшим в бутылочное горлышко, и в шаге от меня возникли две невысокие фигурки, как будто сотканные из дыма факелов. Первая могла принадлежать девочке возрастом не старше десяти-двенадцати лет. Тоненькая, как прутик, гибкостью смахивающая на вертлявую змейку, она оказалась наряжена в камзольчик пронзительно-красного цвета, сплошь обшитый золотыми позументами. Копна длинных белесых волос, разделенных на бессчетное множество затейливых, украшенных красными бантиками косичек, падала на плечи малютки. В руках субтильное существо сжимало странный меч — короткий, широкий, с лезвием, сплошь покрытым витиеватыми знаками. Клинок демона, — я вспомнила иллюстрацию из старинного учебника по оружию. Плохо, очень плохо. Такими клинками могут владеть лишь повелители стихий. В процессе изготовления в металл вплавляется, к примеру, неудержимая сила ветра или яростная вспышка молнии. Гоблин его знает, какая опасная магия жила в этом оружии, которое так не шло к хрупкому девчоночьему запястью. Но становилось ясно: обладатель этого клинка принадлежит Тьме, поскольку такое оружие подчиняется лишь хозяину с демонической сущностью.
Лицо девочки скрывал шелковый белый платок. Малышка подняла бледную ручку, сдернула лоскут дорогой ткани и отшвырнула его прочь. Вот теперь я, кажется, испугалась, причем испугалась по-настоящему, до холодного пота между лопаток, до дрожи в коленках. Недоеденное яблоко комом встало у меня в горле. Девочка не имела лица. Просто бледный ноздреватый кругляш, без глаз, рта и носа, напоминающий недопеченный блин. Оставалось только гадать, откуда шел голос.
— Ну, здравствуй, старшая сестра, — насмешливо произнесло безликое существо. — Какие, однако, вы с братом неприятные — рыжие, суетливые, несговорчивые. Ладно, хоть Ульрих присмирел, лежит себе спокойно на соломе, умирать собирается.
— Где мой брат? — Я почувствовала злость, огнем растекающуюся по жилам.
— В подземелье, — глумливо провыло второе существо, выступая из сумрака.
Судя по более крепкой фигуре, это был мальчик. Какие-либо другие внешние половые признаки у обоих детей отсутствовали совершенно. Второй ребенок, облаченный в черное с серебром одеяние, отличался темным цветом волос и более высоким ростом. Но, похоже, пребывал в том же нежном возрасте, что и его сестра. В руке мальчик сжимал такой же демонический меч.
— Здравствуйте, принцесса Страх и принц Ужас, — вежливо поприветствовала я нежеланных родственников. — Возможно, мы придем к какому-нибудь обоюдно выгодному соглашению?
— Конечно, — мерзко хихикнула Страх. — Умри, а мы, в свою очередь, обещаем тебе, что твой брат будет избавлен от мучений и просто безболезненно уснет навечно.
— Отдай камень, — проскрипел Ужас, указывая на изумрудный кулон, выскользнувший из ворота моей рубашки.
— А ты отбери, — насмешливо предложила я.
— Нельзя. — В голосе принцессы сквозило разочарование. — Если бы не требовалось добровольного согласия, все бы упростилось.
— Упростилось для вас, конечно?
Страх кивнула.