ечно, — насмешливо хмыкнула Тьма, — ведь ты ставила на Ульрику!
Я обалдело слушала разговор демиургов. Они отзывались обо мне как о каком-то неодушевленном предмете, как о фигурке на шахматном поле!
— А если я предложу вам что-нибудь интересное? — хитро намекнула я.
— Не разводи софистику, песчинка! — грубо поставила меня на место Тьма.
— Пусть говорит, — капризно приказала Свет. — А то скука одолевает!
— Опять тебя, сестрица, на креатив потянуло! — поддразнила ее Хаос.
— Хочу проявить эмпатию! — кокетливо промурлыкала Свет. — Исполним одно желание девочки, она это заслужила.
— Только не в метафизическом плане! — торопливо влезла Оружейница. — Надоели ваши эмоции, хочу хорошей битвы.
— Чего-чего? — потрясенно выдавила я. — Ничего не понимаю!
Сестры засмеялись.
— Вот вам ваша хваленая старшая кровь, — брезгливо попеняла Хаос. — Никакой конгруэнтности! Нет уж, умерла — так умерла.
— Я умерла? — на всякий случай уточнила я.
— Ну, не я же, — несмешливо бросила Хаос. — Ну, если быть точной, то ты не совсем умерла. Ты сейчас находишься в Обители затерянных душ, и только в нашей власти — что с тобой сделать дальше.
— Я хотела вам предложить оживить моего брата. Это будет интересно!
— А что, — поддержала Оружейница, видимо, бывшая полностью на моей стороне. — Это прикольно, ведь он так хорошо дерется на шпагах!
— Фи, как это примитивно! — забраковала нашу идею изнеженная Свет.
— Я — за! — объявила Тьма. — Все зависит от того, чем Ульрика заплатит за эту поблажку? Мне понравилось, как она моего Хранителя уделала.
— Готова заплатить всем! — Гоблин знает, в какой раз за последнюю пару дней, совершенно не раздумывая, предложила я.
— Красоту отдашь? — мигом оживилась Хаос.
— Забирайте!
— А любовь? — хитренько спросила Свет.
На мгновение я вспомнила Генриха, потом поморщилась от неприятных сцен, возникших в воображении.
— Отдаю!
— А власть, титул? — сделала ход Оружейница.
— О, этого и подавно не надо, забирайте!
— Дружбу отдашь? — продолжала наступать Тьма.
Дружбу, конечно, стало жаль до слез. Дружба — это, кажется, вообще единственное стоящее, что у меня случилось в этой никчемной жизни. Но за жизнь брата…
— Забирайте и дружбу!
— Так, что там у нас еще осталось? — размышляла Хаос. — А жизнь отдашь?
Меня рассмешили их мелочность и торгашество. А еще демиургами называются!
— Вы уже забрали у меня дружбу, власть, красоту и любовь. Так ради чего мне дальше жить? Если обещаете оживить брата, и он получит все то, что я отдала вам, то можете забирать и саму жизнь!
Сестры радостно защебетали и захлопали в ладоши:
— Обещаем, обещаем!
— По рукам! — улыбнулась я.
Четыре тени сблизились и начали что-то тихонько обсуждать. Прения продолжались довольно долго. Мне показалось, что они выбирают наиболее увлекательный способ моего умерщвления. Один раз кто-то из них даже расхохотался в голос. По-моему, это оказалась самая жестокая — Хаос.
— Здорово! — выкрикнула довольная Свет.
— Вот это будет Игра! — громыхала Оружейница.
Значит, и она от меня отступилась? Но мне уже на все наплевать.
— Мы пришли к единогласному решению! — наконец-то объявила Хаос. — Принцесса, ты не передумала?
— Нет! — Я устала ждать приговора, поэтому радовалась окончанию дискуссии. — Я не передумала! Если мой брат будет жить и получит все, то — убивайте!
Демиурги снова засмеялись непонятно по какой причине.
Зеленый водоворот закружился, начал сжиматься в кольцо огненной боли. Мерцающая жидкость заливалась в нос и уши, я задыхалась и захлебывалась. Меня словно пропускали через литейный пресс — все мои кости скрипели и трещали. Голоса Великих назойливо вились вокруг:
— Зачем ты отказалась от судьбы, которую мы для тебя выбрали? — допытывались они. — Ты могла бы стать королевой Нарроны, баронессой де Грей, леди Астор… даже богиней… Ты могла выбрать любое королевство и любого мужчину! Но ты так упряма…
— Отстаньте! — яростно отмахивалась я. — Не хочу становиться вашей игрушкой! И титулы ваши мне ни к чему. Жила Сумасшедшей принцессой и умереть предпочту, только оставаясь самой собой — Сумасшедшей принцессой…
Кажется, я орала от боли. Кажется, я поносила своих мучителей самыми отборными ругательствами. Кажется, они, очевидно, внимательно наблюдавшие за увлекательным процессом моего медленного умирания, визжали от удовольствия, доставляемого необычайным зрелищем.
Перед тем как перестать что-то чувствовать, я успела подумать — говорят, что рождаться — нестерпимо больно. Наверно, врут! Похоже, умирать — намного больнее!
Тонкий, надоедливый звук настойчиво ввинчивался в мозг, раздражая и выводя из забытья. Я попыталась идентифицировать природу досадной помехи, да так и не смогла. Вроде, что-то знакомое, ранее уже где-то слышанное. Вполне вероятно, источником звука мог являться человек, любящий излишнюю суетливость. Я поморщилась: вот уж точно — не дадут умереть спокойно. Так, а это уже интересно — звук явно не ассоциировался с предсмертной агонией. Наоборот, пробуждал воспоминания о ком-то очень живом, полном неуемной молодой энергии. Я напряглась и прислушалась. Многочисленные разрозненные неприятные звуки начали складываться в один женский, немного визгливый голосок.
— А если она не проснется? — жалобно канючил он прямо над моим ухом. — Она уже неделю в таком состоянии!
Гм, теперь я точно опознала говорившую. Это наша крошка баронесса, воительница золотой скалки, Анабель де Кардиньяк — собственной персоной.
— Дорогая! — успокоил девушку второй голос, явно принадлежавший мужчине. — Саймонариэль сказал, что Ульрика вне опасности. Она просто спит. А к мнению учителя стоит прислушаться.
— А если он ошибается? Вдруг она умрет? — продолжала недоверчиво ныть Анабель.
— Дорогая! — терпеливо увещевал девушку мужской голос. — Она крепка душой и телом. И уж поверь мне, убить такого живучего человека — очень сложно.
Хм, оригинальная теория. Правдоподобная, и главное — полностью совпадающая с моими выстраданными персональными взглядами на жизнь. И голос приятный — мягкий, спокойный, музыкальный. Мне определенно начинал нравиться уравновешенный собеседник баронессы. До такой степени начинал, что захотелось увидеть его собственными глазами — тут же, немедленно. Одновременно с этим до меня наконец-то дошло, что на умирающую я сейчас не очень-то и похожа. Все слышу, даже чувствую дуновение прохладного ветерка (не иначе как в комнате открыто окно), ощущаю шелк простыни и мягкость подушки под головой. А вместе с осознанием факта своего выживания пришел испуг: неужели демиурги меня обманули?
Следующие звуки, долетевшие до моего слуха, удивили странным чмокающим фоном. Я рывком подняла ресницы. Яркий свет ударил по зрачкам. Я вскрикнула.
Лучики света отражались от изумрудной короны — моей короны — на голове красивого юноши, целующего баронессу. Анабель, стоявшая с одной стороны кровати, на которой эффектно возлежало мое многострадальное тело, накрытое покрывалом, расшитым гербами Нарроны, — самозабвенно целовалась с юношей, стоявшим по другую сторону кровати. Встав на цыпочки, влюбленные потянулись друг к другу и умудрились соприкоснуться губами над самым моим лицом. Мой внезапный вскрик вспугнул парочку, от неожиданности чуть не рухнувшую поверх умирающей принцессы, а точнее — меня.
Анабель выглядела повзрослевшей и удивительно похорошевшей. Платье цвета лазури, обшитое богатыми кружевными воланами, бесподобно шло к прозрачным голубым глазам, фарфоровому личику и белокурым локонам. Ее партнером оказался высокий рыжеволосый юноша, с высокими скулами, классически прекрасными чертами лица и тонкими черными усиками, придававшими его лицу воистину королевское величие. Незнакомец тоже смотрелся очень молодо, но с одного взгляда на него становилось понятно — перед тобой юный лев самого благородного происхождения. Роскошные рыжие кудри юноши венчала корона, подаренная мне бабушкой Смертью. Надо признать, венец идеально подошел этому нахалу, и сидел — как влитой.
— Парень! — собравшись с силами, хрипло выдавила я. — Ты бы отдал корону по-хорошему, пока я ее вместе с твоей головой не открутила!
К моему недоумению, юноша нисколько не обиделся на грозное обещание, а наоборот, счастливо заулыбался и, склонившись, прижался к моему наморщенному лбу долгим, нежным поцелуем. Анабель всплеснула руками и звонко, облегченно рассмеялась.
— Дорогая, я же тебе обещал, что с принцессой все будет в порядке!
— Да, она пришла в себя очень вовремя — как раз накануне свадьбы! — радовалась баронесса.
— Чьей свадьбы? — полюбопытствовала я.
— Нашей! — хором ответили влюбленные.
— И уж извини, строгая сестра, но я хочу надеть на свадьбу именно эту корону! — дерзко поставил меня в известность незнакомый юноша.
— Да гоблин тебя забери, кто ты вообще такой? — совсем запуталась я.
Незнакомец насмешливо хмыкнул:
— Если твое пожелание исполнится и меня заберет какой-то глупый гоблин (конечно, глупый — ведь кто, находящийся в здравом уме, рискнет связаться с Сумасшедшей принцессой?), то, боюсь, ты сама первая и бросишься выручать меня из его лап!
— Почему? — оторопела я.
— Потому что я Ульрих, твой младший брат! — с милой непосредственностью признался юноша.
— … — на радостях, виртуозно выдала я самое грязное гоблинское ругательство.
Анабель покраснела и прикрылась платочком. Принц смутился и потупил взор.
— О, узнаю свою Мелеану! — с громогласным воплем в двери ввалился бесцеремонный Азур, сразу полезший целоваться и тискаться. — Ты, похоже, совсем уже здорова!
Следом ворвалась вся наша команда в полном составе. Последними, рука об руку, неторопливо шествовали оба архимага — похоже, весьма сдружившиеся. Ланс, расфуфыренный не меньше, чем Анабель, умудрился извозить меня какой-то вонючей помадой. Огвур безмолвно улыбался и сдерживал пылкого друга, справедливо переживая за прочность моей шеи, чуть не сломанной жаркими объятиями полукровки. Марвин целенаправленно дергал меня за рукав батистовой ночной рубашки, требуя рассказать, что я видела и чувствовала. Один Саймон оставался спокоен, не в пример всем остальным.