— Я не знаю, — вздрогнула Полина. — Я не сильна в родственных связях.. У них нет прямых наследников. Я не прямая. А уж тетя Муся и подавно. У Люды имеются более близкие родственники — где-то под Волгоградом, кажется. А этот дом, — она кивнула головой, — записан на Максима. А у него вообще — только родной брат и племянники…
— Но, возможно, они оставили завещание? — не отставал Никифоров. — Они были современными людьми, хорошо обеспеченными.
— Надо спросить у тети Муси, — решила Полина. — Напомни, когда она приедет.
На этот раз тетя выглядела совсем не так хорошо, как прежде. Она вылезла из машины помятая, бледная и растерянная. Даже ее круглые щечки обвисли, придав ей унылый вид. Мрачный Эдуард следовал за ней, словно телохранитель.
— А почему вы.., здесь? — спросила тетя Муся, входя в никифоровскую гостиную.
— Нам тут комфортнее, — ответил тот.
— Тетя, Эдуард — это Андрей Андреевич, — неловко сказала Полина. — А это Константин…
— ..тоже Андреевич, — подал голос Бунимович, с любопытством разглядывая Полининых родственников.
— Группа поддержки? — усмехнулся Эдуард. — Ну-ну.
Им предложили сесть, и они устроились в самом центре длинного дивана — плечо к плечу.
— Это было так ужасно! — заявила тетя Муся, и ее выпученные глазки наполнились слезами. — Их нашли на какой-то даче, в какой-то Демьяновке, у черта на куличках. Просто брошенный полуразвалившийся дом. Какие-то алкоголики решили в него залезть, посмотреть, можно ли там чем-нибудь поживиться. Они влезли и увидели… Увидели…
Тетя Муся прижала ладонь ко рту.
— У Максима в пиджаке лежали документы и бумажник. Так что с установлением личности не было никаких проблем. Их привязали к стульям, — продолжил за нее Эдуард. — И надели на голову пакеты. Обмотали клейкую ленту вокруг шеи. В общем, зрелище не для слабонервных. Я так думаю. Мы сами, конечно, не видели, нас в морг вызывали на опознание. Позже следователь нам все рассказал. Их вообще было очень трудно узнать, особенно Люду.
— Конечно, это была она! — воскликнула тетя Муся, высморкавшись в платок. — Что я, Люду не узнаю?
— Во что она была одета? — быстро спросил Никифоров. — Вы знаете?
— Да, нам показали вещи, — пропыхтела тетка. — Она была в зеленом брючном костюме. И в белой блузочке. И у нее почему-то на руке были часы Пелагеи — такие, знаете, с темным ремешком. Я не поняла, как они к ней попали. Ведь это твои часы?
— Я ей отдала, потому что ее собственные сломались перед самым отъездом, — торопливо пояснила Полина.
— И сережки я опознала серебряные. А потом.., меня увели.
— И мне пришлось опознавать их.., не по одежде, — кашлянув, добавил Эдуард и сцепил перед собой руки.
— А почему милиция обратилась не к ближайшим родственникам, а к вам? — спросил Бунимович, до сих пор не подававший голоса.
— Да мы и есть ближайшие родственники! — воскликнула тетя Муся. — Может, не формально, но по существу. У кого хотите спросите, мы поддерживали самые тесные отношения.
— Наверное, по этому поводу следователи мучили вас вопросами, — сочувственно сказал Никифоров. — Им на все наплевать, только бы дело не повисло. Как пить дать, спрашивали, кому выгодна их смерть.
— Да никому! — всплеснула руками тетя Муся.
— А брату Максима? — мягко уточнил Андрей.
— Он что-то такое преподает в американском университете, живет с семьей за океаном. Не думаю, что его дела так плохи.
— И у него наверняка есть алиби, — поддакнул Эдуард, потерев лоб.
— А у вас спрашивали про алиби? — поинтересовалась Полина. — Когда.., их убили?
— Не знаю, сколько времени проводится экспертиза, — ответил тот, — но, насколько я понял, у следствия есть основания считать, что смерть наступила десятого числа.
— В тот день, когда Люда привезла меня сюда! — воскликнула Полина.
— Максим улетал на конференцию накануне, — задумчиво добавил Эдуард. — Девятого я повез его в аэропорт, и он исчез по дороге. Я уже рассказывал…
— Возможно, именно те мужики отвезли его в Демьяновку и привязали к стулу. А на следующий день схватили Люду. Привезли туда же и.., убили.
— Их мучили? — спросил Костя с тревогой.
— Совершенно точно нет. На столе стояли пустые бутылки с водой. Им даже давали пить.
— А где находится эта Демьяновка, и кому принадлежит дача? — задал новый вопрос Никифоров.
— Нам сказали! — оживилась тетя Муся. — Какому-то незнакомому типу. Степанцеву. Спрашивали, не знаем ли мы его?
— Зовут Аркадий Михайлович, — дополнил Эдуард. — Мы никогда о таком не слышали. В прошлом снабженец, ныне в преклонных годах, служит сторожем на плодоовощной базе.
— В лицо мы его тоже не узнали, — заявила тетя Муся. — Нам показывали фотографию из паспорта.
— Гляди, как милиция оперативно действует! — заметил Бунимович.
— Убийства, как правило, раскрываются по горячим следам, — со знанием дела сказал Эдуард.
— Ничего себе — горячие следы! — воскликнула тетя Муся. — Если Людмилу и Максима убили десятого числа, с тех пор прошло больше недели.
— Несчастливая цифра, — заметила Полина. — Десятого апреля мы хоронили прадедушку. А теперь вот — десятое июня, и опять…
— Прадедушка умер сам, в собственной постели. Ему было девяносто восемь лет, — немедленно возразил Эдуард. — Насильственная смерть — совсем другое.
С этим утверждением никто не стал спорить.
— Тебе, Пелагея, нужно явиться к следователю, — сказала тетя Муся. — Тебя обязательно должны допросить.
— Зачем? — испугалась та.
— Ты можешь владеть какой-нибудь важной информацией, которой не придаешь значения! Вот тебе карточка следователя.
Полина взяла карточку с опаской, словно та собиралась ее укусить.
— Хоронить, конечно, сейчас не дадут, — сказал Эдуард, поднявшись.
— Пока не найдут убийцу, — добавила тетя Муся.
— Скорее, убийц. Провернуть такое дело в одиночку довольно трудно. Нужна физическая сила.
На следующий день Полина действительно побывала у следователя. На этот раз к ее рассказу о нападениях отнеслись с гораздо большим вниманием. Ей даже показывали фотографии разных людей, но она никого на них не признала.
— Думаю, следователь пришел к выводу, что связи все-таки нет, — Полина поделилась своими мыслями с поджидавшим ее Никифоровым. — Потому что у меня с Людой и Максимом не было долгих контактов. Мы и виделись-то всего ничего! На похоронах прадедушки день и целый день десятого июня, когда Люда давала мне наставления и привезла на дачу. Вот, собственно, и все.
— Но Поля! — горячо возразил тот. — Если я не полный болван, то ты как самостоятельная человекоединица не могла возбудить у целой группы людей неконтролируемую ненависть! Или могла? — неожиданно замер он. — Может быть, директриса вашего дома престарелых продавала казенные наволочки на сторону? Или воровала сосиски из столовки?
— Я работала там простой нянечкой! — с надрывом ответила Полина. — За что за мной охотиться со шприцами?
— Да уж, эти шприцы! — согласился Никифоров. — Они наводят на мысль о больнице и врачах.
— Кстати! — оживилась Полина. — Все эти люди… Они умеют делать уколы. Вот если бы тебе дали в руки шприц и велели ввести кому-нибудь снотворное в экстремальных условиях? Ты бы смог?
— Думаю, вряд ли, — пробормотал Никифоров.
— Значит, эти люди — медицинские работники! — с победным видом заключила она.
Никифоров вытянул губы трубочкой, немного постоял так и ответил:
— Совсем даже не обязательно, Поля! Но ты, кажется, натолкнула меня на мысль…
Она затаила дыхание. После того, как Никифоров разоблачил близнецов Дякиных, она прониклась уважением к его аналитическим способностям. Возможно, если он как следует пораскинет мозгами, его озарит, и все сразу станет на свои места? Он догадается, кто убил Люду и Максима, кто охотится за ней и пытается заколоть ее снотворным.
— Мы вот что забыли спросить у тети Муси, — не удержалась и выпалила она. — Может, Люде или Максиму делали уколы? Допустим, вкатили снотворное, как мне тогда, и увезли в эту самую Демьяновку? А потом, спящих, задушили пакетами?
— Вряд ли тете Мусе об этом сообщили, — сухо заметил Никифоров. — В милиции ей не рассказывали о деталях убийства, а только задавали вопросы. Из которых она, собственно, и извлекла всю переданную нам информацию.
— Андрей, — со значением сказала Полина, когда они вошли в его квартиру и он запер дверь.
— Что?
— Я чувствую себя ужасно.
— Боишься?
— Нет, — ответила она. — Да. То есть я, конечно, очень боюсь, но чувствую себя ужасно не поэтому, а из-за тебя.
— Ну ничего себе! — присвистнул Никифоров и впервые открыто оглядел ее с ног до головы. Получилось достаточно нахально. — Я бросил работу, вообще ни черта не делаю уже несколько дней, ношусь с тобой, как с царапиной на королевском пальце, а ты при этом чувствуешь себя ужасно!
— Я так себя чувствую из-за этого! — воскликнула Полина. — Из-за того, что ты носишься со мной и не выполняешь свою работу!
— Прекрати! — велел Никифоров. — Я задался целью распутать это дело, и я его распутаю. Кстати, не могла бы ты приготовить что-нибудь перекусить? Потому что мне необходимо уединиться и сосредоточиться.
— Может, поджарить картошечки? — с энтузиазмом предложила она.
— Я не ем пустую картошку, — сообщил Никифоров. — В морозилке есть что-то такое.., быстрозамороженное. На коробках пишут, как это готовится.
Не прибавив больше ни слова, он удалился в дальнюю комнату и закрыл за собой дверь. Полина приготовила еду и теперь слонялась по гостиной, боясь постучать и боясь не постучать. Если все остынет, он может разораться. А если она ему помешает, он тоже может разораться. В конце концов она на полную катушку включила телевизор.
— Что? — спросил Никифоров, высунувшись из комнаты. — У тебя проблемы со слухом?
— Еда готова, — сообщила она.
— Пойдем, — он потер руки. — Я буду есть и тебя допрашивать.