— Говорите, я слушаю, — в третий раз сказал Арсений.
Пауза затягивалась.
Раньше Арсений просто положил бы трубку. Кто-то мог ошибиться, на линии могла быть неисправность, а тот, кто звонил, если это было важно, всегда мог перезвонить снова.
Но сейчас, после всех этих событий, Арсений не рискнул пойти на это — положить трубку. Кто-то звонил ему, и этот кто-то мог быть именно тем, кого он уже однажды слышал. Молчание тянулось, прошла одна минута, две, но Арсений по-прежнему держал трубку, прислушиваясь к тишине на том конце провода. По-прежнему, не двигаясь, в проеме спальни стояла Лера, и это все больше казалось абсурдом, некоей пародией непонятно на что.
И все-таки Арсений надеялся, что человек, только что дозвонившийся до него, просто не может говорить или Арсений его пока не слышит, но это вот-вот изменится. И он упрямо держал трубку.
Пошли короткие гудки. Арсений с сожалением посмотрел на аппарат, положил трубку. Посмотрел на жену, и она вздрогнула.
— Кто это? — тихо спросила Лера.
— Не знаю.
— Так ничего и не сказали?
Арсений покачал головой.
— Может, еще перезвонят.
Жена сделала неопределенный жест, мол, как знаешь, и вышла. Арсений вновь улегся на кровати, покосился на телефон. Чувствовал он себя неуютно. Спалось неважно, и вообще казалось, что он давным-давно не был дома, и после деревни пришлось адаптироваться.
Вчера вечером, приехав домой, он все-таки вспомнил мальчишку, о котором, возможно, говорила мать Арсения, если только это была она.
Один из соседских ребят, с которыми Арсений часто проводил время во дворе, чем-то нравился его матери. Сам Арсений никого не выделял. Каждый из четырех-пяти мальчишек был для него другом, с каждым он обо всем говорил и занимался любыми делами. Юра был пухленьким, веснушчатым, слегка неуклюжим и очень застенчивым. Наверное, эта его скромность и способность краснеть, когда надо и не надо, чем-то зацепила маму Арсения, и она всегда с радостью приветствовала мальчика, если он заходил в гости к ее сыну.
Время шло, ребята разошлись по жизни в разных направлениях: чьи-то родители сменили жилье, кто-то перешел в другую школу, кто-то нашел иную компанию. У Арсения появились новые друзья, но мать частенько спрашивала, как там поживает Юра, где он, что с ним. Со временем, когда Арсений уже ничего не мог рассказать о друге детства, прекратились редкие вопросы и его матери. Их семья тоже покинула этот район, а мать просто забыла того мальчика, как забывают любого знакомого, надолго выпадающего из повседневности. И даже сам Арсений, спроси его кто-нибудь о Юре, удивился бы, вспомнив, что такой парнишка действительно был в его жизни.
Арсений еще вчера поразился, что вспомнил такие стародавние времена. Пожалуй, будь имя мальчишки более распространенным, Арсений нескоро догадался бы, о ком говорила его мать.
Теперь перед ним встала дилемма: искать ли этого Юру и, если да, идти ли на его похороны?
Что-то внутри противилось предстоящей суете: хватит, неужели он недостаточно намучился и поиграл в следопыта, который сам не знает, кого или что ищет? За это же ратовало и поведение Черного Пальто — он подталкивал Арсения к тому, чтобы тот пошел на чьи-то похороны.
Если так, если Арсению действительно лучше никуда не ходить, почему же его мать вообще упоминала про похороны? Не знала, что он в неведении? Теперь же он знает, и это уже создает эффект запретного плода. Или он все равно каким-то образом узнал бы про смерть Юры? В связи с последними событиями это выглядело вполне реальным.
Арсений маялся еще около часа, забыв, что ждет звонка. Из этого ступора его вывел вопрос жены, будет ли он завтракать. Арсений попросил ее не беспокоиться, сказал, что уже встает и сам себе приготовит кофе. Выругавшись вполголоса, Арсений приказал себе никуда не ходить и никого не искать. Просто жить, как обычно, если получится, а там пусть случается все, что должно случиться.
Прошло еще пару часов, и он сдался — смирился с тем, что вновь отправится на поиски ответа, что же происходит в его жизни.
Арсений вышел из метро на станции «Сокол» и вскоре оказался на улице Сурикова. Обнаружить след Юры оказалось на удивление легко, но в эти минуты Арсений ненадолго позабыл причину, что привела его сюда: залюбовался районом.
Он никогда бы не подумал, что в Москве не так далеко от центра есть место, которое своими деревянными домами и аккуратными двориками больше напоминает поселок городского типа, нежели столицу. Улочки здесь были названы в честь художников-передвижников второй половины девятнадцатого века: Врубеля, Левитана, Шишкина, Поленова, Верещагина. Это был не район нуворишей, а именно дома для среднего класса, каким его хотелось видеть в ближайшем будущем. И здесь молодые мамы с колясками смотрелись наиболее уместно, нежели возле большого проспекта или безликих многоэтажных коробок. Было очень тихо, почти безлюдно, Арсений побродил по кварталу, заключенному в треугольник из трех крупных улиц.
Чтобы узнать, где сейчас живет Юра, Арсению понадобился всего один телефонный звонок. В справочной он узнал прежний адрес Юриных родителей, и оказалось, что они до сих пор живут на той же улице.
Он рискнул зайти лично без предварительного звонка. Двое милых старичков пытались уговорить его выпить чаю с вареньем. Арсений с трудом отказался. Адрес и телефон своего сына они дали без единого вопроса. Арсений на всякий случай, чтоб успокоить стариков, сказал, что недавно столкнулся с другом детства, мальчиком из их бывшей компании, захотел повидать и Юру.
Отыскав нужный номер дома по улице Сурикова, Арсений какое-то время рассматривал двор. Вдоль дороги росли деревья с кустами, и его вряд ли бы заметили из окон. Одноэтажный дом выглядел просто, но не было сомнений, что он очень просторный.
Арсений увидел во дворе девочку лет девяти и решился. Подошел, назвал ей Юрину фамилию, спросил, нельзя ли его увидеть. Девочка сказала, что это ее папа, и позвала его. Арсений с облегчением вздохнул: значит, никаких похорон не было. Неужели мать ошиблась? Или все еще впереди?
Вышел Юра, и Арсений поразился. Друг детства остался прежним и одновременно меньше всего напоминал прежнего Юру. Теперь он не был пухлым, он стал скорее поджарым и хлестким. Лицо уже не было круглым и, как будто принадлежало в детстве совсем другому мальчику. В то же время именно в лице осталось что-то легко узнаваемое. Наверное, в улыбке и глазах.
Арсений представился, Юра заулыбался:
— Узнал, узнал. Почти сразу же, как только ты рот открыл. Какими судьбами?
Они провели чудесных два часа, смеялись, вспоминали, хлопали друг друга по плечам, не переставая выговаривать «да-а», и Арсений даже не объяснял, почему нашел Юру.
Арсений так расслабился, что позабыл об истинной причине, что привела его сюда. Юра познакомил его с женой и детьми. Арсений уже всерьез подумывал, что надо бы встретиться как-нибудь семьями и познакомить своих домашних.
Лишь когда они прощались у калитки, а младшая дочка вертелась рядом, Арсений с опозданием вспомнил, что хотел предупредить Юру. Но он не решился — ситуация к этому не располагала, и Арсений понял, что об этом лучше заговорить во время следующей встречи. Они попрощались, условившись созвониться дней через пять-семь, раньше Юра был очень занят.
В этот вечер Арсений долго ворочался, несколько раз будил жену. Замаявшись, он провалился в какой-то абсурд, в котором, казалось, все же мелькало рациональное зерно.
Арсений шел по дороге и каждый раз на обочине замечал спящего Юру. Именно спящего — когда Арсений касался его рукой, тот поднимал голову, заспанный, с виноватой улыбкой и просил, чтобы ему дали поспать еще немного. Арсений шел дальше, но дальше снова натыкался на спящего Юру, и тот в очередной раз хотел немного поваляться. Наконец, Арсений заметил, что друг раздражается, неудачно скрывая это, но Арсений никак не мог пройти мимо — нечто всякий раз вынуждало его сойти с обочины и наклониться над спящим Юрой.
Когда Арсений очнулся среди ночи, он вдруг отчетливо понял: нужно позвонить Юре и сказать, что ему делать. Потребность и ясность, что это обязательно нужно сделать прямо сейчас, была настолько сильной, что он даже приподнялся, поискав глазами телефон, но было, наверное, начало четвертого утра, и Арсений решил, что можно обождать до утра. До утра с Юрой ничего не случится.
Арсений проснулся в начале десятого. Было солнечно и как-то сонно. Арсений сел в кровати, прислушался к тишине в квартире, пожал плечами. Он очень смутно помнил свой ночной порыв, и сейчас потребность позвонить показалась какой-то несерьезной. Действительно, что он скажет?
Сказать было нечего, и Арсений решил повременить до предстоящей встречи.
Когда зазвонил мобильный, Арсений разворачивал пакет с батоном, чтобы покормить уток; утки, завидев человека на берегу пруда, крякая, подплывали к нему, сбивались в кучу.
Арсений достал мобильник, глянул на экран. Звонила Валерия.
Минуло не больше получаса, как он ушел из дома, а жена, откровенная беседа с которой не получилась в очередной раз, уже звонила ему. Это было так неожиданно, особенно, если учесть, как они расстались, что Арсений медлил, гоня мысль, что случилось что-то нехорошее.
Проснувшись спустя три дня после встречи с Юрой, Арсений почувствовал необъяснимую тоску, как будто где-то в ином мире заточили в клетку часть его души. Эта тоска породила уверенность, что сегодня Арсений от нее не избавится. Он ощутил сильнейшую потребность в общении, просто в присутствии кого-нибудь рядом, и возликовал, что сегодня выходной, и жена дома.
Странно, конечно, что она не отсыпалась, как обычно, а уже с кем-то разговаривала по мобильнику в кухне, но это не имело значения.
Даже не умывшись, Арсений вошел в кухню, присел за стол с намерением пообщаться с женой хотя бы о пустяках. Просто говорить, говорить с ней, и неважно какой в этом будет смысл. Только бы убежать от этой мощной тоски, похожей на лавину, спешащую похоронить под собой все живое.