и множество баров, кофеен и, ниже по Бьют-стрит, магазины, галереи и даже комедийный клуб.
Пятьдесят лет назад он вёл здесь инопланетянина, замаскированного под эвакуированного ребёнка, и тогда вокруг была лишь грязь и сырость. Склад, через который в 1941 году можно было попасть в Хаб, давно снесли, и теперь примерно на том месте, где он стоял, располагалась пиццерия. Всякий раз, когда Джек заходил туда, там было полно высоких валлийцев с громовыми голосами, развлекавших своих миниатюрных валлийских мамочек, чьи голоса были мягкими и певучими. Джек любил Уэльс, валлийцев, весь этот местный дух и стиль. Раз уж ему пришлось провести на Земле 150 лет, он мог бы оказаться и в местах похуже.
Представьте себе, если бы пространственно-временной разлом находился в Суиндоне. Конечно, Суиндон был довольно милым местом с интересной системой дорог, которая могла бы одурачить любого случайно заглянувшего туда инопланетянина, но у суиндонского Торчвуда не было подходящих условий для этого.
И красивого залива.
Джек прошёл мимо баров и отелей на Бьют-стрит, заглянул в «Jubilee Pizza» (конечно, это было не так здорово, как ресторан у залива, но там быстрее можно было получить еду навынос), а затем направился к одному из новых жилых районов — Сенчури-Уорф, странной коллекции квартир на побережье, в которых никогда нельзя было понять, где находишься — в Бьюттауне или Грейнджтауне. Хотя не то чтобы это имело принципиальное значение.
Он зашёл на охраняемую территорию, преодолев электронную систему безопасности «только для жильцов» с помощью своего прибора, который носил на ремешке на запястье, и свернул к интересующему его дому.
Он набрал номер, зная, что в квартире есть видеодомофон и что жилец, как только увидит его, сразу же отправит его восвояси.
Включи своё обаяние, Джек. Это всегда срабатывает.
— Эй, это я, — сказал он, когда ему ответили.
Послышался звук удара, а затем — приказ уходить, который мог бы быть оформлен более вежливо.
— Я принёс ужин, — добавил Джек и помахал пиццей перед камерой. — Гавайская, с дополнительной порцией грибов.
Дверной замок щёлкнул, и Джек вошёл. Поднявшись по лестнице, он вскоре очутился на четвёртом этаже.
Дверь квартиры была открыта, и Джек прошёл внутрь, отметив запах недавно принявшего душ мужчины. Несколько направленных вверх ламп освещали просторную гостиную с тремя стеклянными дверьми и видом на реку Тафф и простирающийся вдаль город, освещённый словно на Рождество.
Идрис, с влажными волосами, был одет в халат. Он не улыбался.
— Чего ты хочешь?
Джек протянул ему коробку с пиццей. Идрис взял коробку, открыл её, оторвал кусок пиццы и стал есть.
— Да. Хорошая еда, — сказал Идрис. — Так что тебе нужно?
— Кусочек пиццы?
— Купи себе сам, — Идрис взял ещё кусок.
Джек вытащил из кармана шинели книгу.
— Мои люди в опасности. Мне нужны ответы, которые касаются этой книги.
— Это дневник, — заметил Идрис, не прикасаясь к ней. — Замок взломан, так что дневник личный. Предполагаю, что не твой.
— Теперь — мой.
Идрис сполоснул руки под краном, тщательно вытер их и сел за кухонный стол, включив верхний свет.
Он быстро пролистал обгоревший дневник, не утруждая себя тем, чтобы прокомментировать повреждения.
— Итак?
Идрис пожал плечами.
— Итак — что? Хочешь узнать первое впечатление? Я думал, что у вас в Торчвуде есть технологии, которые скажут тебе всё, что ты хочешь знать.
— Те люди, попавшие в беду? Одна из них — Тошико Сато. Она была бы единственным, кто сказал мне то, что приходится спрашивать у тебя.
Идрис нахмурился.
— Японка, родители были связаны с военной службой. Раньше она была в каком-то малоизвестном подразделении Министерства обороны, да?
— Ты знаешь моих сотрудников?
— Я знаю свою работу, — огрызнулся Идрис. — Держаться на шаг впереди тебя невозможно, но знать, кто твои люди — вполне. — Он постучал пальцем по дневнику. — Если не учитывать его обгорелое состояние, это дневник. Возможно, эдвардианской эпохи, обложка из искусственной кожи, механизм блокировки относится к несколько более позднему периоду, возможно, к 1920-м, и заменяет оригинальный.
— Бумага?
— Вот поэтому тебе нужен специалист. Она кажется вполне нормальной, но я сомневаюсь, что ты принёс бы эту книгу мне, если бы это было так.
Джек пожал плечами.
— Я честно не знаю. И я думал, что ты достаточно разбираешься в этом, чтобы сказать мне.
Идрис захлопнул книгу.
— Я коллекционирую книги, Джек. Иногда я продаю их на eBay или покупаю другие. Я не какой-нибудь грёбаный Google в человеческом обличье. Да, это бумага, она достаточно толстая, чтобы относиться к началу 1900-х, и, судя по изменению цвета и хрупкости, её нельзя рассматривать как современную. Срез позолочен — это не настоящая позолота, так что, возможно, этот дневник не из самых дорогих. Какая-нибудь молоденькая тётушка могла бы подарить его юному мальчику или девочке из семьи чуть выше среднего класса. Хочешь узнать цену? В хорошем состоянии он бы стоил около 100 фунтов. С такими повреждениями его можно только выкинуть.
Джек пожал плечами.
— Жаль, что он сгорел. Здесь столько чистых страниц, что ты мог бы в нём писать. Вести список всех своих побед, Идрис. А потом я мог бы его прочитать.
Идрис неопределённо вздохнул. Он бросил книгу обратно Джеку и взял очередной кусок пиццы, так что Джек понял, что он больше не собирается прикасаться к дневнику.
— Он не чистый, — сказал валлиец спустя несколько секунд. — С чего ты это взял? Я удивлён.
Джек пролистал хрупкие страницы.
— Мне он кажется пустым.
Идрис наконец выдавил улыбку.
— Ты можешь хорошо разбираться в пришельцах и всём таком, Джек, но ты дерьмовый скаут.
Он сходил на кухню и взял из холодильника пластиковую бутылочку с лимонным соком. Побрызгав немного на кухонное полотенце, он осторожно постучал по странице дневника.
На листе появилось несколько бледных, неразборчиво нацарапанных слов.
— Старый трюк, старая книга. Лимонный сок не так уж хорош, но он должен сработать. Хотя я бы предложил тебе побыстрее скопировать то, что здесь написано, потому что, когда страница высохнет, слова опять исчезнут, и бумага станет ещё более хрупкой. Один хороший порыв ветра, и она рассыплется.
Джек улыбнулся ему и снова положил дневник. Рядом с ним он поместил USB-флэшку, которую ему дали в парке.
— Сколько времени понадобится?
Идрис фыркнул и повторил своё предложение, чтобы Джек ушёл, но Джек был настойчив.
— Идрис, жизнь Тош в опасности. И я не получал новостей от Йанто и Гвен. Ты — моя единственная надежда.
Идрис посмотрел Джеку прямо в глаза и вздохнул.
— Если бы это был фильм, Харкнесс, мне было бы шестьдесят лет, я был бы лысым и оглядывался через плечо, опасаясь, что вдруг ворвутся нацисты.
— Ты никогда не облысеешь.
— Дональд Плезенс. Или Лоуренс Нэйсмит[26].
Джек пошёл к двери.
— Сколько времени тебе понадобится?
— По грубым подсчётам, часа три.
Джек обернулся и улыбнулся.
— Даже эти парни были красивыми в твоём возрасте. Может быть. И Идрис?
— Что?
— Спасибо.
Джек захлопнул за собой дверь и снова направился на улицу, в ночной воздух. Он пошёл к реке, решив вернуться в Хаб через панорамный вход. Вечер выдался напряжённый, и дополнительные десять минут прогулки по парку Гамадриад могли бы помочь ему отвлечься и сосредоточиться.
Глава пятнадцатая
Оуэн Харпер уже был готов начать швырять образцы крови в стену прозекторской. Почему-то перспектива украсить белую кирпичную кладку красными брызгами казалась более стóящей, чем то, чем он занимался сейчас.
— Я не могу сделать это, Джек, — заорал он, зная, что никто его не услышит, потому что в Хабе никого нет. — Что бы там ни находилось в твоём теле, я не могу это изолировать!
Вместо этого он пнул стол для вскрытий.
Это было так же мелодраматично, но не столь разрушительно. Хотя он чувствовал, что его пальцы ног могут быть не согласны с ним ещё с минуту или около того.
— Тупой, тупой…
Он снова повернулся к экрану, который проецировался на белую стену у него за спиной. Кровь Джека. ДНК Джека. Образцы тканей Джека. Честно говоря, если бы у него были образцы, он бы с удовольствием проанализировал кал или сперму Джека, всё, что угодно, что могло бы помочь разобраться, что делает Джека Харкнесса уникальным среди всех других людей.
— Вы пытаетесь понять, что не даёт ему войти в Третарри? — послышался елейный голос откуда-то сверху. — Или изолировать то, что на самом деле помогает ему оживать?
Оуэн не стал смотреть вверх, в Хаб. Он знал, что это Билис. Идея о том, что старикашка может просто входить и бродить где ему вздумается, больше не беспокоила Оуэна. Он сделал глубокий вдох и продолжил работать.
— Если у тебя есть что добавить, скажи мне. Если нет, свали на фиг из Хаба, я занят.
И Билис оказался перед ним, он стоял, заложив руки за спину, улыбаясь, чуть наклонив голову, словно прислушиваясь к чему-то.
— Я слышу крик в вашей голове, Оуэн, — сказал он. — Звук. Связь. С нашим приятелем в клетке и с другими, живущими здесь.
— Не знаю, о чём ты, приятель.
— Нет, знаете, — просто ответил Билис. — Вы давно об этом знали. Но никому не говорили, правда? Потому что это пугает вас. Вы знаете, что в вас есть что-то от долгоносика. С одной стороны, это всего лишь последствия травмы. Вы отождествляете себя с ними, потому что знаете, что за их рычанием и агрессией скрываются умные, сплочённые существа, которые нуждаются друг в друге. И, как и долгоносики, Оуэн Харпер хочет верить, что он может выжить в одиночку, в то время как на самом деле ему нужно всего лишь хорошее объятие.
Сначала Оуэн просто смотрел на Билиса, потом выдавил улыбку.
— Тебе нужно начать раздавать консультации, приятель, — сказал он. И снова повернулся к своим образцам, чтобы Билис не увидел, как он хмурится. Он хмурился, потому что в словах Билиса, чёрт бы его побрал, была доля правды.