«При падении несут часть космической энергии: притяжение, силовые поля и тому подобное.
Потенциально: порталы?»
Так говорилось в записях Данте.
Таисия крепче сжала позвонок в кулаке. Неуемная темная энергия загудела в ее костях. Тени не задумываясь прыгнули вперед и, словно сеть, обмотались вокруг торговца. Тот покачнулся, вскрикнул и начал отдирать от шеи тонкие темные щупальца.
Волукрис отпустила Джулиана. Охотник рухнул на пол, но тварь с ним еще не закончила. Она выпустила когти и ринулась вниз. Она жаждала отобрать жизнь. Джулиан поднял кинжал и скривился.
Таисия вытянула вперед кулак с костью, тревожная энергия выплеснулась из нее. Она ощутила над головой слабый сдвиг космической энергии, под потолком образовался небольшой вихревой поток. Приложив невероятные усилия, так что чуть плечо не вывихнула, Таисия смогла расширить воронку. Все длилось секунду или даже меньше, но этого оказалось достаточно.
Волукрис очутилась внутри столба темной космической энергии, и ее засосало в нестабильный мерцающий портал.
Кость выпала из онемевшей руки Таисии, и воронка тут же затянулась.
Джулиан, тяжело дыша, смотрел на потолок:
– Что? Где?
Данте был прав. Если в Ночь богов, когда Космический Масштаб выровняется и барьеры истончатся, наследники объединят свои силы, они смогут создать подобную брешь в барьерах всех миров. Они смогут снять Запечатывание.
«Мы сможем это сделать».
Внимание Таисии привлекли какие-то сдавленные хрипы.
Торговец костями больше не улыбался. Он посмотрел на потолок, потом на Таисию.
– Кто ты? – просипел он из сплетенной из теней удавки. – Что ты сделала?
Этот самоуверенный монстр теперь смотрел на нее так, как будто это ее надо бояться.
Таисию бросило в жар.
Она вдруг снова оказалась в зале совещаний в тот момент, когда король заявил, что арест Данте – это предупреждение для всех домов и они обязаны беспрекословно выполнять его распоряжения. А в следующую секунду уже стояла возле Стелы Смерти, стражники приготовились обнажить мечи, и она видела презрение в их глазах.
Таисия открылась тьме, которая заклубилась в ней после использования кости астралама. Тени удлинились и стали гуще. Она подняла руки, и Умбра обвила ее запястье.
– Что ты делаешь? – выдохнул хозяин лавки. – Что ты…
Таисия сжала кулак. Тени вокруг горла очкарика затянулись, и в комнате прозвучал громкий хруст.
Это было так легко. Только она и ее сила. Черная бездна и бескрайнее ночное небо. Таисия хотела остаться там навсегда, хотела, чтобы это никогда не кончалось.
Джулиан сидел на полу среди костей и обвалившихся полок и, словно оглушенный, смотрел на тело владельца лавки. Его серые глаза были широко открыты, шея сломана, рядом лежали разбитые очки.
Джулиан поднял голову, обвел взглядом помещение и наконец увидел Таисию. Вокруг нее клубились живые тени, глаза ее стали непроницаемо-черными, руки и ноги обвивали щупальца темного воздуха, коса расплелась, лицо в брызгах крови, будто в боевой раскраске.
Таисия не отрываясь смотрела на него непроницаемыми черными глазами, похожая на богиню, стоящую на краю мира.
Джулиан вспомнил «сплетники», которые любила читать его мать, и тот, где на первой странице была изображена женщина с внушающей ужас улыбкой и клубящимися в ногах тенями. Тогда он подумал, что художник хватил через край, чтобы произвести впечатление на читателей, но сейчас понял, что тот ухватил самую суть Таисии Ластрайдер.
Тени медленно расползались по углам и вскоре исчезли окончательно. Таисия несколько раз моргнула, глаза ее стали вполне человеческими. Она слегка покачнулась и вдруг превратилась из богини в измученную молодую женщину.
Она продолжала смотреть на Джулиана, он беспомощно смотрел на нее.
– Что ж, – хриплым голосом сказала Таисия, – кости работают.
VI
Николас давно привык к тому, что его мать постоянно что-то роняет, бросает незаконченным или вовсе забывает. Очки для чтения, чай, обязательства… Лукс научился соскальзывать с запястья хозяина и быстро возвращать упавшее на место.
Сейчас, когда Лукс подхватил упавший клубок пряжи и аккуратно положил его на колени Мадеи, она не поблагодарила фамильяра, как обычно это делала. Просто сидела и смотрела прямо перед собой, как будто ее заворожил какой-то другой мир.
Николас сидел вместе с матерью в утренней комнате – так на вилле Кир называли скромную гостиную с широкими окнами вдоль дальней стены. Окна выходили в сады с зеленым лабиринтом из живых изгородей и разноцветными клумбами. По тропинкам бродили занятые своей работой садовники.
Мебель в комнате была белая с золотой отделкой, пол и стены – светлые. Утром она всегда была залита солнечным светом. Она предназначалась для молитв и медитаций, здесь все семейство Кир накапливало силы для предстоящего дня. Варен всегда заставлял сыновей становиться рядом с ним на колени на ковре и быстро бормотал молитвы Фосу, после чего они спускались к завтраку.
После смерти Риана Николас перестал молиться.
Но солнце все равно радовало. Поэтому прислуга любила приводить сюда Мадею, чтобы та сидела, впитывала солнечный свет и сама распространяла вокруг себя приятное сияние.
Николас прикоснулся к руке матери:
– Что вяжешь?
Мадея сделала глубокий вдох и поморгала. Она как будто удивилась, увидев у себя в руках незаконченное вязание.
– О!
Она приподняла зеленый круг из плотно прилегающих друг к другу ровных рядов петель. С каждым рядом круг становился шире, но, в отличие от шапок, которые Мадея вязала сыновьям на зиму, сейчас, она, похоже, не ставила перед собой определенной цели.
– Сама пока не знаю.
– Не важно. Я уверен, это будет удивительно красиво.
– Ты такой льстец. – Мадея слабо улыбнулась.
Мадея Кир происходила из благородной семьи Южной Ваеги. Брак с Вареном был заключен по расчету – ее семья правила в Сенизе, крупнейшем городе вулканического региона страны. Николас часто думал, что мать, возможно, мечтает уехать в Сенизу и больше никогда не возвращаться в Нексус. Хотя, возможно, возвращение в родной город причинило бы ей не меньшую боль, там могли остаться воспоминания, похороненные под упавшим из Сердца Дейи пеплом.
В какой-то момент он почувствовал жар вулкана на лице и услышал, как его зовет младший брат.
Николас зажмурился и тряхнул головой.
– Мне лучше вернуться к себе, – пробормотала Мадея, – что-то я немного устала.
Прислуге было строго приказано предотвращать все попытки Мадеи вернуться в спальню. Если бы Николас на этом не настоял, мать большую часть дня проводила бы в постели.
– Можно прогуляться по саду, – предложил Николас. – Ватсонии еще цветут.
– Не сегодня.
Эти два слова Мадея повторяла чаще других.
Горе – это непросто. Оно обрушивается на тебя и начинает грызть, превращая в хрящ, а когда наконец выплевывает, сломанного и опустошенного, тебе остается лишь по крохам собирать то, что уцелело, и избавляться от того, что уже не восстановить.
Последние годы Николас именно этим и занимался. Он постоянно напоминал себе, кем он был когда-то и кем стал сейчас. Последнее ему не особо нравилось – и, возможно, не понравится никогда, – но он хотя бы мог проживать каждый свой день, не оплакивая ушедшее.
А вот его мать была настолько разбита горем, что Николасу иногда становилось по-настоящему за нее страшно. Он боялся, что мать никогда не сможет собрать и как-то восстановить крохи разбитой жизни. После того как Риан умер от лихорадки, она бесцельно бродила по вилле, не женщина, а тень женщины.
Бывали и хорошие дни, когда она смеялась, с удовольствием ела и глаза блестели, как в те времена, когда она играла со своими золотоволосыми сыновьями.
Но такие дни выпадали редко. Большинство же дней она была тихой и забывчивой и, казалось, заставляла свое тело выполнять рутинные движения.
В дверь тихо постучали, и на пороге появился слуга в белой с золотом ливрее.
– Милорд и миледи, простите, что помешал, но в приемной ожидает гостья.
Николас удивился: на тот день никаких встреч назначено не было, – во всяком случае, отец об этом не упоминал.
– Что за гостья?
– Леди Риша Вакара, милорд.
Обычно Риша не приходила с визитом на виллу, она предпочитала встречаться с ним в городе. Николас подозревал, что причиной тому был его отец.
– Спасибо, сейчас спущусь. – Николас повернулся к матери. – Увидимся за завтраком?
Мадея с рассеянным видом снова взялась за вязание.
– Хорошо. Возможно к этому времени я пойму, что это будет.
Следом за слугой Николас спустился на первый этаж.
Вилла дома Киров была роскошной, но эта роскошь во многом была излишней и неуместной. Повсюду позолота, лепнина, скульптурные фризы, обшитые панелями стены. Так жабо, бесконечные рюши, кружевные манжеты и оборки делают безвкусным любой наряд, пусть он и сшит из самых дорогих тканей.
«Наша вилла похожа на золотой саркофаг, – сказал однажды Риан. – И мы в нем заперты».
Риша стояла возле окна в приемной.
Николас тихо отпустил слугу и уже громче спросил:
– Что-то случилось?
– Ничего. Вернее, кое-что случилось, но я пока еще об этом раздумываю.
– Ой-ей.
Риша смогла улыбнуться, но улыбка быстро слетела с ее губ.
– Прогуляемся?
Николас повел гостью к зеленому лабиринту. Садовники, завидев его, махали рукой, он отвечал тем же, а сам думал: видит мать их с Ришей или снова занялась своим вязанием?
В любом случае, после того как они зашли в лабиринт с живыми изгородями минимум семь футов высотой, их уже никто не мог увидеть. Лабиринт был построен в виде геометрической сетки с фонтаном в центре для тех, кто сумеет до него добраться. Здесь хорошо было побродить в одиночестве, погрузившись в свои мысли, или вдвоем, если хотелось побыть подальше от чужих ушей.
Риша сразу перешла к делу: