И в этот момент условную тишину главного зала, похожую на самом деле на тихий рокот прибоя, каким он слышится в глубоком гроте, нарушили чувственные звуки двух играющих в унисон спинетов.[2] Аллеманда…[3]
— Но, Теа! Молю вас…
Это прозвучало весьма трогательно, но главное — многообещающе…
— Я… — Она запнулась и начала краснеть, краснела же Теа Альфен виртуозно и крайне соблазнительно. Соблазн нарастал по мере того, как румянец стекал по ее белоснежной коже от щек по подбородку и скулам вниз, к шее, плечам и спрятанным за высоким вырезом бального платья упругим грудкам. Впрочем, об их упругости лейтенант судить пока не мог, но ему хватало и того, что видели его глаза. — Это так странно… Я, право, не знаю… — лепетала девушка, а мелодия уже плела между делом узор, и росла череда входящих в танец пар.
— Вы испуганы?
— Здесь люди!
— Ах, да! Простите! Я хотел… Может быть, отойдем туда, за колонны…
— Нет, что вы! Впрочем, возможно, но… нет-нет, не туда, туда…
Теа обернулась не вправо, куда звал ее Роберт, а влево, и он пошел за ней как приклеенный. Шаг, два шага… Казалось, что они тоже включились в танец.
— Сюда! — Теа шагнула за колонну. — О!
Теперь и лейтенант увидел, что за колонной в стене имеется дверь, и створка ее приоткрыта.
— Мгновение, сударыня!
Все-таки, несмотря на молодость, Роберт был военным с головы до ног. Увидев дверь, он смело пошел на разведку и уже через мгновение позвал за собой девушку.
— Сюда, Теа! Здесь никого нет!
— Но… — Тем не менее она пошла на зов.
— Теперь мы одни, и я… — Лейтенант едва успел закрыть за собой дверь и обернуться к Теа, но на большее судьба не отпустила ему ни одного лишнего мгновения.
Хлопнула, распахиваясь, другая дверь, и резкий с носовым оттенком голос потребовал Роберта Теллера к ответу.
— Что здесь происходит?! Фройляйн Альфен, как вы оказались здесь наедине с этим мужчиной?! Офицер, кто вы такой?! Представьтесь!
— Я…
Лейтенант оглянулся на голос, увидел говорившую и лишился дара речи. Мог лишиться и рассудка, но в княжеской гвардии сосунков не держат.
И вот они стоят: Теа Альфен, белокожая и золотоволосая, похожая на маленького испуганного ангела, высокий и массивный Роберт Теллер, обескураженный неловкостью ситуации, в которую ненароком угодил, и Ариена, княгиня Альм и Ши, владетельница Аля, Колта и Сорнея, на строгом лице которой осень листопада уступает место суровой зиме. За спиной княгини толпятся дамы ее свиты.
«Какой позор! — с ужасом думает лейтенант, ощущая, как ледяные ручьи начинают стекать по его спине. — Я опозорил род и имя, я нарушил доверие князя… Все кончено!»
— Есть ли что-то, что могло бы оправдать ваше в высшей степени предосудительное поведение?
Кого она вопрошала? На кого обращала свой гнев?
— Ваше высочество! — шагнула вперед Теа, встав так, словно бы пыталась защитить своим крошечным нежным телом огромного, но уже почти разрушенного ударом судьбы офицера. — Это я во всем виновата, он ни при чем! Он…
Ее голос неожиданным образом вывел лейтенанта из ступора. Это было похоже на тот случай, когда, увидев в первом своем бою, как скачут на него, опустив тяжелые копья, вражеские кавалеристы, Роберт замер от ужаса, но в следующее мгновение голос полковой трубы вернул его к жизни! Следует заметить, в том бою Роберт Теллер показал чудеса храбрости и воинского умения, чем и вымостил себе дорогу к званию лейтенанта.
— Я, ваше высочество! — Он властно и нежно отстранил с пути крошечное златовласое чудо и шагнул вперед. — Я смиренно преклоняю колено перед вашей властью и величием и со смирением прошу вашего благословения, княгиня.
С этими словами он и в самом деле опустился на одно колено и бестрепетно встретил взгляд темных проницательных глаз.
— Вот как! — усмехнулась княгиня, и от ее усмешки наверняка скисло бы молоко, окажись оно каким-то чудом здесь и сейчас, этим вечером в этой комнате. — И на что же мне вас благословить, офицер?
— Я лейтенант Роберт Теллер, наследник Керша и Озерной Дюжины. Я служу помощником капитана малой дружины вашего владетельного супруга, и я прошу руки мадемуазель Альфен.
— То есть вы преследуете исключительно матримониальные цели? — подняла бровь княгиня.
— Точно так, ваше высочество!
— А вы… Напомните, мой ангел, как вас зовут?
— Теа Альфен, ваше высочество, — чуть присела в элегантно исполненном книксене девушка.
— Верно-верно! — кивнула княгиня, и улыбка тронула уголки ее узких губ. — Я помню вас, моя прелесть. У вас, кажется, есть две подруги… одна черноволосая… — голос княгини неожиданно дрогнул, словно она споткнулась о неприятное воспоминание, — и еще одна… высокая…
Вообще-то княгиня предполагала сказать «дурнушка», но вовремя попридержала язык. Не все, что хочется сказать вслух, следует произносить на самом деле.
— Да, ваше высочество, — скромно потупилась Теа Альфен. — У Дитты Ворм волосы цвета воронова крыла, а Тина Ферен… Вы правы, ваше высочество, она высока ростом и чрезвычайно стройна.
Ну, это был, разумеется, эвфемизм, но при всем при том было бы так же несправедливо считать Тину дурнушкой. У нее была отличная фигура, но эту стройность было непросто разглядеть и оценить в тех платьях, что носили воспитанницы училища дев-компаньонок. То же и с лицом… Кое-где ее могли бы счесть симпатичной, но только не в Але, где высокие скулы и миндалевидный с приподнятыми внешними углами разрез глаз вызывали у людей ощущение непокоя.
— Да-да, — рассеянно обронила княгиня, чувствовалось, что теперь ее занимают совсем другие мысли. — И вы… Я имею в виду, как ты, дитя, относишься к идее выйти замуж за этого бравого молодца?
— Я стала бы ему верной женой, ваше высочество, но это невозможно. Я сирота и бесприданница.
— Пустое! — отмахнулась княгиня. — Ты моя воспитанница, это достаточный довод в вопросах крови, а что касается приданого, тысяча золотых кажутся мне вполне достаточной вирой за право именоваться фру Теллер.
— Значит, вы благословляете нас?
— Ну, разумеется, дитя! Можете поцеловать ее, лейтенант. Один раз. Я позволяю…
— Как, как вы говорите? Две свадьбы в один день? Невероятно! — Виктор отпил из стаканчика, что держал в длинных крепких пальцах, но совсем чуть-чуть: только чтобы смочить губы. Сливовица оказалась и в самом деле хороша, но напиваться этим утром в его планы не входило.
— Невероятно! — повторил он и покачал головой, как бы показывая: «не верится мне в такой случай». А случай, если честно, действительно смахивал на анекдот.
— Ну, отчего же… — меланхолично бросил в пространство Сюртук. — Придумывать, так с размахом…
— Ничего-то вы не понимаете, — ухмыльнулся в ответ Миха. Недоверие, как видно, его не обижало, а рассказ занимал. — А не понимаете, потому что не знаете, в чем тут дело.
— А ты, стало быть, знаешь? — На поверку Сюртук оказался чудным напарником, он ловил мысли на лету и буквально читал ситуацию между строк. Он ничего не делал впустую, просто так или наобум, все время будучи начеку и готов к действию, но выглядел при этом расслабленным, сомлевшим, да и не большим умником.
— Не веришь, а зря, — хмыкнул Миха и потрепал по плечу своего сына, типа, «знай наших, парень»! — Я, судари мои, дрова в Чистый город вот с его лет вожу. Всю прислугу в главных домах знаю, со всеми ключницами и мажордомами знаком. А как же иначе! Дрова, они всему голова! Без хороших поленьев ни обеда человеческого сварить, ни бренди выгнать, — кивнул он на стаканчик в руке. — Опять же, зимы у нас долгие да суровые, куда без дров денешься? Я, стало быть, дрова вожу. Надо с вечера, будут до первой звезды, к утру — так и ночью доставить не поленюсь. И не лишь бы что, а первоклассный товар. Березу, дуб, сосны или кедра для запаха… да мало ли что! Сколько людей, столько и выдумок. И на липу есть покупатели, и на бук — хоть он и дорогой. Я всех знаю, меня все знают, а о чем старшая прислуга промеж себя говорит, то между ними и остается. Ну и я хоть и при своем собственном интересе, но и как бы из них. Меня не сторонятся, так-то вот!
— Ну, стало быть, тебе видней, — хмыкнул Сюртук. — А только две свадьбы в один день…
— Так она же специально так подстраивает! — самодовольно улыбнувшись, объяснил собеседникам Миха. — Княгиня то есть!
— Как так? — подал свою реплику Виктор и стал набивать трубку, остальное он уже понял, но не прерывать же рассказчика.
— А так! Приют этот, «Длань господню», княгиня наша учредила еще лет двадцать назад. Как вышла замуж за князя, так и повелела завести, значит, дом призрения для девочек-сирот, да не просто приют, как раньше было заведено, или, скажем, работный дом, а училище по всем правилам для воспитания и образования. Дев-компаньонок, стало быть, готовить из них повелела. Ну, это, значит, читать, писать научить, счету да манерам с танцами и всяким другим женским премудростям, чтобы не стыдно, значит, было такую девушку в приличный дом ввести. Дочке, скажем, наперсница. Старушке — компаньонка. Домоправительница или секретарь, невенчанная жена какому-нибудь немолодому чиновнику, да мало ли, что еще…
— Вот оно как… — Было непонятно, то ли Сюртук искренне восхищен, то ли наоборот.
— Так-так! — уверил его рассказчик, принявший интонацию Ремта за чистую монету. — Но только и этого ей, ну, то есть княгине нашей, показалось вскоре уже мало, вот в чем штука! Девушки подрастали, и заметила как-то княгиня, что есть среди них такие, что от благородных нипочем не отличишь! И в чем отличие-то? Тока в бумагах, если по совести. А коли не знаешь правды, то ни в жисть не разберешь. Собой хороша да приветлива, говорить, ходить умеет, что баронская дочка, наряди в шелка, так и спутать немудрено!
— Хитро!
— А то ж! Вот она их и наряжает. Не всех, конечно, но некоторых, про которых есть уверенность… А дальше просто. Привозит их на Большой Осенний бал и дает шанс. Мужики, особенно военные, враз голову теряют. Танец, другой, разговор наедине, и в самый интересный момент — хрясь! Является княгиня. И не важно, что парень не то чтобы под юбку забраться, поцеловать толком девицу не успел, ан все! Коготок увяз, всей птичке конец. Под венец, и точка!