«Обман и зависть их погубили, и ныне в мавок девицы обращены. Милы и невинны, но помнят они обидчиков злых, потому и опасны в тени».
Около трех веков назад, Явь
Давным-давно жила на свете Забава – единственная дочь кузнеца Тихона. Мать ее умерла от горячки страшной, отец во второй раз жениться собирался, но все как-то не получалось: то невесты не находилось, то молодец уже получше сыскался. Год минул, второй, третий, да так и не привел Тихон в дом новую хозяйку. Про себя решил, что так оно, значит, и надо: смогут они с дочкой счастливо прожить вдвоем.
В семье Тихона передавалась от отца к сыну традиция – кузнецкое дело. Молва о некоторых предках по земле щедрая гуляла, дурным словом не вспоминали вовсе их работу искусную. Одна лишь похвала мастеров окружала.
Однако, глядя на тонкие ручки дочери, не представлял Тихон, как сможет она с молотом и наковальней обращаться. Не для жаркого огня, металлов гибких и ковки звонкой была девчушка создана. Подумал-подумал Тихон и решил, в конце концов, что обучит Забаву только с ножами обращаться. В случае беды какой сможет дочка за себя постоять. Услыхав новость чудесную, долго радовалась Забава и все вокруг носилась, с кошкой и собакой приплясывая. Отец на веселье со слезами счастья глядел и в глубине души сетовал, что не видит жена взросление кровинушки своей.
Забава красавицей росла: в глазах небо точно потерялось, толстые косы лик обрамляли, а голос слаще меда звучал. Девочка отцу во всем помогала: за хозяйством смотрела, сор из избы выметала, щи да каши варила, рубашки шила и сарафаны украшала. Токмо не было у Забавы подружек. Оттого и печалилась она, ведь хотелось с другими танцевать, венки плести и смеяться громко. А девицы завидовали ее красе да речам соловьиным: на праздниках молодцы Забаву выделяли, дарами щедрыми осыпали, на пляски зазывая. Посему-то и сторонились ее все девки, не в силах злобу унять. Грусть и тоска Забаву одолевали, и часто плакала она ночами, кошку с собакой обнимая, кои всегда рядом оставались. Так пятнадцать зим минуло, прежде чем беда их нашла.
В округе девицы замуж собираться стали, однако же к дочери кузнеца никто не приходил. Маялась от этого Забава, сердце неспокойно билось: вроде у всех на виду была, красотой и умом манила, однако ни один свататься не пожаловал. Тогда-то она себя юродивой возомнила. Тихон как прознал, что грустит шибко Забава и слезы украдкой льет, так удивился и принялся дочурку утешать.
– Что же ты плачешь, родная? – приговаривал он, по голове ее поглаживая. – Рано тебе муженька искать, вот и не пришел никто. Ты ж мала еще. На следующий год все будет.
Не знала Забава, что сватались к ней несколько молодцев, да только Тихон их спровадил, не желая с дочкой пока расставаться, да и подходящих женихов не нашлось. Все они ему никудышными казались – сердце самого лучшего для кровинушки родной желало. По причине сей и решил Тихон обождать. Правда, совсем не подумал, что Забава переживать начнет.
– Я не хочу тебя утруждать больше, батюшка. – Рукавом расшитым Забава слезы утирала. – Совестно мне, что пользы никакой не приношу. Бабки сказали, что из-за меня, проклятой, ты один остался и новую жену искать не стал. Вот я и подумала, что, коль замуж пойду, ты счастлив будешь, а я проживу как-нибудь.
Крепче дочь к себе Тихон прижал и сказал:
– Глупая ты, если таких же слушаешь. Не смей на чужие речи вестись. Голова светлая на плечах своя есть! Моим словам уж лучше внимай, а все остальное – пустое, сор ненужный. Тоже мне, нашлись тут знающие, – не любил Тихон сплетниц. – Не позволяй никому голову себе дурить и сама ее пустяками не забивай. Поняла?
Кивнула Забава, на том разговор и закончили. Успокоилась девочка и на время тревоги оставила. Вновь заботы закрутили: там корову подои, гриву лошади расчеши, урожай собери, сорняки вырви. Так половина лета и прошла, пока ярмарка в округу не приехала и на игры жителей не созвала.
Из года в год всякий житель на праздник мастеров спешил, боясь пропустить веселье. Купцы торговлю бурную и громкую вели, гостей завлекая богатствами. Певцы песни горланили, на ходу сочиняя. Борцы за награду соревновались, ремесленники чудеса показывали и учеников выбирали. Била жизнь ключом, пока не выходил срок и не уезжали гости, златом приобретенным звеня.
На сей раз купцы заморские в гости пожаловали, товары диковинные предлагали, мехами на зиму зазывали, шелка да украшения увлекали. Не удержалась Забава и упросила батюшку наряд ей новый прикупить. Как же мог отец дочери любимой отказать? Выбрали рубаху расшитую, сарафан ярче солнца, ленты точно цветы алые, бусы жемчужные нашли. Слова благодарности потоком на голову кузнеца лились и умиляться заставляли.
По вечерам праздники устраивали с яствами, песнями да плясками до глубокой ночи. Облачилась Забава в наряд новый и тут же женихам возможным приглянулась. Однако сердцу ее мил больше всех был Илья – высокий чернобровый сын воеводы. То и дело бросала украдкой на него взгляд Забава и каждый раз румянцем покрывалась: юноша тоже от нее взора не отнимал. Не вытерпело сердце молодца, и пригласил Илья девицу на танец, а там и на второй, и третий. Ликовала Забава, вся точно лист на ветру, трепетала.
В радости своей не заметила она, как остальные девицы на нее смотрят. Завидовали, злобу затаили и сговориться решили. Средь них главной считалась Марфа. Все ее подружки знали, как хотела она замуж за Илью пойти и ради него одного сегодня нарядилась. Желала Марфа наконец-то вниманием молодца овладеть, одначе не замечал ее юноша. Ни взгляда, ни слова – ни на шаг Илья от Забавы не отходил, точно влюбился.
Злость страшная Марфу изнутри сжигала, обида голову вскружила, и придумала тогда девица подлость. Решила она отвести Забаву в избу темную, а там бы купец ее приезжий поджидал. Подружки сначала испугались – дело страшное, опасное. Но Марфа так ласково и елейно сказывала, что никто спустя пару минут уговоров дурного в плане не замечал. Порешили на том и принялись вокруг Забавы ходить, беседами лживыми окружать, добренькими сказываться.
А Забава точно не замечала хитрости и лжи средь улыбок притворных, не слышала угроз в словах, не видела взглядов злых и сомнениям их поведение не подвергала. Растворилась она в песнях и плясках, хороводы водила, с молодцами красивыми за руку разгуливала. Взглядами тайными с Ильей обменивалась, улыбку ласковую дарила, цветы ароматные принимала да в венок свой вплетала. Сердце пело, душа летала, а голова от радости кружилась. Никогда прежде не была так счастлива Забава.
Марфа тем временем план свой в жизнь начала воплощать. Отделилась она от толпы подружек, к купцу подошла, на танец приглашая. С удивлением на нее знакомые глядели, но ни звука не издали: помнили, что лучше с ней не связываться, иначе угрожать начнет. Отец Марфы человеком не последним был, слова его многие боялись, чем дочь без зазрения совести пользовалась.
Присев рядом с купцами, завела Марфа беседу с ними и все вопросами о местах разных сыпала. А как заиграли гусляры вновь, так обратилась она к купцу ближайшему:
– Что сидеть тебе одному? Потанцуй же со мной, – молвила девица, улыбкой одаривая и ручку протягивая.
Марфа сразу его заметила: смотрел он очень недобро, глаз с девушек не спускал, хоть ни слова не промолвил. Только взором точно прожигал. Схватил купец Марфу и к пляшущим повел.
– Что, юнцов всех разобрали? – посмеивался он, глазками хитрыми сверкал. – А может, приглянулся я тебе, и замуж за меня нынче хочешь? Иной причины со мной такой красавице быть не нахожу.
Крепко купец ее к себе прижал, дыханием хмельным обдавал.
– Да где же я красавица, – отмахнулась от него Марфа. – Есть тут одна лебедушка, что красой каждую затмила и женихов всех забрала, – прошептала она на ухо, на Забаву указывая.
– А хороша деваха, – облизнул губы купец, по стану младому взглядом недобрым проходя.
Усмехнулась Марфа да подружкам подмигнула – все как по маслу пошло. Захихикали те, ручонки потирали и уж козни предвкушали. Мужик же глаз на Забаву положил и обхаживать ее стал, на танцы приглашал. Отказалась она пару раз, уставшей и занятой сказываясь, но на третий пришлось согласиться – невежливо выходило.
– Как звать тебя, лебедушка? – спросил купец, за ручки девушку сильно держа.
– Забава, – еле выдавила она, стараясь пальцы из хватки освободить.
– А меня Власом величают, – представился купец и закружился в танце, гнусно улыбаясь.
Не по себе стало Забаве, все оглядывалась она, пытаясь Илью аль отца разыскать. Не нравился ей купец шибко, да только никого не подмечала. Пришлось до конца танца терпеть. А Влас все любовался и не желал Забаву от себя отпускать – удумал он ее своею назвать.
– Послушай, голубушка, мила ты мне очень, а потому считаю, что супругой вышла бы славной, – проговорил Влас, норовя все до косы девицы дотронуться.
– Не серчайте, но у меня уже есть жених, – поклонилась спешно Забава и к отцу подбежала, от страшного купца спасаясь. Не желала она его видеть боле, а тут как раз рядом с Тихоном милый Илья стоял и улыбался добродушно.
Поведению такому оскорбился Влас и решил при случае припомнить девице все. Видела сие Марфа и усмехалась, радости не скрывая. Приметила она, как опечалился Влас и кулаки стиснул, гнев и злобу в кружке с хмелем топя. Отмахнулись от него друзья, оставляя хмурого на съедение собственным тревогам. Тем-то и решила воспользоваться Марфа, незаметно к Власу подкралась и рядом присела. Завела с ним речи о судьбе своей горькой:
– Жених мой обещанный теперь к Забаве сватается, – слезами притворными умывалась девка. – Позабыл он наши встречи тайные, улыбки ласковые, не радует его боле красота моя. Да и разве могу я сравниться с ней? – уронила голову на руки Марфа и пуще зарыдала.
– Не реви, – буркнул Влас. – По красавицам другим мужику шарахаться не положено, а девкам негоже на женихов чужих зариться.
– Верно-верно вы толкуете. Да разве изменят слова что? Нет, тут все ясно как день.
Почесал бороду Влас и окинул хмельным взглядом лицо Марфы, губы в оскале растягивая.
– Слова не изменят, а вот поступки – точно! Припугнуть надо и молодца, и девку, чтоб неповадно было.
– Но как? – притворно изумилась Марфа.
Влас плечами пожал:
– Тут думать надо.
Помолчала Марфа, якобы размышляя, а затем начала Власу предлагать план. Слушал купец и решился наконец, что станет поджидать Забаву в избе пустой. Оттуда-то он ее похитит и увезет с собой в дальние земли. На том и порешили.
За ту седмицу, что ярмарка стояла, Забава лишь дважды виделась с Ильей. Она все порывалась выйти и погулять по улицам, встретиться с милым молодцем, но страх перед Власом пыл остужал.
– Вот уедет ярмарка прочь, а там уж спокойно вздохну, – приговаривала она себе и не замечала, как за хлопотами по дому дни пролетали.
О том, что Тихон в кузнице до позднего вечера обитает, знала вся округа, а потому-то Марфа ничего не боялась. В последний день ярмарки отправила она кузину Ильи к Забаве с запиской, где юноша о встрече тайной просил. Сам молодец тогда с отцом на охоту отправился, о чем соседки донесли. Не хотела кузина идти сначала, но Марфа клялась, что ничего дурного не случится. Гнева ее опасаясь, согласилась кузина и к Забаве пошла, план коварный воплощая.
Долго Забава думала да все не могла решиться: идти иль нет. Сердцу было беспокойно, но от радости аль предчувствия дурного – не разбирала. Ей стало любопытно, однако кошка к ногам испуганно будто жалась, собака подле двери легла, точно выпускать не желая. Маялась, маялась Забава, но не удержалась и собралась на встречу, однако припрятала в одеждах нож, с коим отец обращаться научил. Боялась девочка, что по дороге Власа встретит, а так хоть защититься сможет. Потоптавшись на пороге, выскочила Забава из дома. За ней коршуном Марфа следовала.
О заброшенном доме все в округе знали: хозяин умер, наследников не оставив, а посему токмо сквозняки и паутины всех встречали. Забава всегда стороной это место обходила, боялась злых духов, что могли там без хозяина поселиться. Одначе теперь заходила, дыхание затаив: на встречу с Ильей ведь шла. Осторожно ступала Забава, шуметь лишний раз боялась и по сторонам оглядывалась, но только полумрак отвечал ей. Дурное чувство в душу заползло, сжала девушка ножик в руке и хотела уже выбираться, как захлопнулась дверь.
– Ну здравствуй, лебедушка моя, – вышел из темноты Влас. – Долго бегала от меня, краса, да только подружки твои проучить тебя желают, а кто я такой, чтоб воле их перечить?
Тут-то и поняла все Забава. Слезы к глазам подкатились, стала себя ругать – как могла такой наивной быть! Взмолилась она, упрашивать начала, серебро обещала, ежели только отворит засов Влас.
– Ты ведь человек хороший. По глазам вижу, что не станешь ты дурного мне желать. Прошу, отпусти, – шептала она, пятясь.
– Ну-ну, не плачь, золотая, – за подбородок схватил ее Влас, волосы поглаживая. – Зачем же отпускать, коль мила ты мне?
Замахнулась для удара Забава, как батюшка учил, и рассекла щеку Власу. Взбесился купец, ударил девицу и выбил нож из кулака. Прытким оказался: в угол ее зажал и мерзко улыбаться стал. Вырывалась Забава, руки чужие от плеч отнимала, мужика оттолкнуть пыталась. Кровь ему лицо застилала, вид дикий создавая. Собрала все силы в кулак Забава, брыкнулась, за пальцы грубые укусила и хотела в оконце выскочить, но тут поймал ее за косы Влас и дернул на себя. Упала Забава, голову о скамью расшибла. Замерла она, неподвижно лежала, в потолок глядела.
Испугался Влас, из избы вылетел, а Марфа как узрела тело бездыханное, так завизжала на всю округу. Сбежались мужики, увидали содеянное и тут же за купцом погнались. Мигом они Власа скрутили, суду предать желали, а потому к Тихону отвели, судьбу убийцы ему в руки вручая. Однако как услышал кузнец, что совершилось, бросил все дела и помчался к дочери. Крик, подобно звериному, округу сотряс. Тихон над телом Забавы горько зарыдал и умолял к жизни вернуться.
– Милая моя… Забава… Как же… – сквозь слезы шептал кузнец, прижимая к груди голову дочери.
Не нужно ему было ни мести, ни богатств – ничего, кроме биения сердца в груди девичьей. Но остывало тело, покидала его душа.
Месяц минул. Запустил себя Тихон, жить не желал, слезы лил и во всем облик дочери видел. Казнили купца уж давно, подлую Марфу тоже наказали. Могилку Забавы в порядке Илья содержал и цветы каждый день приносил. Винил он себя, что на охоту уехал, а не остался подле возлюбленной и от беды не спас. Тоска ужасная в сердце его и Тихона поселилась и на мысли отчаянные толкала.
Увидала то душенька Забавы и упросила у светлых сил дозволения спуститься к отцу и возлюбленному. Согласие дала Леля, богиня весны и любви. Была она родной сестрой Мораны, одначе не походила на нее совсем. Румянец на щеках сверкал, косы светлые золотом отливали, а улыбка ее милая каждого согревала.
– Коль хочешь средь живых остаться, так придется мавкой назваться, – проговорила она Забаве. – Будешь за природой приглядывать, животных оберегать и иногда отчаявшимся помогать. И покуда сердце свое в другом не найдешь, будешь в Яви обитать, век долгий коротать. Такая участь тебя ждет, если решения не переменишь.
– Не изменю, – твердо Забава решила.
– Да будет так, – молвила Леля и отправила девушку в Явь.
В тот же день на пороге родного дома появилась Забава и легонько в дверь постучала. Не ожидал кузнец такого подарка судьбы и сначала поверить все глазам не мог, но крепко дочь его обняла, и заплакал тогда от счастья Тихон. Обрадовался он, силы к нему возвратились, по-новому на мир стал глядеть. Все равно кузнецу было, что дочь ни живая, ни мертвая отныне. Главное – рядом крутилась, помогала, однако на глаза другим не показывалась. Не хотела она, чтоб прознали люди тайну ее великую, не желала на вопросы глупые отвечать да врать о силах светлых и темных.
Только однажды увидал ее Илья и застыл на месте, боясь приближаться.
– Настоящая? – токмо и смог прошептать.
– Почти, – еле слышно ответила Забава.
Не знала она, как ему объяснить все, но тут вдруг схватил ее Илья и в объятиях закружил. Принял он любимую: бледную, чуть ли не прозрачную, с волосами слегка зелеными и раной рваной на затылке, что венками вечно была прикрыта. Решил Илья в тот же миг подле нее остаться, да только не знал, как об этом родителям сказать. Тут на помощь Тихон подоспел: предложил он на новое место перебраться, отцом и сыном притвориться – нужен был кузнецу ученик. Решение тяжкое, да только Илья сыном средним в семье был – надежд на него высоких не возлагал никто, точно про запас держали. Так и решили переехать, уладив все. Благо судьба на стороне их была.
Дожил век свой кузнец в любви и покое рядом с детьми. Видела Забава, как старели отец и возлюбленный, но поделать ничего не могла. Ошиблась она: не был Илья судьбой ей наречен.
– Не печалься, родная. Все с тобой хорошо будет, я знаю, – часто шептал ей Илья, к себе прижимая.
Умер он в глубокой старости. Похоронила его Забава рядом с Тихоном и долгие годы за могилами следила, покуда не разрослись города. Тогда-то она и ушла в лес ближайший. Принял ее Сосновец, разрешил остаться да велел за порядком следить, пруд в чистоте содержать, зверью помогать. Зажила так Забава и стала суженого ждать.
Лес Сосновца, Явь
– Довольно! – прокричала на всю округу Марья. От ее крика во все стороны разошелся ветер, круша нечисть. Больше не было смысла в нелепой битве, где не было ни победителей, ни проигравших. Она повернулась к Сосновцу: – Я нашла то, что искала. Можешь пытаться убить нас и дальше, но смысла в этом нет. Они, – указала на растерявшихся упыря и мавку, – то, что поможет нам исцелить завесу. Такова воля судьбы.
Казимир изумленно переводил взгляд то на Забаву, то на Марью.
– Что это значит? – еле слышно проговорил упырь, прижимая ладонь к груди.
Моревна поджала губы. Никогда прежде ей и в голову не приходила мысль, что любовь способна исцелять. Буквально.
Резко успокоившийся Сосновец тоже ощутил веяние судьбы. Он пристально смотрел на упыря, прислушиваясь к гулким и медленным ударам его сердца. Одного взгляда на мавку хватило, чтобы понять – Забава тоже менялась. Сосновцу была известна природа появления милых девиц, решивших остаться в царстве людей, и поэтому теперь заинтересованно наблюдал, как рушатся заклинания.
Взмахнув рукой, Сосновец развеял свою армию, подходя ближе к Моревне. Она кивнула своим друзьям, умоляя скрыть свои потусторонние облики. За один миг Баюн превратился обратно в человека, а Рогнеда смущенно выскочила из-за стволов, поправляя на ходу одежду.
– Марья, – прошептал Казимир, уняв когти, – скажи хоть что-нибудь. Прошу.
Он стоял вблизи мавки, пытаясь совладать с чувствами.
– Что происходит? – поинтересовалась Рогнеда. – Баюн? – Она повернулась к оборотню, но тот молчал и пристально смотрел на возлюбленную. – Ну конечно, опять я за бортом, – обиженно проворчала волчица, подходя к мавке.
Забава стояла и поглядывала на Казимира, пристально разглядывая его. Никогда прежде она не радовалась встрече с упырем, который подскочил к чернокнижнице и схватил ее за локти.
– Не молчи, Марья, – взмолился он. – Ты явно что-то знаешь, а теперь отмалчиваться удумала? Не смей мной так играться! Я слышал, и ты тоже. Не ври только. Даже не думай!
– Перестань, – рявкнул Баюн, хватая упыря за плечо и отталкивая его.
– Нет, – Марья покачала головой. – Он имеет полное право знать, – проговорила она, оборачиваясь к упырю. – Я обещала рассказать тебе все, что знаю. Однако не думаю, что сейчас время и место.
Она перевела взгляд на Сосновца, мрачно возвышающегося над ними. Несколько минут назад он был готов уничтожить собственный дом, желая выгнать их прочь, а теперь молча замер.
– Воистину твоя слава, Марья Моревна, оправдывает тебя: куда бы ни пошла, повсюду тебя найдут чудеса и кошмары, – проговорил он. – Ты жаждала отыскать чудо, но не знала, что оно прямо под носом. Твоя Морана смеется над тобой.
Марья понуро покачала головой.
– Полагаю, такова была судьба, – произнесла чернокнижница, глядя в глаза лешего. Она осознала, что Морана специально недоговаривала план, намеренно ведя их в этот лес, чтобы устроить встречу Казимира и Забавы.
Сосновец, понявший ее мысли, процедил:
– Мне претит ваше пребывание здесь, но прежде я не сталкивался с таким чудом. – Он указал на упыря и мавку. – Только из-за этого позволю вам тут задержаться и разобраться с проблемами.
Марья сдержала ухмылку: любопытство не чуждо и Сосновцу.
– Однако предупреждаю заранее: никакой ритуал ты здесь не сможешь провести без магии Лели, ибо земли Яви находятся под опекой и живых, и мертвых.
С этими словами леший отошел в тень, оттуда наблюдая за всеми. Меж тем остальные мавки с нескрываемым любопытством поглядывали на Забаву. Все они походили друг на друга: облаченные в сарафаны, с цветами в волосах, невысокие и очень юные, они, предвкушая историю, расселись прямо по земле, не ведая холода. Рогнеда устроилась на ближайшем пеньке и потянула за собой Забаву, которая, не моргая, смотрела на напряженно застывшего Казимира. Марья, виновато посмотрев на поникшего упыря, проговорила:
– Когда я просила за тебя у Мораны, она поведала мне о твоем проклятии и Олесе. – При упоминании имени упырь вздрогнул и повел плечами. – Олеся была одинокой ведьмой, лишенной клана, однако сила ее превосходила многих. Ты прибегнул к ее дару, но затем не выполнил данного обещания, и ее гнев вылился в сокрушительную силу. Многим понадобились бы личные вещи, чтобы наложить беды на твоих близких, но не ей.
Казимир сжал кулаки и отвернулся. В памяти тут же возник образ милой Аннушки, которая погибла по его вине. Она давно уже нашла покой в Прави, но ее смерть все еще висела над упырем.
– Почему она такая сильная? – спросила Рогнеда, поедая ягоды, предложенные Забавой.
– Поколения могущественных ведьм и колдунов, – предположил Баюн. Он чуть оперся спиной на дерево недалеко от лешего, готовясь в любой момент вступить в схватку.
– Да, верно, – кивнула Марья, – мать Олеси пошла против воли семьи и была изгнана из родового клана. За это позже и отомстила дочь, заполучив тем самым неслыханную силу.
Молчавший до этого, Казимир холодно спросил:
– Ты с ней встречалась, не так ли?
Тяжело вздохнув, Марья призналась:
– Да, хотела узнать твою историю. Олеся сказала, что ты не смог сдержать слова, так как был опьянен звериной силой. Тебя радовали страдания, боль, пролитая кровь, и с каждым убитым ты утрачивал человечность, превращаясь в чудище. А у них, как известно, нет души. Она ни за что не сняла бы проклятие: слишком сильно ты ее обидел, и шансов на избавление не было.
Сосновец злобно засмеялся. Казимир хотел метнуться к нему с кулаками, но вдруг Забава схватила его за рукав, удерживая на месте.
– Рискни напасть, человечишка, – насмешливо процедил леший.
Рогнеда встрепенулась, начиная ходить вокруг мавки с упырем и пристально их разглядывая.
– Вы что хотите сказать, что сейчас у Казимира забилось сердце, потому что он встретил ту самую, которая может разрушить проклятие? А она станет человеком, так как тоже нашла суженого?
– Именно, – усмехнулся Баюн. – Проклятия обладают феноменальной слабостью, когда дело касается любви: она или лечит, или губит. Третьего отчего-то не дано.
– Как это скучно и избито, – уныло вздохнула Рогнеда, но тут же попятилась, отмахиваясь от подзатыльника Забавы. – Чего дерешься-то? Ну где это видано, чтобы все так просто было? Тем более с нами! Мы же не от мира сего…
Она умолкла при виде разгневанной Забавы и поплелась к Баюну под смешки остальных мавок. Присев на маленький камень, прошептала, чтобы только он слышал:
– Красавица и чудовище на новый лад.
Иван усмехнулся, обмениваясь с Серой улыбками. Казимир приблизился к Марье и притянул ее ладонь к своей груди.
– Но ведь сейчас оно почти не бьется, – проговорил он.
Чернокнижница кивнула.
– Ожидаемо. Проклятие стало разрушаться из-за встречи, которая уготована тебе судьбой. Об этом и говорила Морана, а я сразу и не смекнула.
Упырь нахмурил брови, ожидая пояснений.
– Хозяйка Зимы предрекала, что спасение придет к нам с незабудками. – Марья указала на Забаву: среди ее густых зеленых волос мелькали незабудки.
– Как же без загадок, – фыркнула Рогнеда, закатывая глаза. «Можно ведь было просто сказать: привести упыря в бор и познакомить с мавкой – вот вам и средство для излечения завесы. Нет же, надо было юлить, придумывать какие-то истории», – сетовала она, потирая ушибленный во время сражения бок.
Казимир обеспокоенно посмотрел на Моревну:
– Но если сердце вновь замедляется, значит – проклятие не снято?
– Снято, но тело сопротивляется, – пояснила чернокнижница. – Тебя одолевает долг Олесе, поэтому личина упыря тебя душит.
Казимиру действительно было трудно дышать, и кружилась голова. Сначала он списал ощущения на последствия встречи с нареченной, но теперь понял, что его просто тянуло к Олесе – темная сущность взывала к создательнице.
– И что нам делать? – робко прошептала мавка. Она никогда прежде не встречалась со столькими обитателями Нави, более того – не могла понять, как относится к тому, что сердце теперь бьется в груди благодаря упырю. Забава украдкой посматривала на Казимира, который казался совершенно потерянным.
– Только тот, кто проклятие наложил, может его и снять, – проговорил Иван, подходя ближе. – Каждое заклятие имеет свой отпечаток, а учитывая силу Олеси, сомневаюсь, что нам бы мог помочь кто-то еще, кроме нее.
Марья согласно кивнула, поглядывая на внимательно слушающего Сосновца. Он словно не сдвинулся с места, как и мавки, тихо переговаривающиеся в тени о пустяках. Интерес к Забаве стал постепенно утихать, ведь остальных это никак не касалось.
– Что, даже Кощей не справится? – удивилась Рогнеда, вещая с камня. – А я-то думала, что он всемогущ. Видимо, ошибалась, а ведь…
Серая замолкла, напоровшись на холодный взгляд чернокнижницы.
– При живой ведьме стоит обратиться к ней самой, нежели испытывать на Казимире чары, которые могут иметь не самый приятный эффект, – заметил Баюн, почесывая подбородок.
– Ты не сказала ничего про Лихо, – тихо проговорил Казимир, глядя на спину Моревны. – Так просто от нее ведь не избавиться.
При упоминании о великанше – пожирательнице душ все заметно напряглись: одноглазая и уродливая сущность, отдаленно напоминающая женщину, у любого вызывала невольный страх. Кроме Сосновца, который опять разразился хохотом:
– Поистине ты редкостный мерзавец, раз насолил не только ведьме, но и Лиху.
Казимир в ответ оскалился.
– Что ты знаешь обо мне? – вспылил он, но Забава вновь схватила его за рукав. Упырь обернулся и, заглянув ей в глаза, заставил себя успокоиться.
Рогнеда наблюдала за ними, выпучив глаза. «Свет на меня снизойди, как быстро они спелись! Словно знают друг друга не пятнадцать минут, а пятнадцать веков», – изумилась она.
– У нас был уговор, что когда ты сможешь разрушить проклятие, то явишься к ней на суд. – Марья повернулась к упырю, продолжая: – Тогда и должна решиться твоя судьба: навеки в низине или свободная жизнь. Если ты не боишься, я могу устроить встречу, – добавила она чуть тише обыденного.
Мавки напряженно посмотрели на чернокнижницу: об ужасах и свирепости Лиха ходили пугающие истории, о которых судачили даже в Яви.
– Ты что, предлагаешь ему отправиться в низину? – воскликнула Забава, вставая перед Казимиром. Она словно пыталась заслонить его собой.
– Да уж, а говорят, любви с первого взгляда не бывает, – протянула Рогнеда, заставляя остальных мавок захихикать.
– Олеся наверняка тоже почувствовала изменения, – между делом заметил Баюн. – Подобное бесследно не протекает. Но, друзья, время уходит, пока мы общаемся все тут.
Казимир, обдумав все произошедшее, решительно обратился к Марье:
– Устрой встречу. Думаю, если я найду Олесю, то Лихо тоже явится.
Хоть он и любил свой облик упыря, избавиться от него было желаннее. Моревна внимательно разглядывала друга, пытаясь уловить его настроение, но он напоминал ей сейчас спутанный комок нитей. Решив действовать быстрее, она кивнула Казимиру:
– Несомненно должна явиться. И раз время утекает, то отправляемся немедля. – Чернокнижница повернулась к Сосновцу: – Мы оставим твои земли пока что в покое, но вернемся вновь, когда получим дозволение от Прави. Согласишься ли пустить нас снова без сражения? Проклятие Нави ведь касается и твоих земель.
Сосновец, не проронив ни слова, угрюмо кивнул и исчез. Мавки, поняв, что представление закончилось, наскоро попрощались с Забавой и отправились к пруду. Больше им здесь делать было нечего: одна из сестер избавилась от чар, и теперь ее ждала новая жизнь, в которой не было места пережиткам прошлого.
– Отправляемся немедленно? – спросил Казимир, прожигая взглядом Марью и незаметно для самого себя сжимая руку Забавы.
– Да, ибо теперь, когда мы нашли чудо, то стоит поторопиться и восстановить завесу, – согласилась Моревна.
– Мы с Рогнедой вернемся в Навь. Там от нас явно больше помощи, чем здесь – предложил Баюн, ловя взгляд чернокнижницы. – Вам же стоит поскорее очиститься от следа магии Олеси и провести ритуал.
Марья, прикинув дальнейшие действия, кивнула Баюну:
– В таком случае не будем медлить и направимся к ведьме.
Она благодарно улыбнулась Ивану: он всегда понимал Моревну лучше всех, а порой даже лучше ее самой.
– Я отправлюсь с вами, – решила Забава, вставая рядом с нареченным.
– Может, не стоит? – забеспокоился Казимир. Он представил, какая встреча может их ожидать у Олеси, и милой и кроткой мавке явно там не было места.
Забава же покачала головой:
– Стоит. Не желаю терять больше никого в своей жизни, а раз ты предназначен мне судьбой, то я принимаю ее и буду идти до конца.
Решительность и напор юной Забавы поразили всех: никто не ожидал такой силы воли. Они посмотрели на нее с удивлением и восхищением, заставляя мавку засмущаться.
– Не смотрите так, – пробормотала она. – Я ведь только с виду молодая, а годов сродни вашим прожила.
Казимир усмехнулся и с нежностью во взгляде посмотрел на нее.
– Что ж, тогда прошу, – проговорила Марья и принялась колдовать. Перед ней появился портал, в который чернокнижница тут же шагнула, утягивая за собой Казимира и Забаву.