Сумеречный сказ — страница 12 из 19


«Коварны и лживы ведьмы всесильные. Их словам верить нельзя – им страдания в радость. Горе тому, кто осмелится против ведьмы пойти – его уже не спасти».

Из рассказа волколака, обращенного в зверя лесной ведьмой

Давние времена, Явь


– Пошла вон, ведьма проклятая, иначе вилы принесу!

– На одну ночку, прошу…

Договорить Майя не успела: метнулся хозяин дома к вилам. Подняв руки, попятилась она прочь, закусив губу от боли. А ей бы токмо на одну ночку остаться, разрешиться бы от бремени в тепле.

«Ведьмы да колдуны вместе обитать должны», – так всегда причитала мать. Она же и изгнала Майю навеки из поселения.

Жили колдуны и ведьмы на берегу реки, вдалеке от людей и под защитой леса. Боялся народ простой к месту проклятому подходить: токмо лишь с иного бережку глядели да молву бранную пускали. Но в те времена, когда хворь одолевала иль урожай гнилью исходил, тогда бежали к ведьмам и колдунам за помощью и советом.

Так однажды и появился в селении зачарованном красивый молодец – рыжеволосый рыбак. В тот же день и отдала Майя сердце ему. Прогулки до первых петухов закончились бедой. Матушка ведьмы юной, прознав обо всем, пришла в ярость и изгнала родную дочь за слабость:

– Ни тебе, ни приплоду твоему нет отныне места средь нас! Никто тебе не поможет и не приютит. Сгинешь во мраке и голоде!

Страшные слова обернулись настоящим кошмаром: возлюбленный подлецом оказался. Правду узнав, закричал он на всю деревню, что околдовала его ведьма злая, соблазнила и теперь с дитятей под сердцем к нему приползла. Брань и камни тут же полетели в Майю. Еле успела она бежать, покуда булыжник в темечко не угодил.

С той поры и скиталась Майя по свету, скрываясь и работы любой не чураясь. Одначе так долго продолжаться не могло: силы иссякали и приходилось хоть изредка к колдовству прибегать, дабы дела быстрей вершить. Так и поймали ее на занятиях темных и мигом вытолкали из дому, не желая с нечестивой якшаться.

Теперь же Майю окружали сумерки, холод и лес. Закрытые двери и вилы ждали ведьму всюду, куда бы она ни постучалась. Делать было нечего: пришлось идти во мрак. Прижав к груди обереги и собрав все силы в кулак, Майя обратилась к лесу:

– Я взываю к тебе, леший мест здешних. Прими меня под кров, позволь остаться с тобой навек. В благодарность сердце и душу тебе отдам.

Пала на колени ведьма, ладонь ножом рассекла и стала вглядываться в тени. Кровь стекала капля за каплей, мутным пятном по траве расплываясь. Замерли звуки, лишь гулкое эхо шагов раздавалось – леший долго себя ждать не заставил. Предстал он в облике великана с рогами лося и мордой волка, но не испугалась дева – на все готова была. Приблизился леший и, почуяв запах, заголосил низким басом.

– Земная ведьма, – определил он природу Майи. – Зачем ты мне? Здесь и без тебя все растет и плодоносит.

– Величие твое неоспоримо, – поклонилась она. – Но сердце живое способно лес долго питать, могущество множить, а силы мои отныне твои. Тебе принадлежать стану, только позволь разродиться и в тени остаться.

Недолго леший размышлял: впустил Майю и проводил до покошенной временем землянки. Там-то и появилась на свет Олеся – маленькая ведьма, силу в коей мать сразу не распознала. Как окрепла после родов Майя, так и отдала сердце лешему. Тоска тут же меж ребер поселилась, пустота в душе образовалась, и даже материнская любовь притупилась – все чувства угасли.

Жизнь Олеси протекала одиноко, ибо мать запрещала ходить дальше леса. Потому и доводилось девочке по округе часами напролет гулять, плести венки, собирать цветы и с животными играться. Почему так судьба сложилась – Майя не сказывала. О силе колдовской девочка тоже не знала: матушка рассудила, коль не говорить ничего, так и не пробудится дар.

В ту пору Олесе шестнадцать лет минуло. Лес домом родным служил, и ничто уже в нем ее не манило. Тропинки она все истоптала, ручьи за версту слышала, меж деревьев не терялась – словом, опостылело все. Знала девица с ранних лет, что рядом деревня стояла, а посетить ее нельзя было – Майя сильно бранилась.

Одначе любопытство сложно унять, а посему, набравшись духу, сбежала Олеся в поселение. Изумилась знатно: все кругом в сарафанах да кафтанах гуляли, сапогами да лаптями сверкали. Дома добротные, ставни резные, заборы крепкие да хозяйство шумное – била жизнь ключом. А люди точно муравьи бегали, да все при делах, при заботах. От восторга девичьи очи засверкали: не понимала Олеся, как могла Майя предпочесть убогую землянку с дырявой лоханью в глуши лесной добротному дому с баней и землей плодородной.

Стала прогуливаться по округе Олеся, с восхищением на жизнь мирскую глядя. Заметила она, как на поляне чуть в стороне от деревни девицы да молодцы хоровод водили. Смеялись они, за руки крепко держались, резвились и бегали друг от друга. Видя радость чужую, поспешила Олеся к ним тут же, но стоило только к хороводу подойти, как отшатнулись от нее все.

С презрением на девицу тотчас уставились и заголосили:

– Ты кто такая?

– Оборванка какая-то.

– Гляньте-ка, у нее сарафан весь оборван да грязный, а в волосах ветки. А руки-то! Все в земле.

– А ну, прекратите! – прикрикнул на друзей молодец статный – точно главный средь них. – Запугали совсем. Разве можно так?

Приблизился он вплотную к Олесе и подбородок ей легонько сжал.

– Прости ты нас, красавица. Не видали мы прежде столь огненных волос да глаз зеленых, вот и позавидовали подруги мои, браниться удумали. – Румянец на щеках девичьих заиграл. – Но скажи нам, голубка, откуда же ты к нам пожаловала?

Олеся взгляд потупила и прошептала:

– Из лесу.

Тут же оханье да аханье в гул слились, злобно на нее все уставились, кулаки сжали и окружать стали.

– Так, стало быть, та ведьма разродилась-таки! – рассмеялся главный. Это его отец тогда Майю прогнал. – Хватай ее, парни, покажем девке, какие мы ладные!

Крики, плевки, пинки да кулаки – все разом повалилось на Олесю, а она сгорбилась, на земле лежа. Драли ей волосы, сарафан рвали, траву в лицо кидали. Пыталась отмахнуться, но напрасно все. Гогот чужой на главу давил, слезы ланиты обжигали, а обида все сильней и сильней пылала, в гнев переходя.

Чей-то удар в плечо последней каплей стал. Закричала Олеся яростно, и тут же с пальцев ее пламя сорвалось. Змеей огонь извивался и точно всех обидчиков достигал: теперь они стонали и умоляли в кругу жарком и пылающем.

– Пощади!

– Прости нас!

Но не желала вовсе Олеся внимать их мольбам и слезам – месть душу одурманила. Так дело темное точно свершилось бы, если вдруг не исчезли бы все силы враз и не упала ведьма без чувств.

Очнулась Олеся уже на лавке в землянке родной. Губы пересохли, жар тело ломил. Мать рядом сидела и растирала травы в ступе, неразборчиво заклинание шепча.

– Как я… как я здесь очутилась? – еле выдавила Олеся.

– Пей. – Майя протянула ей миску, от коей тошнотворный запах шел. – Я тебя принесла.

Непонимающе Олеся взглянула: мать никогда не выходила из лесу. Одначе объясняться та и не думала. Дождавшись, когда дочь примет отвар, Майя встала и хотела уйти, как вдруг Олеся схватила ее. Рука девицы горяча была, как печка.

– Что со мной, матушка?

– Спи, – грубо отрезала она и вышла прочь.

Ошибалась Майя: в дочери тоже сила жила – страшнее и могущественнее ее собственной. В селении родительском только у самых могучих и потомственных колдунов огонь внутри пылал, а тут у полукровки в груди дышал. Хотела сначала Майя удачу попытать да дочь к родичам отвести, но осеклась – проклятие над ними все еще висело, чуяла его ведьма.

– Ты не сможешь прятать ее вечность, – сказал леший совсем рядом.

Обернулась Майя, страх пересилив, крикнула:

– На кой черт тебе, старый, огненная ведьма в лесу? Не смей даже думать и подходить к ней, иначе всю округу погублю, гниль пущу.

Засмеялся леший.

– Ты на ногах стоишь еле-еле, а коль ветерок порывистый дунет, так и поляжешь вовсе. Все силы потратила, чтоб дочь с поляны вынести. Долго ль ты еще протянешь?

Похолодело все внутри Майи. Знала она, что слаба и долгие-долгие годы восстанавливаться придется, ведь не было сердца в груди, кое питало и к жизни возвращало. Зашумела листва – скрылся леший. Вздохнула облегченно Майя, к деревцу прислонилась и слезы смахнула. Поклялась она, что отныне глаз с дочери не спустит и не позволит лесу душу ее забрать.

Однако, как бы ни старалась Майя – судьба проворней оказалась. Олеся, не привыкшая к пристальному вниманию, все порывалась сбежать из-под надзора. Так и случилось однажды, когда ночь черная и глухая на округу спустилась: в потемках выбралась из дома Олеся. Запрещала с той поры ей мать колдовать, но огонь упрямо порывался с пальцев вспорхнуть.

Теперь сидела Олеся на пеньке и веточки сухие поджигала. То вместе вспыхнут, то по очереди замелькают – улыбка с лика не сходила.

– А если лес весь от забавы твоей загорится?

Встрепенулась Олеся и от страха слова вымолвить не могла. На нее из чащи смотрели два алых глаза, а тени не скрывали уродливое тело лешего.

– Неужто язык проглотила? – усмехнулся он.

– Я… я… я слежу за огнем, дальше не пойдет, – еле пробормотала ведьма. Знала Олеся про хозяина леса, но прежде не встречалась.

– А кто научил тебя силушкой управлять?

Молчала девица и врать не желала.

– Так я и думал, – приблизился он. – А без учения твой дар опасен, ведь всю округу спалить можешь.

– А вы меня научите? – загорелись глазки надеждой.

– Куда уж мне! – удрученно леший вздохнул. – Нет-нет, тебе надо бы к остальным колдунам и ведьмам.

– А есть и другие? – изумилась девица.

– Конечно. Неужто тебе мать не рассказала ничего?

Потупила взгляд Олеся, слезы к горлу подкатили – слишком многое от нее Майя скрывала.

– Ну-ну, не горюй. Нет твоей в том вины, ты же дитятко совсем, – утешал леший. – Я тебе все расскажу.

И поведал тогда хозяин лесной всю правду о Майе, коя познала любовь запретную с рыбаком; о проклятии насланном и страшном; о долгих месяцах лишений и страданиях; о людях, которые прогоняли несчастную; о жертве, что силы все отняла.

– Но разве можно так? – только и смогла прошептать Олеся.

Она уже не плакала. Злилась ведьма, ярость опять в душе разгораться стала.

– Увы, такова природа людская – гнилая и слабая, – покачал головой леший. – Но я надеюсь, что ты умнее и сильнее будешь и до мести не дойдешь.

Молчала Олеся. А леший уж от восторга ладоши потирал: слова его в душу точно попали, и теперь о справедливости одной будет мечтать девица.

– Помоги мне подлецов отыскать, – прошептала Олеся. – Помоги суду свершиться, и тогда любое твое желание исполню.

Согласился леший. Так в течение месяцев трех обучал он Олесю даром управлять, а Майю все это время чарами окутывал. Думала она, что слабеет день ото дня, и спала постоянно, не различив магии дурной. А как научилась контролировать огонь Олеся, так в путь дальний собралась, месть в сердце храня. На груди ее амулет висел – лешего оберег, что должен был всю магию в себя впитать и девице отдать, силу ей добавляя.

Ночью безлунной явилась Олеся в поселение, где отец жил да мед попивал. Страшна была ведьма: волосы огнем пылали, стопы босые по земле ступали, и тотчас из-под них искры вылетали. Жар ее окружал, пламенем девица разила и погибель несла, не сдерживая себя. Месть и ярость возымели власть над душой. Крики и стоны в единый звук смешались, слух ее лаская. Шла Олеся, не сдерживая себя и повсюду пламенем разя, к отцу направлялась. Отыскала его в избе дальней, в горнице, где хмелем за версту несло.

– Пощади! – заголосил рыбак при виде пылающей ведьмы. Сердце в пятки ушло, богам всем известным молился.

– Что же ты, батюшка, встрече не рад? – голос Олеси точно раскат грома пронесся. – Как же так? Аль не скучал? Не вспоминал ведьмы чернобровой, что ребенка от тебя понесла?

Язык рыбака точно к небу прирос. Понял он, что не отвертится – казнь ему уготована. Решил, одначе, счастья попытать и в ноги пасть.

– Кровинушка моя, доченька милая, прости глупца старого и сжалься над батюшкой! Это все люди – волки точно! Подговорили они меня, а я ведь маму твою одну любил.

– Ты даже имени ее не помнишь, пьяница жалкий, – отпихнула его от себя Олеся. – Поздно прощенья просить да на жалость давить. По воле твоей мать изгоем везде стала, меня на ту же судьбу обрекла. Ни воды, ни еды порой мы не знали, на скупые дары лешего жили, крошки считая. А ты здесь не скучал, как погляжу.

Затрясся подбородок мужика, слезы по щекам катились, уши зажал – лишь бы только плача деревни не различать.

– О, нет-нет, слушай, – усмехнулась Олеся. – Твоя вина, что ныне они страдают. Так наберись смелости хотя бы внимать! Ночь только началась, отец, – и, плюнув ему под ноги, вышла Олеся прочь, обнося избу столбом пламени.

Учинив расправу здесь кровавую, отправилась ведьма дальше: туда, где должны были они вместе с матерью всю жизнь прожить. Берег иной Олесю ворожбой встречал: со всех сторон заклинания сверкали, на голову ее удары сыпались. Однако ни один цели не достиг – все в амулет лешего помещалось. Силу да знания Олеся тотчас в себя вбирала и погибель несла, никого не жалея. Как никто не пощадил и Майю.

Заря кровавая застала Олесю на берегу речки. Она сидела, опустив голову на колени, и тихо плакала. Поняла ведьма, что нет ей отныне спасения и дороги назад, кроме как в лесу навсегда поселиться. Знала она, и какую цену леший попросит, и готова была сердце ему отдать, да мать наконец отпустить.

Нежданно услыхала Олеся слабое мяуканье и на помощь поспешила. Под завалами дома кошка черная за жизнь боролась. Вытащила ее ведьма и приласкала. Слезы девичьи в мехе зверька терялись, пока кулон лешего грудь обжигал. Вдруг мысль одна в голову пришла: приобретенная силушка была в амулете заключена, а ежели с ней Олеся возвратится, то получит хозяин лесной мощь небывалую из сердец почивших.

– Слишком много для него одного, – процедила ведьма.

Решила она дар кошке передать и фамильяром ее сделать. Откуда заклинание выучила – не ведала, видимо, от жертв уже учиться стала. А как закончила, так домой поспешила, где ждали ее мать и леший. Прознала Майя все, что от нее скрывалось, и слов не находила. Обманул ее леший, с самого начала сердце дочери себе в подчинение желал, потому как сильнее оно от рождения было.

– Вижу, месть твоя свершилась, – процедил лесной хозяин, деву встречая.

– Забирай, что положено, и убирайся с глаз, – встала Олеся, участь принимая.

Леший медлить не стал и сердце ее забрал. Предвкушал он мощь, но заметил, что силушка поубавилась. Заметил тогда кошку и понял все.

– Обманула! Провела! – завопил он.

– Я отдала тебе то, что должна, теперь я вместо матери буду, – отрезала Олеся. – Так верни ей сердце, освободи от клятвы.

Зашипело пламя на кончиках пальцев, стиснула кулаки Олеся, и сдался леший, восвояси убрался.

Тотчас забилось сердце в груди Майи, жизнь к ней вернулась, и чувства все мигом возродились. Так больно ей стало от поступка дочери, что жалобно завыла она, точно волчица.

– Что же наделала ты, Олеся? – пала на колени Майя, слезами обливаясь.

– Я тебя спасла, мама, – отчеканила ведьма, обнимая ее за плечи.

Так и продолжили они обитать в лесу. Часто Майя людям помогала, коль отваживались они к ней прийти и помощи спросить. Скот спасала, болезни исцеляла, земле урожай возвращала – ни в чем не отказывала, словно пыталась вину дочери перед небесами искупить. А Олеся вместе с кошкой лес обходила, за порядком следила и всех, кто злое замышлял, на суд свой обрекала. Когда ж не стало Майи и люди все равно к землянке приходили, тогда и решила огненная ведьма дело матери продолжать. Кого спасала, а кого проклинала – тут уж воля случая.



Где-то на просторах Яви


Фонари освещали магистраль, по которой Марья вела машину в известном только ей направлении. Идея Казимира «появиться из ниоткуда и обрадовать ведьму, подобно снегу в мае» была отвергнута сразу.

– Мы незваные гости. Лучше все сделать как можно мягче и спокойнее, – предложила Забава.

Марья согласилась и, раздобыв машину, отправилась в путь. Перед этим она успела послать весточку Моране, коротко пересказав случившиеся события. Хозяйка Зимы немногословно ответила, отправляя действовать дальше.

Дорогу по магистрали указывал серп-амулет, которому нужно лишь прошептать имя, чтобы понять, где искать цель. Большую часть расстояния они преодолели, перемещаясь через портал, а затем уж решили прибегнуть к помощи машины, сохраняя запас сил.

Сама Моревна видела Олесю пару раз – достаточно, чтобы не желать больше встреч. Способности, которые ведьма обрела благодаря лешему и кровавому прошлому, воистину впечатляли и обескураживали. Подобную силу Марья видела только у отца, но Кощей взращивал мощь годами и постоянно совершенствовался, а Олеся уже родилась с завидным потенциалом, который потом лишь умножила.

– Она что, тоже живет в лесу? – поинтересовалась Забава, когда чернокнижница съехала с основной дороги.

– В том самом лесу, – мрачно заметил Казимир.

Он сразу узнал эти места, будто и не прошло столетий, что давно уже стерли в пыль родной мир. Все тот же лес и затаившаяся на задворках тревога. Вот только он теперь совсем иной.

Казимир искал ее годами. В этом лесу он исследовал чуть ли не каждое дерево и каждый камень, прочесал всю округу вдоль и поперек – бесполезно. Казимир мог поклясться, что проходил десяток раз по тому самому месту, где стояла избушка, но ничего не нашел. Ни одна другая ведьма ничего не ведала об Олесе, и ни один упырь не развлекался с ней – ее словно никогда и не существовало.

– Она всегда была здесь, не так ли? – Казимир нахмурился, глядя на Марью.

– Скрывающие чары, – виновато пояснила она. – Без меня ты не смог бы ее отыскать. Прости.

Казимир скривился и отвернулся к окну, вглядываясь в тени и вспоминая прошлое. Забава, уловив настроение, аккуратно сжала его ладонь.

– Все будет хорошо, – прошептала мавка, застенчиво улыбаясь.

Казимир заглянул ей в глаза и улыбнулся. Их неожиданно возникшие чувства представлялись неестественными и противоречивыми. Сомнения разрывали изнутри и заставляли не верить в реальность происходящего. Однако упырь и мавка отдавали себя на милость судьбы и уповали на ее благосклонность.

Наконец Марья остановилась возле высокого забора, за которым располагался двухэтажный дом с балконами и панорамными окнами.

– Ничего себе, – Казимир присвистнул. – А когда-то здесь была избушка в одну комнатку, а вокруг сплошное болото.

Олеся, хоть и обитала в самом сердце леса, все же не чуралась довольствоваться всеми благами. Со временем в округе разросся небольшой поселок, и ведьма даже перестала чувствовать себя уединенно. Теперь к ее дому вела широкая дорога, которой пользовались все, кому нужна была помощь колдуньи.

– Пытается идти в ногу со временем, – усмехнулась Забава, хватая упыря под руку.

Марья шикнула на них и позвонила. Ворота тут же отворились, так что не оставалось сомнений – их ждали. Миновав просторный двор с закрытыми клумбами, друзья поднялись и оказались в гостиной, обшитой темным деревом.

– Добро пожаловать, – произнесла хозяйка, спускаясь по лестнице. – Надеюсь, дорога была не слишком долгой и утомительной.

– Благодарю, все прошло спокойно. – Марья поклонилась. – Со мной и Казимиром ты уже знакома, так что позволь представить тебе Забаву.

Обменявшись дежурными улыбками, Олеся усмехнулась, глядя на упыря. Он же, не отрывая взора, смотрел на нее и не мог вымолвить и слова. Ведьма ничуть не изменилась за эти годы, а возле ее ног по-прежнему ластилась черная кошка.

– Она – фамильяр, что разделяет судьбу нареченного, – пояснила Олеся, видя растерянный взгляд Казимира. – Прошу сюда, пожалуйста.

Ведьма расположилась в кресле, приглашая гостей разместиться на диванах. Забава неосознанно держалась ближе к Казимиру, пока тот был точно на иголках. Одна лишь Марья казалась слишком отстраненной и спокойной.

– Ты ведь знаешь, зачем мы пришли? – поинтересовалась Моревна.

– Разумеется. Я сразу почувствовала, что произошло. Два одиноких и покинутых сердца нашли любовь, заставляя бренные тела наполниться жизнью. Разве это не прекрасно?

Марья натянуто улыбнулась, замечая, как выпрямилась Забава и прищурился Казимир. Олеся же буднично поглаживала кошку и покачивала ногой. Мерный ход часов разлетался по комнате, точно удары гонга – напряженная тишина висела, как туман, не позволяя спокойно дышать.

– Ты снимешь проклятие? – наконец произнес Казимир, устав ждать.

Все это время он смотрел на Олесю, вспоминая давнюю боль. Она хладнокровно убила его близких и обрекла его самого на страдания, а теперь сидела с видом, будто ничего не произошло. Ведьма словно забыла о муках в болотах, об истязаниях Лихом, о годах изматывающей жажды и долгой, бесконечно долгой жизни, наполненной лишь местью. И вот теперь, когда сердце в груди отзывалось едва различимыми ударами, она не делала совершенно ничего, в очередной раз демонстрируя превосходство.

– С чего ты так решил? – надменно спросила Олеся, вскинув брови.

Казимир обомлел от наглости и хотел уже пуститься в поток брани, но крепкая хватка Забавы удержала от опрометчивого поступка.

– Ты вольна играться со всеми, сколько хочешь, я препятствовать не стану, – проговорила Марья, опасно сверкнув глазами. – Но сейчас ты задерживаешь меня и нарушаешь предписанный ход событий. А я очень не люблю, когда кто-то решает перечить воле судьбы. Так что, будь добра, призови сюда Лихо. Ты ведь часто так делаешь.

Упырь бросил на Марью удивленный взгляд.

– Поясни? – только и вымолвил он.

– Лихо просто так не является, Казимир, – проговорила Марья. – Когда Олеся прокляла тебя, то призвала и одноглазую великаншу, пообещав ей твою душу. Представь, какой простор – упырь, заключенный в болотах на вечные муки, и великанша, что может пожирать душу долгие-долгие годы. Разве это не идеальный план расплаты? Олеся специально приманила Лихо к тебе, но затем появилась я и нарушила все планы, отобрав столь лакомый кусочек. Думаю, Лихо была в ярости не только на меня, но и на ведьму, что оставила ее ни с чем и сбежала, укрывшись слоями чар лешего. Так что теперь коленки дрожат и у Олеси при одном лишь упоминании великанши. Скажи, я неправа?

Олеся усмехнулась, выдерживая взгляд чернокнижницы. Тогда она сильно влипла, о чем жалела по сей день. Леший внял мольбам и укрыл ее, защищая от взора Лиха, а заодно и от Казимира. Только высшие силы знали, где скрывается Олеся. Теперь, даже если ей и удастся откупиться от лешего, то покой она все равно не обретет, а тут же попадет в низину.

– От тебя мало что скроется, дочь Кощея, – процедила Олеся. – Да, я призвала Лихо. Как? Узнала от дражайших предков заклинание. Зачем? Отомстить и уничтожить того, кто посмел меня предать. Я могла бы испепелить Казимира на месте, но это – слишком просто. – Она покачала головой. – Мне нужна была медленная расправа.

– За что? За что ты обрекла меня на такие муки?! – воскликнул Казимир.

Кончики волос ведьмы вспыхнули пламенем, а во взгляде засверкали искры. Она сжала подлокотники, намереваясь сорваться, но глубоко вздохнула и прикрыла глаза.

– Ненависть разъедает, – тихо проговорила Олеся. – Ты обманул меня, предал и хотел уйти безнаказанным. Я не могла позволить тебе так поступить со мной, ведь поклялась, что никто и никогда более не посмеет меня обидеть. Говорят, цель оправдывает средства. Возможно, оно и так, но не переживай, я получила сполна.

Вновь повисла тишина. Казимир пытался усмирить пыл, но в глубине души желал разобраться со старой обидчицей. Сжав локоть упыря, Забава, набравшись смелости, проговорила:

– Твое проклятие, судя по всему, спало, когда мы с Казимиром встретились. Теперь ты просто бахвалишься и пытаешься демонстрировать силу, но на деле ты боишься Лиха. Однако я устала ждать и томиться вечной жизнью. Так что призови сюда Лихо, и покончим с этим.

Марья усмехнулась, в очередной раз поражаясь проницательности и смелости мавки. Олеся пожала плечами и, встав, принялась читать заклинание, открывая портал в Навь. Тьма сгустилась в комнате, прорезь в мир мертвых замерцала, и оттуда начала выбираться уродливая великанша. Непропорциональное тело скрывал сильно ободранный плащ, а единственный огромный глаз быстро разглядывал собравшихся.

– Ты-ы, – прошипела Лихо, мигом накинувшись на Казимира и начиная его обнюхивать. – Я тебя помню.

Когти Лихо тут же вцепились в горло упыря, а сама великанша мерзко захохотала и принялась вытягивать душу Казимира. Забава попыталась оттолкнуть чудовище от суженого, но ее быстро оттащила Олеся.

– Лихо! – взревела Марья, преображаясь, и, схватив заколдованный серп, откинула одним взмахом великаншу прочь. – Не смей!

– Ну конечно-о! – Лихо встала, отряхиваясь. – Куда же он без тебя-я? Только его душа принадлежит мне-е. Слышишь? Я так просто не сдамся-я.

И едва хотела великанша ринуться в бой, как комнату озарила вспышка света, заставляя всех зажмуриться. Точно луч солнца ворвался в дом, являя статную фигуру девы, от которой так и исходило тепло. Глядя на переливающиеся светом одежды, Марья мигом склонила голову.

– Леля, – поприветствовала она явившуюся богиню.

Дева-Весна замерла посреди гостиной, озаряя всех теплым взглядом голубых глаз. Ржаные волосы были заплетены в чуть растрепавшуюся косу, на голове сверкал позолоченный кокошник, украшенный узором солнца из драгоценных камней. Простая белая рубаха, расшитая красными нитями, укрывала высокую фигуру. Ее лицо выражало любовь и спокойствие, и лишь упрямо вздернутый нос намекал на сходство с упрямой старшей сестрой.

– Здравствуйте, сумрачные друзья, – проговорила Леля, перед которой преклонились все, кроме Лихо.

– Не вмешивайся-я, – прошипела великанша, медленно приближаясь к упырю. Она не обращала ни на кого внимания, твердо решив заполучить его душу.

– Довольно! – крикнула Леля, и на миг воздух вокруг нее потемнел. – Проклятие окончательно спало, и отныне Казимир не упырь. Он должен был немедленно умереть, но нет. Морана не призвала его, нить не оборвалась, значит, все идет так, как должно, и никто не посмеет нарушить волю богов. А за него теперь заступаюсь я.

Лихо зарычала, готовясь вывалить гневную тираду, но Леля властно махнула рукой, призывая замолчать.

– Я покровительствую всем душам и оберегаю их, – проговорила она. – Забава – одна из тех, кто нуждался в моей помощи и защите. У нас был давний договор: лишь истинная любовь способна вернуть ей сердце и душу. Судьба сошлась на Казимире, которого связывало такое же проклятие. Так было предписано свыше, и никакие твои претензии не имеют смысла, Лихо.

Казимир и Забава переглянулись. Никогда в жизни они не представляли подобной сцены, когда всегда милая и кроткая Дева-Весна будет свирепствовать. В злости Леля походила на Морану, напоминая всем вокруг, что они не просто существа из потусторонних миров, но и властные богини, контролирующие жизни. Олеся при виде противостояния богини и великанши предпочла затаиться в углу за спиной Марьи и не показываться.

– У нас бы-ыл угово-ор, – прошипела Лихо, указывая кривым пальцем на Казимира.

– Уговор был на суд, решение которого выношу теперь я, – объявила Леля и махнула рукой, не желая больше спорить. Повернувшись к Казимиру и Забаве, произнесла: – Отныне вы оба находитесь под моей защитой, и никто не посмеет причинить вам вред. Я дарую вам шанс прожить человеческую жизнь в облике тех, кого вы уже заменяли совсем недавно. Полагаю, что это не будет большой проблемой.

Она выразительно посмотрела на Марью, намекая, что чернокнижнице придется отчитываться перед Хозяйкой Зимы о произошедшем.

– Мы что-нибудь придумаем, – вынужденно согласилась Моревна.

Она уже представляла ярость Пряхи судеб из-за вмешательства сестры. Леля благодарно кивнула и повернулась к упырю, чье сердце билось увереннее:

– Казимир, у тебя есть возможность доказать, что ты искупил грехи и готов меняться. Проживи подле Забавы достойно и тогда сможешь, наконец, упокоить душу. Но если и в этот раз ты пойдешь на поводу у искусителей, то отправишься в низину Лиха на вечные страдания, – предостерегла она.

Казимир судорожно сглотнул, представив печальную участь, но, покрепче сжав ладонь Забавы, посмотрел в глаза богини и ответил:

– Благодарю. Я не подведу вас и не заставлю усомниться в решении.

Леля мягко улыбнулась, и в этот же миг вокруг нее разлилось яркое свечение.

– Да будет так, – проговорила Дева-Весна, а затем кивнула Марье: – Что до ритуала и всего остального, то встретимся на рассвете в лесу Сосновца. Прощайте, – и, хлопнув в ладоши, исчезла.

Лихо тут же подскочила к упырю, хватая его за горло. Забава испуганно взвизгнула, красноречиво смотря на шагнувшую вперед Моревну, которая все еще пребывала в своем истинном обличье.

– Тебе-е неслыханно везет, упы-ырь, – прошипела великанша, оголяя клыки. – Живи-и, пока можешь, но помни-и, что я буду наблюдать за тобой. Один неверный шаг, и твоя песенка спета-а.

Щелкнув зубами, Лихо одарила Марью надменным взглядом и испарилась, оставляя после себя едкий и тяжелый запах трясины. Забава порывисто обняла Казимира, облегченно вздохнув. Он неуверенно прижал девушку к себе, все еще не веря в произошедшее. Больше никакого мрака, крови и проклятия – отныне лишь обычная человеческая жизнь со всеми минусами и плюсами. И он постарается прожить ее так, чтобы никогда больше не встретиться с Лихом.

– Поздравляю, – проговорила Олеся, выходя из-за угла и оценивающе глядя на влюбленных. Она неслыханно была рада, что Лихо не вспомнила про нее. – Надеюсь, с вами все будет хорошо.

Забава вздрогнула и пристально посмотрела на ведьму, сомневаясь в искренности слов. Марья, почувствовав накал эмоций, обратилась к Казимиру:

– Что ж, полагаю, вам есть о чем поговорить. Мы с Забавой вас оставим. Рада была встрече, Олеся. Думаю, мы еще встретимся.

– Полагаю, что так, – ведьма пожала руку чернокнижнице. – Рада была познакомиться, Забава.

В ответ мавка сдержанно улыбнулась и поспешила уйти с Марьей. Ей, конечно, хотелось задержаться, но она понимала, что это неуместно.

Казимир в нерешительности замер перед ведьмой. Он столько раз представлял их встречу, придумывал фразы и планировал способы мести, а теперь просто стоял и не мог связать двух слов. Олеся совсем не изменилась с тех пор. Все такие же огненные волосы, глаза цвета молодой хвои и несносный характер. Вот только Казимир больше не был тем запуганным юнцом, желавшим всего и сразу.

– Иронично, да? – губы ведьмы дрогнули. – Я думала, мы выучили все фразы и при случае будем, как в пьесе, читать заготовленные реплики. Но на деле – тишина.

– Я хотел тебя убить, – проговорил Казимир, глядя прямо в глаза.

– Немудрено, – Олеся пожала плечами. – Можешь рискнуть прямо сейчас. Лихо точно обрадуется и мигом за тобой явится.

– Пожалуй, воздержусь. Тем более… ну… – Он замялся. Внезапные перемены в жизни выбили почву из-под ног, путая мысли и лишая прежней наглости. – Спустя столько времени я хочу попробовать жить и…

– Любить, – закончила Олеся. – Разумно, учитывая твоего нового покровителя. Оплошать нельзя, иначе… – Она провела большим пальцем по горлу.

Казимир усмехнулся: вырвался из-под защиты одной сестры и тут же попал под покровительство другой – щедрый подарок судьбы. Взглянув на ведьму, спросил:

– А ты?

Кривая ухмылка на миг исказила лицо Олеси.

– Сложно обещать кому-то сердце, когда оно навеки отдано лесу. Без надежды на избавление. Навсегда, – спокойно заключила она. – Нет, Казимир, я в ловушке.

– Ты действительно не можешь покинуть этот лес?

Со слов Марьи, могущественная ведьма оказалась заточена в лесу, не имея возможности выбраться согласно уговору с лешим.

– Со временем начинаешь привыкать к одиночеству. Да и потом, все мои прошлые прогулки из леса заканчивались не очень хорошо.

От тоски в ее голосе Казимиру стало не по себе.

– Я сожалею, – неожиданно призналась Олеся. – Правда. Я не хотела причинять столько страданий людям. Но опьяняющая жажда власти и чувство собственного превосходства вскружили голову, внушили всемогущество, а затем уничтожили. И когда пришел черед раскаиваться в содеянном, было уже поздно. Я увязла в колдовстве, мести и крови. Ирония в том, что ты – единственный, кто мог бы понять меня.

Казимир прищурился, пристально глядя на нее. Он вдруг осознал, что все эти века думал о мести, способах расправы и дальнейшем чувстве свободы, но никогда не придавал значения мотивам Олеси. Всю жизнь ведьма слыла изгоем, до которого никому не было дела, а ведь она хотела жить возле себе подобных, учиться и радоваться мелочам.

– Не надо меня жалеть, Казимир, – прочитала мысли ведьма. – Моя участь была предопределена с рождения. Я это понимаю и принимаю. У всего есть цена.

Она улыбнулась. Казимир хмыкнул, распознав намек. Скрестив руки на груди, спросил:

– Почему ты обратила меня в упыря?

– Ты, как и я, познал силу и власть, а значит, знаком с ощущениями, что они вызывают. Если бы ты тогда явился на мой зов, то я предложила бы тебе стать упырем добровольно, – призналась Олеся.

– Почему не сказала раньше?

Это откровение ошарашило его.

– Ты не спрашивал, – она пожала плечами. – Но что изменилось бы?

– Мои близкие остались бы живы, – прошипел упырь.

– Нет, они бы умерли все равно.

Ее слова повисли в тишине, напоминая, что вечность дана не всем. Казимир, не найдя что ответить, повернулся к двери, как вдруг Олеся подошла к нему вплотную.

– Мне искренне жаль, и если была бы возможность, то я постаралась бы исправить все, – мягко произнесла она. – Однако у меня нет таких способностей, и я виновата пред тобой. Но прошу, исполни мою просьбу.

Упырь с вызовом посмотрел на нее, ожидая подвоха.

– Проживи счастливую жизнь с Забавой, – прошептала Олеся улыбаясь.

– Обязательно.

Казимир кивнул и вышел прочь, оставляя прошлое позади.


Правь