«У Жар-птицы слабость одна: кто пером ее завладеет, тот власть над ней возымеет».
Много зим тому назад, Правь и Явь
На краю Прави раскинул просторы великий сад Ирий. Населяли его всевозможные звери да птицы, что не знали ни голода, ни холода в светлой стране вечного лета. Жили там две сестрицы – Сирин и Алконост – девы-птицы. Магией они обладали, золотом сияли, голосами дурманили. С начала времен им положено было за садом Ирием следить и яблоки молодильные сторожить. Обладали девицы еще даром одним: по осени они в Прави песни пели о грусти и радости – напоминали, что все переменчиво в жизни. В царство людей не спускались сестры, зная, что не смогут там песни их различить.
Сирин сказ о зиме и скорби слагала – печаль в ней самой пристанище нашла. Алконост о весне и счастье распевала, улыбками согревала. В саду гуляли они в облике девиц-красавиц, которым молодость вечная свыше дана.
Милый их братец Светозар рядом обитал, покуда судьба не завела его в Явь и не оставила там коротать век людской. Печалились сестры сначала, сетовали и слезы роняли, все не понимая, как же судьба их так развела. Встречи их, и без того редкие, совсем сократились. И только от Лели весточки о братце чудо-девицы получали. Одначе, слушая рассказы Девы-Весны, нарадоваться сестры не могли на удалую жизнь Светозара, который познал и любовь, и счастье.
Домом для Сирин и Алконост служил утопающий в блеске и свете Хрустальный дворец. Окружали его высокие и стройные березки, трава зеленая по округе ковром расстилалась, а лучи солнечные бликами игрались на стенах и потолках. Незабудки и лютики подле окон цвели, животные мимо всегда гуляли. С балконов высоких виднелись неприступные стены Золотой стороны, куда дороги даже девам-птицам не было, хоть и считали их обитатели Прави важными особами.
День ото дня обходили девицы Ирий и за молодильными яблоками приглядывали, за каждое из них головой отвечая.
Шло время, плоды зрели, и вкушали их боги, оставаясь вечными. Сестры же в саду обитали и век свой коротали вместе, пока однажды не появилась подле Хрустального дворца Леля. Держала она за ручку маленькую девочку, коя испуганно озиралась и боялась даже на шаг от богини отойти. Изумление лица девиц-птиц украсило, рассказа упрашивая.
– Знакомьтесь, это Василиса, – молвила Леля, на дитя глядя. – Отыскала я ее в дальнем углу лабиринта.
– Как же она туда попала? – удивилась Алконост.
Знали все в округе, что Ирий для любого гостя незваного становился непроходимым да извилистым лабиринтом, что голову кружил и обманчиво простым казался. Чары врагам ловушкой служили, ведь без приглашения Лели в сад никак не попасть. Одначе удалось маленькой девочке сюда пробраться. Поведала Дева-Весна, что оленята ей помогли и на спинах своих Василису в благоухающие земли отнесли. Тут же глазки девоньки от восторга загорелись, все новое неизвестностью манило. Но заплутало дитя, а сад играться с ней удумал и завел в угол темный, откуда дороги назад так просто не сыщешь. Погибла бы Василиса, коль не услыхала бы плача Лели и не отыскала ее в тени.
– Что же делать с ней? – обеспокоенно спросила Сирин. – Богатыри или мастера наверняка за ней присмотрят. Странно токмо, что бежала она из тех краев. Обычно ведь души спокойнее участь свою встречают.
– Она совсем дитя, – прошептала Алконост, присаживаясь пред девочкой и ласково улыбаясь. – Откуда ты к нам пожаловала?
Испуганно Василиса взглянула и спряталась за Лелю – свою спасительницу и защитницу, коя браниться не стала, а утешила и вывела из темного лабиринта.
– Не бойся, здесь тебя ругать никто не станет, – подбодрила ее Дева-Весна. – Поди поиграй, покуда толкуем мы. Одначе об одном прошу – не убегай вновь.
Кивнула Василиса и тут же к крольчатам поспешила, улыбки не тая. Повернулась тогда богиня и поведала историю дитяти:
– Сбежала она из города Мастеров, потому как было ей там страшно и одиноко. Унесла болезнь ее жизнь, и теперь предстало ей находиться здесь.
Вспомнилась тут Деве-Весне девочка, кою она спасти от сестры пыталась, и отвернулась, слезы скрывая. Молчание затянулось, одначе не решались Сирин и Алконост богиню отвлекать – ждали терпеливо.
– Бродила Васена по Голубым озерам совсем одна, а когда захотел приютить дитя гончар, так испугалась она и убежала от него, куда глаза глядят. Сколько малышка бродила по землям нашим – неизвестно, не поведали мне звери, – молвила Дева-Весна.
– Она боится нас, – заметила Алконост, грусти не тая. Обычно все существа, наоборот, тянулись к ним, как к путеводной звезде, а дитя волчонком глядело.
– Нелюдима, – тоскливо молвила Сирин. – Возвращаться в грады она не желает, стало быть?
Леля покачала головой. Спрашивала она у Василисы, отчего ей так грады не любы, одначе молчала та и отворачивалась.
– Неужто гончар так страшен был? – предположила Алконост.
Пускай она мало с иными обитателями Прави общалась, однако точно знала, что никто бы не стал ребенку вредить.
– Для потерянного и смущенного дитяти все новое страшно, даже ежели сама радость и любовь ее находят, – заметила Сирин, в сторону поглядывая. Веселилась там Васена, кроликов поглаживая. Ничто лик ее не омрачало, словно и не терялась вовсе она.
Кивнула Леля:
– Верно, никто ее бы здесь обижать не стал. Одначе возвращаться отказывается Васена, а потому рассудила я, что вы подмогой отличной послужите. Прошу: приютите дитя.
Переглянулись девицы-птицы, словам богини не веря.
– Я бы у себя ее в хоромах поселила, но когда приходит весны час, то забот много становится. Вы же сада не покидаете, значит, сможете за ее воспитанием и обучением проследить и славную девицу взрастить.
Изумленно сестры посмотрели на богиню: никому прежде не позволялось, кроме них троих, оставаться в Ирии, а здесь новая душа, да еще и такая юная.
– Одначе позвольте узнать: как же девочке расти, коль она уж средь нас? – спросила Сирин, не сводя с Лели черных глаз.
Каждому известно было, что в каком возврате душа в Правь попала, так в том и остаться должна. Только яблоки и чары могли ситуацию переменить, одначе редко к волшебству подобному прибегали.
– А здесь как раз случай тот самый, – прочитала Леля ее мысли, и тут же на ладони алое яблоко сверкнуло.
– Положено ли? – забеспокоилась Сирин.
Алконост на нее украдкой взглянула, молчать призывая. Леля хоть и казалась доброй и всепрощающей девицей, но все же была богиней, в руках коей сосредоточена большая сила. Спорить с ней – все равно что с огнем играть, ведь сестра ее родная саму смерть представляла.
– Я не смогла спасти дитя много лет назад, так позвольте хотя бы ныне Васене помочь, – призналась Леля хмурясь. – Вырастет она под вашей опекой и станет во всем нам помогать да Правь оберегать. Чем же решение мое вам не мило?
Сирин желала бы слово поперек сказать, одначе Алконост заверять богиню начала, на сестрицу с негодованием глядя:
– Очень мило, правда! Вы уж простите: Сирин во всем сомневаться привыкла – такова уж ее натура. Нынче вновь от привычки плохой не удержалась. Коль считаете вы, ясная наша владычица, что лучше остаться тут Василисе, значит быть по сему. Мы ее в обиду не дадим и всему обучим.
Леля, взглянув на поникшую Сирин, молвила:
– Васена особенным даром отмечена. Вы удивитесь, но она силой волшебной обладает, пускай еще сама о том не ведает.
Очи Алконост любопытством засияли:
– Что же за дар девочка в себе скрывает?
– А вот этого даже я не знаю, – усмехнулась Леля. – Только чувствую силу. Время покажет. Теперь я прошу прощения и откланиваюсь, дела боле ждать не могут. До скорой встречи, – и исчезла богиня, как марево.
С той поры и поселилась Василиса в Хрустальном дворце, обитая среди чудо-девиц и Лели. По наставлению последней вкушала девочка яблоки и окутывалась чарами, точно бусы надевала, превращаясь в красавицу настоящую.
Как и предрекла Дева-Весна, обладала Василиса даром волшебным, форма коего с годами только явной стала. Коль росла она средь тех, кто в птицу мог обращаться, так и предстало ей Жар-птицей называться. Златом и искрами ее тело пылало, а хвост пламенем разил и светом своим ослеплял. Откуда чары взялись – Леля не знала. Судьбу семьи Васены проследить не могла, а к Моране иль старшим обращаться не стала. Посему порешили, что в роду девочки колдуны были, оттого и дар чудной имелся.
Одначе была у нее слабость: если вдруг Жар-птица перо потеряет и подберет его случайный прохожий, то тут же получит он власть над ней. Сможет он ей волю свою навязывать, желания заставит исполнять. Посему и наказано было Василисе никуда из Ирия не отлучаться одной – не могли Сирин и Алконост за ней уследить, коль сами в Яви не бывали. Леля хоть и зазывала в мир людей отправиться с капелью первой, но никогда не настаивала, а Василиса навязываться не желала.
Жизнь чередом протекала, а девица знаний искала. В подмастерье она у Сирин и Алконост ходила, с почтением к Леле относилась и каждому слову ее внимала. Со временем истоптала всю Правь и облетала в облике златом каждый уголок мира сего, тропинки и красоты все замечая. Одначе стороной держалась от прочих обитателей. Не прельщали Василису ни град Богатырский, ни земли Медные, веселья и забав полные. Нравилось ей в тишине сидеть да рисовать подле деревьев высоких, не заводя ни речей любовных, ни смехом округу украшая. Уединение ее верным спутником стало.
Детства годы не помнила Василиса: все будто пеленой заволокло, стирая лица и голоса. Только от Лели узнала, что одолела ее болезнь, от которой и скончалась она еще ребенком.
– А не расскажете, почему Дева-Весна тогда меня из лабиринта вывела и оставила жить здесь? Ведь не положено.
Однажды, отдыхая подле молодильных яблонь, Жар-птица расспрашивала Алконост.
– Ты ей напомнила девочку, из-за которой давным-давно поссорились Леля и Морана. Ту спасти не удалось, а ты отрадой для богини нашей стала. Хоть и называет она тебя в шутку преемницей своей, а все же ты для нее больше сестренка младшая, – отвечала Алконост, собирая яблоки в корзину.
Раз в день она или Сирин обходили каждое деревце и следили, чтобы все в порядке было. По вечерам же относила Василиса наполненное до краев лукошко к Леле, коя потом передавала заветные плоды в Золотой край.
Порядок неизменным оставался, пока однажды Василиса не повстречала Финиста – Ясного сокола. Он как раз в ту пору земли Яви закончил облетать и на миг короткий решил отца проведать. Светозар еще тогда в Светлом тереме обитал, выполняя роль защитника Прави.
Василиса хорошо Светозара знала, ведь богатырь удалой братом девам-птицам приходился. Ведала она и про то, что остался у него сын – славный витязь Финист, который тоже мог в сокола обращаться, но прежде его никогда не видала. Тогда-то и познакомили их Алена и Светозар, с гордостью рассказывая про подвиги Сокола, снискавшего в Яви славу. Не забыли родители упомянуть и Елену Прекрасную – молодую и верную жену, которая отвагой мужу не уступала. Слушала их рассказы Василиса и диву давалась: как все у них ладно получается.
После встречи той тоска Жар-птицей овладела. Пригорюнилась она, что может кто-то все земли облетать, дела великие вершить и беззащитных оберегать. А ей участь одинокая досталась – только и делала, что в саду сидела да рисунки выводила. Быть может, и не прельщали ее грады шумные и беседы громкие, но новые края неизвестностью манили и приключениями завлекали. Хотелось ей хотя бы один раз вырваться из Прави и отправиться в Явь: взглянуть на горы высокие, леса темные, утесы крутые, водопады рьяные и бескрайние синие моря. Ничто и никогда прежде не манило так Василису, чем те места, о коих с таким восхищением Финист сказывал. Его слова восторг и предвкушение вселили.
Влекомая любопытством, решилась Василиса на отчаянный шаг: поздно вечером, когда Сирин и Алконост отправились почивать, обернулась девица Жар-птицей и вылетела из окна.
Звезды в сиянии своем блекли, когда пролетала она в вышине. Светом ярким, будто пламя, одаривала округу чудо-девица, не задумываясь, что внимание привлечь к себе может. Восторг завладел Василисой: рассекала она крыльями воздух прохладный, различала внизу вереницы домов, протекали под ней реки, одинокие хищники во тьме притаились – ничего не укрылось от нее. Парила Жар-птица меж сосен темных, над полями убранными, любовалась гладью водной, снежные верхушки на горах замечала и все нарадоваться не могла: пленили ее красоты Яви.
Обогнув град очередной, скинула Василиса облик птицы и устроилась на траве подле озера. Падающие звезды в глади отражались, лягушки меж камышей переговаривались, олени в тишине пробегали – мирская благодать. Гордилась собой девица, что решилась на поступок смелый: смогла такой простор облететь, ни у кого помощи не прося. Рассматривала Василиса лес, природой любовалась да не углядела, как незаметно подкрался к ней княжич молодой.
Он с дружиной своей в лесу на ночлег устроился, а тут диво такое – птица, огнем пылающая, с неба сошла да в девицу красную превратилась. Вздумал княжич с речами ласковыми да изворотливыми к ней обратиться, да токмо ступил неосторожно – хрустнула ветка. Услыхала Василиса, обернулась и ужаснулась – нельзя ей было с людьми встречаться. Вскочила она и побежала, дороги не разбирая, а княжич за ней стремглав бросился. Ветки лицо царапали, сапожки по земельке мокрой скользили – понимала Василиса, что силушки кончались. Выскочила она на полянку и обернулась Жар-птицей, в небо взмывая. Одначе проворным княжич оказался: успел за хвост ее схватить и перо золотое выдернуть. Оно одно в ладони осталось, словно на память о встрече чудной.
Пригорюнился молодец и прошептал:
– Лучше бы ты летать совсем не могла.
И тут же к нему Жар-птица вернулась. Билась, билась она по земле, крыльями хлопала, да взлететь уж никак не могла. Смекнул тогда молодец, что власть над ней возымел, и улыбки коварной не скрыл.
С той-то поры и пошла молва по землям окрестным о чуде неслыханном: Жар-птица в тереме жила и все пожелания княжича исполняла. Захотел богатства умножить – так несут горы монет на блюдцах златых и серебряных, врагов победить – силушкой непомерной наделена дружина вся. Шелка, жемчуга, яства заморские, ларцы и сундуки с драгоценностями, мебель резная да расписная, горниц светлых ряд – все это невеста княжича наколдовала, пока он перышко меж пальцев крутил. Плакала Василиса, покоя не знала и места себе не находила: выбраться пыталась, так чарами ее к себе мучитель привязал, и не могла она боле ходить без ведома его.
День свадьбы скорой приближался, и тоска пуще прежнего Василису одолевала, себя она корила за дерзость и глупость.
О том, что произошло, девы-птицы и Леля вскоре узнали, да только плана придумать не могли. Финиста послать боялись – в ту пору как раз Змей Горыныч жизнь ему подпортил, поэтому наседать страшились.
Вспомнила тогда Дева-Весна, что полнится земля еще богатырями, и отыскала Алешу Поповича – выходца из земель Ростовских, который отличился в поединке с Тугариным Змеем – лиходеем, вредившим люду простому. К нему-то и спустилась Леля, рассказывая, что в окрестностях приключилось. Выслушал ее богатырь и, отказать не смея, отправился выручать Василису.
Сказался он слугой и тихонько ночами по коридорам прохаживался, желая выяснить, где горницы девицы и княжича, который перо золотое на груди хранил. Седмица минула, прежде чем удалось Алеше нужную опочивальню отыскать и время правильное подгадать. Разузнал он, что когда в баню княжич отправлялся, перышко в ларце под надзором поверенных оставлял. Прокрался Алеша в предбанник и оглушил дружинников – в тени он их поджидал и со спины напал. Дальше задача простенькая стояла: открыл Попович ларец и выудил перышко, Василису к себе призывая. Явилась к богатырю красна девица и улыбки не утаила.
– Благодарю тебя, молодец храбрый, что услужил, – шепотом молвила она и к выходу подбежала. – Давай же нынче отсюда выбираться.
Согласился богатырь, да только не успели они дверь отворить, как выскочил княжич и подмогу позвал. Страх душу Василисы окутал, и превратилась она в Жар-птицу, пламенем ярким загораясь. Заполыхала тут же баня, поднялся дым от огня.
Испугался Алеша Попович и бросился девицу спасать. А Василиса в ярости своей не замечала, как трещат стены, как обдает ее жаром крепким. Только когда голова кругом пошла, поняла она, что княжича и себя с богатырем на смерть обрекла.
Бездыханное тельце ее Алеша сквозь огонь на свежий воздух вынес, сам без сил и сознания падая. Тогда-то и подобрала их Дева-Весна, в Правь с собою унося. Жизнь Алешу покинула в ту ночь, позволяя ему среди земель светлых остаться.
Стыд и боль в сердце Василисы поселились, как токмо узнала, что приключилось. Плакала она, умоляла Лелю Алешу к жизни вернуть, но без толку – не имела богиня власти такой. Совесть в душе Жар-птицы когтями скребла: выходка ее горем обернулась.
Не находила Василиса себе места и предпочла отшельницей стать: поселилась в глубине сада Ирия и взмолилась земельке, чтоб никто не отыскивал дорогу к ее дому. Не могла она и в глаза Алеше взглянуть, только письма слала, прощения просила. Много лет минуло, прежде чем удалось им встретиться вновь, но холодной как лед Василиса стала и подпускать к себе никого не решалась, сердце и душу закрывая. Так и проходили года: Алеше девица мила была, но внимания на него не обращала, все себя за случившееся коря.
Спустя несколько месяцев после обряда, Правь
Серебряные земли носили свое название не только в честь высоких утесов, усеянных мраморными камнями, и омывающих их рек, но еще и из-за холодного света полной луны, что каждую ночь поднималась на небосводе и озаряла край. Ее сияние всегда разливалось по округе магическим светом, проникало в каждый уголок и накрывало крыши домов Богатырского града. В нем жили славные витязи, храбрые воины и смелые поленицы, чьи подвиги и деяния всегда отличались доблестью и отвагой. Простые крестьяне и известные князья, дружинники, цари и многие другие обитали на здешних улицах. Не было здесь места титулам, ибо правили тут чувства и мысли, свободные от условностей.
Частенько на улицах града устраивали игрища, в которых участвовали все желающие, совсем не боясь проиграть. Стрельба из лука, забеги и конные скачки, полномасштабные бои, потешные огни, бутафорские чудища – от таких диковинных потех никто не оставался равнодушным и окунался в атмосферу соревнований. Тогда же устраивались гулянья: по всей округе звучала музыка, от сапог танцующих поднималась пыль, и прибывали толпы гостей из Медных и Золотых краев.
Так было и сегодня: Добрыня Никитич отмечал очередные именины. С размахом к такому празднику подошли его близкие и друзья: наготовили угощений и любимых сладостей, натащили гору подарков, поднимали кубки с медом и толкали восхваляющие речи.
Однако отраднее всего было видеть Добрыне семью и добрых друзей, в том числе и князя. Много историй они вместе пережили, память о коих до сих пор в былинах хранится.
Прямо посреди большой площади накрыли столы, за которыми помещались все желающие, а благодаря чудесным скатертям-самобранкам еда никогда не заканчивалась. На самом почетном месте расположились родственники Добрыни: бабушка с дедушкой, мать, отец и Настасья.
– Ну-ка ешь еще! Для кого варили-то? – хлопотала Алена, накладывая в тарелку сына еще голубцов. Вчера вечером она и Настасья готовили все блюда и заколдовывали скатерти.
– Ну мама! Что такое? Я сыт и здоров, – возмущался Сокол, поглядывая на жену в поисках защиты.
Елена лишь отмахнулась от него, заставляя Светозара громко расхохотаться.
– Чего ты там гогочешь? – тут же переключилась на него Алена подбоченившись. – Сам-то ничуть не лучше! Ничего не ешь, так еще и капусту от голубцов брезгливо отодвигаешь! Хоть бы раз за свои столетия попробовал! Одни расходы с тобой, неблагодарный.
Светозар возмутился:
– Какие расходы, а? Тут всего в изобилии, а ты говоришь так, словно опять надо в огороде стоять. Да и потом, капуста твоя невкусная и выглядит не очень. Ты ее сама-то видела, а? Не ел раньше и сейчас не буду, все.
– А, так тебе не нравится моя стряпня?
Светозар стушевался под укоризненным взглядом Алены и принялся ковыряться в тарелке, украдкой посматривая на жену.
– Вечная жизнь их сделала вредными до ужаса, – прошептал Финист на ушко Прекрасной.
– Ты тоже с годами лучше не стал, – усмехнулась она.
Финист возмущенно обернулся на нее, но, видя, что Елена в очередной раз потешается, только глубоко вздохнул.
– А чего вы сидите и грустите? – спросила подошедшая Настасья.
Высокая и крепкая, она совсем не изменилась за все это время и смогла сохранить позитив, с которым и дальше продолжала существовать. Рядом с ней встал, потягиваясь, Добрыня.
– Мы не грустим, а…
– А страдаем над тарелкой с голубцами, – перебила Елена мужа. – Может, вы его заберете? Совсем засиделся тут.
Добрыня хлопнул отца по плечу:
– Вставай, размяться пора.
Финист недовольно скосил на него взгляд, сбрасывая руку:
– Тебе что, противников мало? Вот, Настасья стоит, она запросто с тобой сразится и победит. Я на нее ставки буду делать.
Поленица усмехнулась и задорно подмигнула Добрыне, подначивая. Видя их озорство, Елена примирительно проговорила:
– Можно еще Алешку попросить. Наверняка он где-нибудь здесь бродит с кубком меда, а потом и вовсе бедокурить начнет.
– Ошибаешься. Алеша вместе с Василисой несколько минут назад прогуливался вдоль Молочных рек.
Все с изумлением обернулись на неожиданно пришедшую Варвару, которая приветливо улыбнулась. Среди ярких и красочных жителей Прави она выделялась в своем мрачном черно-красном одеянии и привлекала внимание, но, казалось, что это ее совсем не задевало.
– Я пришла поздравить тебя с именинами, – она протянула небольшой сверток Добрыне. – От лица всей семьи и наших земель поздравляем тебя с очередной датой, а пожелания сам себе придумай.
– Спасибо, – поблагодарил богатырь, раскрывая подарок.
Под слоем бумаги лежала рубаха, сотканная из особого шелка и расшитая едва заметным узором из серебряных нитей. Подобную вещь Добрыня видел только в княжеских сундуках много лет тому назад. Он крепко обнял Варвару, осыпая ее словами признательности за такой дорогой подарок.
– Царица из Нави, вы задержитесь с нами? – обратилась Алена, освобождая место за столом.
Однако Варвара отмахнулась.
– Мне запрещено здесь долго находиться.
Елена тут же подскочила и схватила ее под руку.
– Я пройдусь с тобой, а вы все отдыхайте и веселитесь. Добрыня, отведи жену танцевать, хватит животы набивать, – распорядилась она и повела сестру подальше от толпы.
Варвара медленно повернула в сторону моста, ведущего к Светлому терему. Шквал вопросов обрушился на нее с неимоверной скоростью, заставляя рассказывать обо всем по порядку.
После ритуала Морана объявила всеобщий траур: она лично помянула каждую душу и вместе со всеми трудилась, восстанавливая Сумрачный лес. Нечисть при виде богини низко кланялась и боялась произнести лишнее слово. Еще долго в них будет жить страх, напоминая, что Хозяйка Зимы может быть не только доброй заступницей, но и беспощадной повелительницей.
Известия о новой заступнице восточной стороны Нави восприняли неоднозначно: многим Олеся пришлась не по нраву. Ее могущественный и разрушительный характер страшил и заставлял шептаться по углам, но Морана заставила ведьму поклясться в покорности и пообещать никого не трогать без ведома Пряхи судеб. Больше всех негодовала Лихо, однако стая воронов, окруживших ее низину, усмирила пыл великанши.
– А что с лешим, которому Олеся отдала сердце? Я слышала от Финиста обо всех подробностях, – пояснила Елена, спускаясь с широкого деревянного моста.
– Ничего. Дом Олеси теперь стоит пустым и надо придумать, как с ним поступить, но что до сердца – его вернули в тело ведьмы. Больше ее ничто не связывает с тем лесом, – проговорила Варвара, обходя крупный муравейник.
– Ты сама рада наконец вернуться домой? – лукаво спросила Елена, кивая на яркий рубин, сверкающий в увесистой диадеме сестры.
Премудрая отвернулась. По указу Мораны они с Владимиром возвращались к своим прямым обязанностям царя и царицы Нави, которые наблюдали за каждым обитателем и помогали попавшим туда душам. Пряха судеб предпочитала бо́льшую часть времени находиться в Холодном дворце и следить за нитями. Кроме того, в ее обязанности попадала власть над буранами и снегами, так что контроль за мрачными землями богиня отдавала в руки Варвары и Кощея Бессмертного, которые наконец-то помирились.
С приходом зимы Марья Моревна все чаще оставалась подле Мораны, редко появляясь дома. Баюн в ее отсутствие оттачивал навыки боя и колдовства. Также ему перепала задача: отыскать достойных кандидатов на роль водных царей.
– Неужели на свете мало водяных и русалок? – изумилась Прекрасная. Они практически подошли к Светлому терему.
– Предостаточно, но мало кто сможет сдерживать огромное полчище утопцев и русалок лучше, чем это делал Игорь, – призналась Варвара. – Однако ни его, ни Ярославы больше нет, а значит, надо жить дальше. Морана была беспощадна, но справедлива.
Елена понимающе кивнула. В последнее время она только мельком видела Лелю, но и этого было достаточно, чтобы заметить ее отчужденное выражение лица. Встреча с сестрой прошла для нее не без следа, и теперь только время могло заставить Деву-Весну примириться с тем, что их отношения никогда не станут лучше.
– А как там Кирилл? – Прекрасная замялась. Столько всего произошло, а она все равно упрямо винила себя в случившемся и беспокоилась за того юношу, которым Змей когда-то был.
Варвара понимающе посмотрела на младшую сестру:
– С ним все в порядке. Он остался в Нави.
– Что? – не веря своим ушам, спросила Прекрасная. – У него был шанс уйти, а он остался?
Царица Нави пожала плечами и посмотрела на быструю Молочную реку, шумящую поблизости. Они остановились на небольшом холме недалеко от Светлого терема и смотрели на бурный поток, пенящийся подле скал на противоположном берегу.
– Кто, кроме него, сможет быть главным стражем Нави? Никто, – рассуждала Варвара. – Тем более ему некуда идти. Одно дело – освободившиеся мавка и упырь: они предназначены друг другу судьбой. А у Кирилла никого нет, кроме Рогнеды и разрушенного особняка. Так что щедрый дар Мораны он отверг и решил построить себе дом недалеко от избушки Серой. Возможно, спустя время они найдут друг в друге счастье. Конечно, он все еще связан чарами с сокровищницей и границей, но Пряха судеб позволила ему покидать грот – все же проклятие Ярополка угнетает каждого из нас. Кто знает – может, поэтому Кирилл тогда и допустил смерть Зои.
Дубровец, выслушав тогда просьбу Кирилла, дал согласие: так Горыныч остался в Сумрачном лесу, и миновала всякая угроза пребывания людей возле границы между Явью и Навью. Последнее особо нравилось Сосновцу, который не хотел больше иметь дел ни с отцом, ни с жителями мрачных земель.
– Стало быть, все вернулось на круги своя? – Елена перевела взгляд на сестру, которая стояла с ней плечом к плечу.
Уголки губ Варвары едва заметно дрогнули, выдавая улыбку.
– Возможно, стало даже лучше.
Она кивнула на другой берег, где Алеша Попович беседовал с Василисой, которая, внемля совету наставницы, решилась на короткий разговор. Пройдет много времени, прежде чем Жар-птица осмелеет и сможет отпустить прошлое.
Глядя на сестру, Прекрасная улыбнулась. Все действительно стало лучше.