Вошла Тамара с большой кастрюлей, из-под крышки которой разливался по комнате запах вареной картошки. Витька вспомнил, что весь день по путному и не ел, не считая пряной ставриды у Лехи.
— Вот и ужин подоспел. — Он вскочил, пошатнувшись, загремел в серванте посудой. Тамара поставила кастрюлю, отодвинула его от серванта и направила опять на диван.
— Сама накрою, ты мне всю посуду перебьешь, — сказала она без всякого недовольства, и Витька в который раз заметил, что при Сергее она почему-то никогда не бывает недовольной или сердитой.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Сергей, привстав с дивана.
— Ну, еще чего, — возразила Тамара. — Я сейчас селедочки порежу. Сегодня такую селедку купила — пальчики оближите. — Она вышла из комнаты, и Витька с досадой подумал, что хоть бы халат переменила, а не сверкала дырой.
— Ну, ладно, — сказал Сергей. — Значит, договорились: ты пьешь по всяким там причинам, а саму водку не любишь. Так я тебя понял?
— А чего ее любить? — удивился Витька. — Она же противная, всякий скажет.
— Сейчас-то ведь будешь пить, — Сергей с улыбочкой кивнул на «Московскую» с белой жестяной пробкой, красовавшуюся возле кастрюли.
— Сейчас тоже есть причина, — не сдавался Витька. — Мне вот приятно, что ты здесь, Томка. Посижу с вами и хочу, чтобы было еще приятнее. Выпью стопочку-другую, вот и станет мне еще приятнее. К тому же селедка. Ее без водки и не ест-то никто. А под водочку она знаешь как идет…
— Я ее ем, — сказал Сергей.
— Ты… — хмыкнул Витька. — Так то ты… — Он помолчал. — Слушай, ты только не обижайся, я давно хотел спросить… Ты правда не пьешь, или только при других, а сам потихоньку? А? А то, может, рюмочку со мной за компанию? Томка тоже поддержит. Понемножку-то оно, говорят, даже полезно… А? Он смотрел на Сергея жалобными глазами и действительно ему хотелось, чтобы выпил с ним Сергей за компанию.
— Я правда не пью, Виктор, — очень серьезно ответил Сергей. Он единственный всегда называл Витьку полным именем, остальные все Витька да Витька — и Томка, и на работе, все… Даже было обидно порой — тридцать три года, а все Витька, так и проходишь Витькой до самой старости, пока не помрешь. И только Сергей всегда — Виктор.
— Ты так в своем «Гастрономе» и трудишься? — резко меняя тему, блеснул очками Сергей. — Не надоело еще?
— Чего там — надоело? — буркнул Витька. — Платят, и ладно. Работа она везде работа, всегда скучная.
— Мне кажется, пора бы тебе посолиднее место искать. Тогда, глядишь, и «хотения» другие появятся, помимо бутылки, — передразнил он Витьку.
— Солидные места на дороге не валяются, — ответил в тон ему Витька, — особенно в наше время, при развитой безработице. Они давно уж, небось, все перезаняты.
— Не скажи, — возразил Сергей. — Вот к примеру, у нас в институте лаборант нужен, в отделе, где я работаю. Платят, конечно, небогато, но ведь не министерское кресло тебе предлагаю, — добавил он, увидев, как расползается у Витьки по лицу усмешечка. — Однако, тыщ двести в месяц приносить будешь. Наверное, побольше, чем в твоем заведении. И сама работа посолиднее — не ящики с винищем таскать.
— Лаборант… А ты мою трудовую видел? — тихо сказал Витька, прищурившись. — А две тридцать третьих в ней видел? Да с такой трудовой меня к вашему институту за километр не подпустят. Ты, скажут, спирт у нас там будешь, скажут, лакать технический, а не работать.
— Не скажут, — отрубил Сергей. — Я за тебя поручусь. К тому же шеф у меня — оригинальнейший мужик. Он считает, что два раза человек всегда имеет право ошибиться. Вот если три — все, тут уж его ни за что не уломаешь. Раз, говорит он, случайность, два — ошибка, а если три — это уж система… Вот так-то. Бросай-ка свой «Гастроном» и пошли к нам. На людей хоть посмотришь, узнаешь, что они хотят и чем дома после работы занимаются.
— Книжки читают, — иронически сказал Витька. — А мне эти книжки не интересны. Вранье там все.
— Дурак ты, — беззлобно сказал Сергей. — Ты книгу-то после школы и не открывал, наверное, а туда же, рассуждаешь. Так насчет работы все-таки подумай… Недельки две можешь думать.
Тут Тамара внесла длинную, овальную рыбницу, на которой были разложены и прикрыты сверху ломтиками белого лука заманчивые селедочные куски. Она быстро расставила тарелки, и Витька сковырнул вилкой жестяную пробочку. Достал две стопки — себе и Тамаре, — подумал и присоединил к ним третью, на всякий случай.
— Ну, — восхищенно сказал он, — и попируем мы сейчас…
6
С Сергеем они восемь лет учились в одном классе. Не сказать, что особо дружили — Витька больше водился в Колямом, а потом и с Лехой, — но и не враждовали. Оба не были ни в отличниках, ни среди отстающих, так, срединка на-половинку. Сергей не носил тогда ни очков, ни усиков, и не казался не вид таким строгим, как теперь. Выпускной вечер тоже провели порознь: Сергей пошел с девчатами, а Витька с Лехой и Колямом, и кем-то еще, кого он теперь не помнил, достали припрятанную водку и напились, как зюзи. Через два месяца после выпускного Сергей с матерью переехали на другой конец города, и расстались они, казалось бы, навсегда…
Три года назад Витька шел через березовую рощу — есть такая в Глазково межу его улицей и трамвайными путями домой. Днем было дело, его тогда первый раз поперли с работы и потому шел он не на рогах, конечно — это редко случалось, — но прилично нагруженный, и выпить хотелось еще, а в кармане бренчали только медяки.
На очередном повороте узкой асфальтовой дорожки он сильно шатнулся и толкнул какого-то встречного в выпуклых очках, с черными усиками, и вместо извинений привычно забормотал:
— Закурить не найдется, земеля?
Так пробормотал, на всякий случай. Шла перестройка, жить становилось все труднее и закурить перестали давать, особенно такие, как этот, прилично одетые, в шляпе.
— Найдется, — неожиданно ответил очкарик и протянул пачку «Беломора». Пачка была полная, папироса не вылезала, и Витька, тужась ее подцепить, искоса разглядывал дарителя. Было в нем что-то смутно знакомое, хотя Витька никогда не водил знакомств с очкастыми.
— Виктор, ты, что ли? — спокойно проговорил очкарик, принимая пачку.
И тут Витька прозрел, мысленно скинул усы, очки, шляпу и возраст.
— Серега! — с пьяным подъемом воскликнул он. — Дружище! Сколько лет!.. Нет, сколько же мы с тобой не виделись, а?
— Тринадцать лет, Виктор, — сказал Сергей, сжимая его потную руку и строго улыбаясь из-под очков.
— Да ты что? Точно! Ну, здорово… Это ж надо — так неожиданно!
Нельзя сказать, чтобы Витька так уж обрадовался встрече с Сергеем, хотя было немного приятно встретить одноклассника. Но подъему немало помогла выпитая водка да вспыхнувшая внезапно надежда «зашибить» червончик еще на бутылку. К тому же было слегка неловко, что вот он, Сергей, весь такой солидный, хорошо одетый и, видать, здорово живущий, а Витька в старой засаленной кожанке, сплюснутой от долгого употребления шапке и подпитый — по морде видать, что в привычку ему это. Вот и старался за подъемом скрыть неловкость перед однокашником, который, судя по всему, выбился «в люди».
— Ну и как ты? — восклицал Витька, размахивая руками, улыбаясь во весь рот.
Сергей отвечал скупо, но без видимой неохоты, без показной спешки, ничем не выдавая желания поскорей распрощаться и уйти, как некоторые Витькины одноклассники другие просто отворачивались при случайных встречах, не узнавали. Закончил высшее, диплом, работает в институте, в био каком-то… Нет, не женился, как-то все некогда было учеба, потом работа. А мама умерла…
Витька обдумывал, как бы половчее ввернуть насчет червонца, когда Сергей предложил:
— А что мы стоя разговариваем? Сядем. — Кивнул в угол рощи, где стояла никому не нужная, людьми и богом забытая деревянная эстрада и перед ней с десяток покосившихся, но каждый год регулярно кем-то красившихся скамеек.
Пока они шли и усаживались, разговор как-то прервался. Сначала долго молчали: Витька натужено, пытаясь выжать из путаных мыслей хоть какие-то слова; Сергей — непринужденно, глядя сквозь очки то на него, то на светлую солнечную рощицу в потоках весенней воды и пористых, чернеющих сугробах. Курили. Сергей задумчиво выпускал дым. Витька водил руками по пыльному, шероховатому краю скамьи, ерзал, не мог найти себе место.
— Ты много пьешь и часто, — то ли спросил, то ли констатировал Сергей. — А как живешь, Виктор?
Тут Витьку прорвало. Рассказал он и о Тамарке своей, которая неплохая жена, но ругани промеж них много, и о детишках (Димка второй заканчивает, трудно ему — говорить почти не может, а Валерке два года стукнуло); и про бабку Маню рассказал — помирать давно пора, а все живет, не мешает вроде, но неудобство какое-то от нее, опять же заботиться, кормить надо; и о работе своей проклятой тоже рассказал, как поперли его из слесарей с завода сегодня за пьянки, а пьют там все, только никто не попадается, а он, Витька, все время… Рассказывал долго, подробно, волнуясь, весь покраснев, то стучал кулаком по скамейке, то чуть слезы из глаз не брызгали — так было жалко и себя, и Томку, и детей… Всегда приятно поплакаться человеку, особенно если человек не близкий и рассказанное ни к чему не обязывает.
Сергей слушал внимательно, не перебивал, но без ложного сочувствия. Курил, но не причмокивал, не восклицал: «Надо же!». Сверкал на солнце очками. Когда Витька замолчал, протянул ему «Беломор», зажег спичку, сказал:
— Я к тебе зайду… с женой познакомишь. Живешь там же?
— Там же… заходи, — вяло проговорил Витька.
Выговорившись, он как-то сразу ослаб и не нужно ему было уже ничего: ни вина, ни червонца, а нужно доплестись до дому и завалиться спать. Он даже забыл, что дома ждет неприятный разговор с Тамарой по поводу увольнения.
— А сейчас, извини, некогда. Я ведь на работе. — Сергей встал, протянул ему руку, крепко пожал вялую, потную ладонь. — Скоро увидимся. — И ушел, не оборачиваясь.
С тех пор Сергей приход