Достигнув лестницы, Эсмеральда развернулась и, хватая ртом воздух, побежала к покоям Вернона. Ее сердце бешено стучало. Она задыхалась. Принцесса барабанила в дверь королевских покоев, как будто от этого зависела ее жизнь. Возможно, так и было.
– Кто это еще? – раздался изнутри недовольный голос брата.
– Вернон! Вернон, открой! – закричала Эсмеральда. Ее голос срывался, а из глаз неконтролируемо текли слезы.
Дверь отворилась. Король все еще был одет так же, как за обедом.
– Что случилось, Эсмеральда?
– Там… там… в тронном зале! Они убили их. Убили. И тьма. Тьма кругом.
– Что ты такое говоришь?
– Дикари. Ктан. Они танцуют, и… и… идол, там идол!
– Заходи. – Вернон открыл дверь шире, пропуская Эсмеральду внутрь. В его покоях было куда теплее, чем в дворцовых коридорах. В камине радостно плясало пламя.
Эсмеральда на подгибающихся ватных ногах подошла к камину и рухнула на кресло, рыдая.
– Ты должен их остановить, Вернон!
– Кого?
– Варваров! Они убивают людей! Они идолопоклонники, Вернон!
– Тебе просто приснился кошмар, сестра.
– Нет! Я не спала! Я точно знаю. Я не маленькая. Я проснулась, хотела пить, а Мии не было. И я спустилась за водой. А потом услышала этот шум… и… и… – Принцесса снова разрыдалась, содрогаясь всем телом. Чем больше ужас увиденного доходил до ее сознания, тем больше эмоций она ощущала. Страх, отчаяние, отвращение, ярость, боль.
– Это точно был сон, Эсме. Я был в тронном зале сегодня – там всё как обычно.
– Нет! Я точно видела!
– Хорошо, если хочешь, пойдем вместе проверим.
От мысли о возвращении в это жуткое место у Эсмеральды сперло дыхание.
– Нет! Я не пойду туда.
– Хорошо, тогда я сам пойду.
– Не оставляй меня одну, – всхлипнула принцесса, протягивая руки к брату, – пожалуйста.
– Феликс, – позвал Вернон, садясь напротив рыдающей сестры.
Спустя несколько минут из соседней комнаты появился распорядитель короля, которого он привез с собой из Льежа. Феликс выглядел как человек, не так давно сбросивший большой вес: кожа свисала с его лица, как брыли у собаки. Под масляными глазами распорядителя темнели огромные синяки. Он выглядел болезненно.
– Сходи в тронный зал и проверь, что там всё в порядке.
– Хорошо, ваше величество.
Феликс скрылся за дверью. Эсмеральда была уверена, что он либо не вернется вовсе, убитый северянами, либо поднимет тревогу, увидев ужасы, творящиеся прямо в сердце Баригора. Но Феликс вскоре возвратился, такой же спокойный, как и раньше. Поклонившись, он доложил:
– Ничего необычного, ваше величество, ваше высочество.
Знаком велев слуге удалиться, Вернон повернулся к Эсмеральде:
– Видишь, я же говорил, что это просто сон.
– Но все было таким реальным.
– Ты просто сильно переживаешь из-за помолвки, сестра.
Эсмеральда вытерла слезы подолом. Ее все еще трясло. Но в освещенной теплым пламенем комнате увиденное в зале казалось таким далеким и нереальным. Будто бы это правда был лишь сон.
Вернон поднялся, налил в бокал вина из графина и протянул Эсмеральде:
– Это поможет успокоить нервы.
Принцесса выхватила сосуд у него из рук и в несколько глотков осушила. Приятное тепло разлилось по телу. Скованные ужасом мышцы немного расслабились. И все же тревога не ушла.
– Вернон, – Эсмеральда подняла глаза на брата, вертя в пальцах тонкую ножку бокала, – мне не нравятся эти северяне.
– Ктан, они зовутся Ктан.
– Неважно. Эта Карандра и ее люди. В них есть что-то недоброе. Они мне не нравятся. Выгони их!
– Я уже не раз говорил тебе, Карандра – моя доверенная советница.
– Но Вернон! Эти кошмары… Это все неспроста, я знаю.
– Эсмеральда, я не понимаю, чего ты хочешь?
– Что?
– Разве я плохо относился к тебе после того, как пришел к власти?
– Нет…
– Я ведь позволил тебе выйти замуж за того, за кого ты хочешь?
– Да.
– Ты ведь понимаешь, что для Баригора этот брак невыгоден.
– Да.
– Тогда зачем ты перечишь мне, сестра? Или ты хочешь, чтобы я передумал?
От мысли о том, что ее мечта о счастливой жизни с возлюбленным Мариусом может разбиться так же легко, как этот бокал в ее руках, на только высохшие глаза Эсмеральды вновь навернулись слезы.
– Пожалуйста, не надо, Вернон, – взмолилась принцесса.
– Тогда не говори больше таких глупостей, – жестко бросил король, – и хватит придумывать небылицы о Ктан.
– Хорошо, – кивнула Эсмеральда, потупившись.
– Кажется, тебе пора вернуться к себе.
– Да, брат. – Эсмеральда поднялась и на все еще негнущихся ногах побрела в свои покои. Благо они находились всего в нескольких метрах дальше по коридору.
Баригор, Аурверн, окрестности Ларпо, 29 июля 3607 года
Еще два дня прошли в томительном ожидании. Никто не знал, когда Айя и ее люди прибудут в лагерь и случится ли это вообще. От убийц так и не поступало вестей, и оставалось лишь молиться Алору об успешности их операции.
Квентин проводил дни в подготовке своих людей. Регин и Реймонд или присоединялись к нему, хоть и больше в роли зрителей, чем активных участников, или занимались рассылкой писем своим союзникам и еще не определившимся лордам.
А некроманты продолжали выезжать куда-то в поля, чтобы развивать свои силы. Оставшись в одиночестве, жрецы смерти под руководством Седрика тренировали концентрацию, Зрение и способности подчинять мертвое своей воле. Хотя со стороны могло показаться, что шесть человек просто сидели кругом на небольшом пригорке посреди пшеничного поля, уже к полудню все они оказывались совершенно измождены. Тогда Седрик отпускал всех на несколько часов отдохнуть, восстановить силы и пообедать. А после они продолжали и возвращались в лагерь только перед заходом солнца.
Во время обеда Седрик нашел Викторию отдыхающей на разложенном прямо на земле шерстяном пледе в клетку. Девушка расположилась у самого края поля и, наклонив к себе еще не до конца созревший колос пшеницы, внимательно его разглядывала.
– Что-то интересное, мисс Плюссе? – спросил Седрик, подходя ближе.
Девушка вздрогнула и выпустила растение из рук. Красивая шляпка с кружевом сползла набок, и Виктория поспешила поправить ее, прежде чем поднять взгляд на Седрика.
– Учитель! Кажется, я поняла!
– Что? – с недоумением спросил Седрик, опускаясь на плед рядом с девушкой.
– Я поняла, как работает порча северян! – Виктория обвела рукой пожухшее поле, будто бы придавленное тяжелыми серыми облаками.
Брови некроманта взметнулись вверх. Он ничего не сказал, ожидая, пока девушка продолжит. Виктория нервозно расправила складки на подоле нежно-розового льняного платья и затараторила:
– Я долго разглядывала эти колосья. Я немного разбираюсь в пшенице, у моей семьи большие поля. И с этими колосьями что-то не так. Обычно они так выглядят, когда корни поражены болезнью или в почве не хватает питательных веществ. Но я видела такую пшеницу. Если использовать Зрение, она выглядит совсем не так, как эта.
Девушка сделала паузу, чтобы перевести дух. Седрик все еще ничего не говорил, переводя взгляд с Виктории на пшеничное поле и обратно.
– Когда пшеница больна, в ней много мертвого. Как и в больном человеке. А в этих колосьях мертвого даже меньше, чем обычно.
Седрик кивнул.
– Но ведь еще Ивра Парантон в своих трудах писал, что мертвое и живое должны находиться в балансе. Где нет смерти, там нет и жизни.
– Вы, как всегда, демонстрируете отличное знание теории, мисс Плюссе. Но я пока не понимаю, к чему вы клоните.
Виктория пропустила слова Седрика мимо ушей, полностью поглощенная своими собственными изысканиями.
– Я подумала, может, все дело в нарушении баланса? Вдруг порча высасывает мертвое из живых существ или даже растений, и из-за этого они гибнут? Ведь это же логично. Кавиц ведь олицетворяет хаос. А хаос – это нарушение баланса.
– Это интересное заключение, мисс Плюссе, но единственная жертва кавицепоклонников, которую я видел, королева Матильда, была скорее мертва, чем жива, и мертвого в ней было хоть отбавляй.
Седрик хотел было подняться, но Виктория резко схватила его за руку.
– Постойте, учитель! – Осознав, как может быть расценен ее жест, девушка тут же отпустила его и потупилась, но все же продолжила тараторить: – Я не знаю, что вы видели. Но посмотрите, посмотрите!
На глазах у удивленного Седрика, вернувшегося на свое место на пледе, Виктория притянула к себе один из стеблей пшеницы. В другую руку она взяла большой медальон с изумрудом, служивший ей проводником силы так же, как Седрику его посох. Воздух чуть слышно завибрировал и наполнился зеленоватым светом, заметным лишь потому, что темные облака скрыли солнце. Через мгновение только что выглядевший больным и увядшим колос пшеницы налился соком. Когда Виктория отпустила его, стебель выпрямился, и здоровый яркий и сочный колос одиноко закачался среди тысяч других, поникших и жухлых.
Седрик протянул руку к колосу, для чего ему пришлось пересесть ближе к Виктории, настолько, что в приличном обществе это считалось бы недопустимым. Оказавшись так близко к своему наставнику, девушка покраснела и отвернулась. Седрик не обратил на это никакого внимания, пристально разглядывая оживший колос. Его глаза изменили цвет на пронзительно-изумрудный, когда он напряг Зрение.
Наконец, Седрик, широко улыбаясь, повернулся к Виктории и, схватив ее за плечи, посмотрел прямо в глаза:
– Это гениально, Виктория! Гениально!
Прежде чем опешившая девушка, чьи щеки просто пылали румянцем, успела что-то сказать или сделать, некромант отпустил ее и, вскочив на ноги, замахал другим своим коллегам, расположившимся на обед чуть поодаль, в тени одинокого дерева.
– Все сюда! Мисс Плюссе совершила открытие!
Некроманты тут же откликнулись на зов Седрика, побросав недоеденную еду. Когда все собрались, Седрик дал слово Виктории, чтобы та объяснила им свою теорию. Все четверо, включая даже Карла, слушали ее внимательно, то и дело серьезно кивая. А когда она закончила и показала им колос, с недоумением посмотрели на свою молодую коллегу.