Я только что перечёл свои записки об экспедиции и заметил не без удивления, как мало в них о тебе, дорогая Нина. Может ли быть, что я начал тебя забывать? Или это связано с тем, что в течение бесконечно долгих, погруженных в бессветную тьму тридцати недель путешествия через войды ты по большей части была незаметной и за общим столом в нашей кухне, и в библиотеке? Как бы то ни было, но я хорошо помню, что тем ранним утром первого из трех страшных дней сначала я увидел тебя.
Исступленный вой тревожной сирены раскатывался по кораблю. Я выскочил из каюты; ты стояла рядом и показывала рукой туда, где с другой стороны главного трапа белый, словно песок, Айзек Рубин все еще сжимал в кулаке рычаг аварийной сигнализации; кажется, он говорил что-то, но рев глушил все слова, и только рот разевался беззвучно и чернели на бледном лице округлившиеся глаза, уставившиеся вверх: там вместо входа на первую палубу краснел яркий, как свежая рана, герметичный люк блокировки.
Командного блока с главной рубкой и обсерваторией больше не было.
Из соседней каюты выскочила растрепанная Эшли; выбежала в коридор полуодетая Зойка, на ходу застегивая комбинезон; появились испуганная Лили, заспанный Ли Вэй, снизу высунулся встревоженный Ойуун; я отметил, что нет Айхендорфа, но вот и он бежит со стороны резервного поста управления, а сирена продолжала выть, и реветь, и мгновения казались минутами, пока Али, мягко положив ладонь на вцепившуюся в рычаг руку Айзека, не поднял ее вверх.
Сирена смолкла, и в оглушительной тишине отчетливо громко прозвучало Зойкино:
– Господи. Девочки.
Мы переглянулись. Двери кают Акико и Юкико оставались закрыты.
Последней, кто видел сестер Сато и разговаривал с ними, была Эшли. Меня они встретили рядом с каютой примерно в 23.35, а потом поднялись в обсерваторный отсек. В полночь сестры сменили Эшли на вахте в главной рубке; она ушла спать, передав Юкико контрольный ключ и отчет по параметрам, что было, конечно, совершенной формальностью, как, собственно говоря и сама вахта: пилотирование и ходовые системы полностью контролировались Лапласом, корабль шел самым простым из возможных заданных курсов по условной прямой в совершенной пустоте войда, что практически полностью исключало необходимость оперативно вмешиваться в управление. Никаких неожиданностей быть не могло – так мы думали.
Согласно показаниям бортового самописца, в 00.23 произошла расстыковка первой палубы с основным корпусом «Эволюции», проведенная, по всей видимости, без каких-либо признаков спешки или, тем более, паники: контур пилотирования и контроля был переориентирован на резервный пост управления жилого блока, заглушен внутренний звуковой сигнал – это исключило возможность для экипажа услышать, что происходит неладное. Лишь почти три часа спустя, Айзек, которому не спалось и который должен был сменить сестер Сато в рубке, решил сделать это пораньше, вышел из каюты в 3.17, увидел ярко-красный люк аварийной заглушки и сразу же врубил тревогу.
Обнаружив пропажу матроса, морской капитан может вернуться назад и прочесывать океанскую гладь с неплохим шансом спасти бедолагу; успех предприятия будет зависеть от непогоды, течений, акул и выносливости незадачливого моряка. Ну, и времени, разумеется. После того, как Акико и Юкико отстыковали командный блок от корабля, «Эволюция» продолжала идти вперед с маршевой скоростью в 0,92с, покрыв за три часа расстояние, примерно равное пути от Земли до Урана, может, чуть больше. Если бы отсоединение первой палубы было случайным, то, благодаря ускорению, она продолжала бы нестись рядом со звездолетом, но случайности не было, а значит, сестры Сато могли задействовать на полную мощность компенсаторы и воспользоваться двигателями малой тяги, что давало возможность потеряться в сферическом объеме пространства, равного примерно двум третям солнечной системы. В таком масштабе восьмидесятиметровый командный отсек не был не то, что одиноким матросом посреди океана – он был меньше самой малой песчинки, погружающейся в его бездонную глубину.
Тем не менее Зойка экстренно сбросила скорость до 0,61с, а я развернул «Эволюцию» по широкой дуге, пока Эшли рассчитывала новую постоянную курса с тем, чтобы звездолет описывал круги по условной поверхности сферы диаметром в 20 астрономических единиц. Она же запустила сканирование области; пропавший командный блок вполне попадал в зону действия прямой радиосвязи и средств локации, к тому же, и пустота войда давала дополнительные надежды: сигналу не могли помешать ни пыль, ни случайные метеориты, ни даже гравитационные искажения – но минуты шли за минутами, а экраны радиолокационного обнаружения оставались пусты.
Сестры Акико и Юкико Сато исчезли в бесконечной непроницаемой тьме.
Через час все собрались в библиотеке.
Мы были астронавтами, повидали немало и еще к большему были готовы, но произошедшее выходило за рамки самых сумрачных ожиданий. Мы не просто потеряли товарищей; от случившегося веяло каким-то стылым безумием, призраками брошенных кораблей, легендами об одержимости, всеми самыми архаическими и темными страхами времен детства цивилизации, притаившимися до поры в подсознании и готовыми вновь обрести силу здесь, в бездне вне времени и пространства, во мраке никогда и нигде. Мы старались игнорировать чудовищно иррациональную суть самого поступка несчастных Акико и Юкико, не думать о том, что сейчас может происходить в безнадежно затерянном в аспидной пустоте командном блоке, превратившемся в одинокую шлюпку, и не представлять, что неизбежно случится дальше. Все молчали; только Лили всхлипнула, взглянув на двух золотых рыбок, плавно двигающихся в зеленоватом сумраке за толстым стеклом. Зойка взяла ее за руку.
– Радиолокационное исследование области не дало результатов, – сказала Эшли. – Тем не менее, мы снизили скорость, встали на круговой курс и будем продолжать поиск, пока…
Она запнулась.
– Пока не будет принято решение, – закончил я.
– Какое решение, кэп? – негромко спросил Ли Вэй.
Я знал, какого ответа он ждет; собственно, его ожидали все. Потеря членов экипажа в космической экспедиции – это однозначное показание к тому, чтобы вернуться домой. И причина тут не в естественных человеческих чувствах, но в основаниях исключительно рациональных: исчезновение или смерть человека – происшествие чрезвычайное, и почти всегда является или следствием системной ошибки, которая не была вовремя ни замечена, ни исправлена, или же обстоятельств непреодолимой силы, которых, опять же, не предвидели, которые не смогли парировать, а может быть, вступили с ними в противоборство и проиграли. Продолжение полета в каждом из перечисленных случаев означает почти неизбежную последующую гибель и других участников экспедиции. Однако то, что случилось с сестрами Сато, было необъяснимо и не следовало ни из гипотетических системных ошибок, ни из столкновения с непреодолимой силой, если только таковой не считать саму беспрецедентную экспедицию к краю Вселенной; с этой точки зрения следовало хотя бы попытаться найти причину произошедшего, а не разворачиваться для моментального бегства. Для меня лично существовало и второе, более важное соображение: вернуться сейчас означало обессмыслить и страшную жертву двух наших товарищей, и все 217 суток тяжелейшего полета через неизвестность. Поэтому я ответил:
– Пока у нас не будет объяснения или хотя бы приемлемой версии случившегося. После этого будем решать, как поступить дальше.
– Что ж, – медленно проговорил Ли Вэй, – в таком случае я снимаю с себя полномочия лидера научной группы. Я допустил потерю двух членов своей команды и не уверен, что смогу уберечь от такой же судьбы остальных. Поэтому я не имею морального права и дальше исполнять лидерской роли.
Он смотрел мне в глаза. Я выдержал взгляд и спокойно сказал:
– Это твое решение, и ты имеешь на него право. Кто станет лидером вместо тебя?
Лили лишь качала головой; Айзек отвернулся, и я только сейчас заметил серебряные нити у него на висках; Айхендорф словно хотел сказать что-то, но удержался, и тогда ты, Нина, ответила:
– Я возьму на себя лидерство группы. Если никто не против.
Все промолчали.
– Хорошо, – согласился я. – Давайте продолжим. Али?
Али за прошедший час похудел будто бы вдвое, а его кожа из глянцево черной стала какой-то безжизненно серой. Он был врач, а причины поступка сестер Сато представлялись слишком очевидными.
– Последние семь недель каждый из нас проходит ежедневный тест психического состояния, – сказал Али. – Я понимаю, что инцидент…трагедия выглядит очень похожей на следствие мощного приступа космической клаустрофобии…как на «Таймыре» в 2019-ом, помните?
Мы помнили. Тогда на третьем месяце изучения межгалактических пылевых облаков космолог-исследователь чуть не погубил звездолет, протаранив атмосферным ботом ворота шлюза на нижней палубе. Только чудом обошлось без человеческих жертв.
– Так вот, я со всей уверенностью заявляю, что ни у кого из нас нет даже начальных признаков космической клаустрофобии. Есть другое, по мелочи…не знаю, корректно ли…
– Корректно, – подтвердил я.
– Ну, у Лили повышенная тревожность и нарастание депрессивного компонента, пока, впрочем, в пределах допустимого…у Айзека тоже тревожность, у Зои эмоциональная нестабильность, наложенная на тип личности…
Зойка фыркнула. Я ожидал, что Али скажет про Айхендорфа, но нет.
– Тем не менее, у всех без исключения психические флюктуации коррелируют с обстоятельствами и не выходят за рубежи приемлемой нормы, понимаете? А у Акико и Юкико показатели стабильности психики и вовсе самые высокие в экипаже. Они совершенно ментально здоровы, кэп…были.
– Принято. Ойуун?
У кибернетиста отросли длинные волосы, черные и прямые, которые он перехватил на лбу тонким кожаным ремешком с тремя разноцветными бусинами. Такой же был надет на левой руке.
– От злых духов, – объяснил он.
Я взглянул на Али. Тот только повел плечами.
Я спросил, почему Лаплас не остановил сестер Сато.