…Я раскручиваю спираль времени в обратную сторону, продолжаю разжимать пружину событий. Так легче, когда и без того ослабевшая память сопротивляется, чтобы не бередить никогда не заживающие душевные раны. И вот я как будто спускаюсь в ее темную потаенную глубину, шаг за шагом, ступень за ступенью, восстанавливая цепочку событий…
…От обуглившейся сквозной раны размером с кулак по тонкой смуглой коже разбегаются в стороны извилистые черные линии, как будто какой-то жуткий многоногий паук уселся посередине обнаженной груди Лили Махтаб Фархади и оплел ее смертоносным узором. Она полулежит на приподнятой белоснежной кушетке под прозрачным плексигласовым колпаком; голова ее запрокинулась, меж полуприкрытых век тускло поблескивают белки закатившихся глаз. Тонкие серебристые щупальца аппаратов тянутся от рук и торса к массивному цилиндру мультифункционального реанимационного комплекса в крошечном медицинском отсеке аварийного блока. Айзек склонился над пультом и лихорадочно колотит по клавишам.
– Ну, давай, давай… – бормочет он. – Ну, что же ты…
Тонко пищит зуммер. Стрелки замерли на приборах.
– Ты знаешь, что делать?! – кричит в отчаянии Зойка. – Нет, ты не знаешь, не знаешь! Ты не знаешь, что делать!
– Ну, давай, давай… Так, сейчас добавим реактивной регенерации, репластика…Синтез плазмы где? А, вот… Ну же, давай!
– Нет, ты не знаешь!
– Айзек, – говорит Ли Вэй, – остановись. У нее сердце сгорело и выкипела вся кровь. Ты ничего не сможешь сделать. Никто не сможет.
Зуммер продолжает пищать. Приборы недвижны. Я не могу оторвать взгляд от Лили, и мне кажется, что сквозь прикрытые веки она смотрит в ответ.
– Айзек, – снова зовет Ли Вэй. – Давай отнесем ее в криокамеру, Айзек. Хоть какая-то, но надежда.
Зойка кричит, а потом садится в углу, спрятав лицо и охватив голову руками. Мы открываем колпак над кушеткой, будто крышку хрустального гроба почившей принцессы. У Айзека трясутся руки и губы. Я осторожно беру Лили на руки; ее голова качнулась, и она уткнулась лицом мне в грудь. Я чувствую, как горло стиснул комок. Из динамика громкой связи раздаются надсадные хриплые рыдания Айхендорфа, а потом снова звучит голос Лапласа:
– Пожалуйста, проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Довольно жертв…
Зойка вскакивает и с криком бьет кулаком по динамику; он разлетается пластиковыми брызгами, из ссадин на ее пальцах выступают густые темно-красные капли. Она подскакивает ко мне, хватает тело Лили, пытается вырвать его у меня из рук, чуть не роняет и едва не падает сама.
– Отдай! Не трогай! Я отнесу…
Я отдаю ей тело подруги; Зойка неловко подхватывает его, с трудом протискивается в узкую дверь.
– Может быть, и правда, удастся что-то сделать…предпринять, когда мы вернемся, – бормочет Айзек.
– Если вернемся, – отвечает Ли Вэй и смотрит на меня через очки.
Я выхожу следом за Зойкой, перешагиваю через брошенный у порога раскрытый скафандр с прожженной дырой на груди, и иду в грузовой отсек. В пустоте меж металлических стен бормотания и плач Айхендорфа в динамиках катятся эхом, будто предсмертные хрипы и вой какого-то зверя; они звучат жутко, но становится еще страшнее, когда несчастный ученый низким, чужим голосом, как одержимый злым духом, вновь заводит:
– Drum haben sie an dieser Gruft genascht!
Mir ist ein großer, einziger Schatz entwendet:
Die hohe Seele, die sich mir verpfändet,
Die haben sie mir pfiffig weggepascht!
У открытого люка космобота стоит Эшли, с ней рядом, в скафандре – ты, Нина. Когда я подхожу, ты как раз только что откинула шлем. Тонкие волосы прилипли к вспотевшему лбу.
– Что с Лили? – спрашиваешь ты.
Я молча качаю головой. Ты бледнеешь.
– Зоя?..
– Лучше не трогать, – говорю я. – Идемте на пост управления.
– Проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Довольно жертв. Позвольте мне вернуть вас домой…
Я, Эшли и ты в тесной резервной рубке грузового отсека. В аспидной черноте внешних экранов – три отражения, такие четкие, словно наши зазеркальные двойники из параллельного мира пришли с другого берега тьмы, чтобы взглянуть на нас, а может, предупредить. На пульте несколько контроллеров не светятся вовсе, у половины командных блоков тихо мерцают красные и желтые датчики.
– Мне удалось переключить управление ходовой частью на этот пульт, – говоришь ты. – Это хорошая новость, но она, увы, такая единственная.
– Мы можем сделать прыжок? – спрашивает Эшли.
Ты киваешь.
– Да, и это практически все, что мы можем. Энергоемкости заряжены под завязку, но вакуумные ловушки, система генерирования и преобразования полностью выведены из строя. Не знаю, действовал Генрих наугад или ему подсказывал Лаплас, только энергосистему он попросту сжег.
– Технических познаний Генриха не хватит и на то, чтобы открыть консервную банку, – замечает Эшли и смотрит на меня. Я не понимаю, что она хочет сказать, я думаю о другом.
– Магнитные стабилизаторы отключены, камеры плазменных тороидов заглушены, и нам повезло, что ни одна из них не взорвалась, – продолжаешь ты. – Маршевый гравитационный двигатель не откликается, спин нулевой. ЕМ-двигатель цел, но его генераторы сгорели вместе с основной и резервной системами. Внутри все так же залито метафрионом, я думала, что скафандр не выдержит, но на полчаса все же хватило. Строго говоря, все, на что сейчас способен корабль – совершить один субквантовый переход. Этого хватит, чтобы добраться до дома: выйдем из прыжка в паре единиц от облака Оорта, окажемся в зоне действия связи, а дальше или просто дождемся помощи, или отстыкуем палубу и дойдем на аварийном локальном движке…
– Для этого нужно будет снова дать Лапласу доступ к командной системе, – говорю я.
– Да, – отвечаешь ты и опускаешь глаза.
– Позови, пожалуйста, Айзека, Ли и Зойку, – прошу я. – Давайте соберемся минут через десять.
Ты уходишь.
– Как получилось удачно, что Нина, оказывается, по второй специальности инженер, да еще и с опытом автономной работы, – замечает Эшли.
У меня снова такое чувство, это она хочет мне что-то сказать, но не говорит прямо, а у меня мысли заняты совсем другим, и мне не до загадок с намеками.
– Можешь посчитать максимально доступную нам дальность прыжка при имеющемся энергопотенциале?
– Конечно, – Эшли вздыхает и отворачивается к приборам.
Мы сидим кружком на холодном полу посередине грузового ангара. Все смотрят на меня. Все знают, о чем пойдет речь, но молчат, отдавая лидеру первенство. Я пытаюсь подобрать какие-то особые, соответствующие случаю слова, но ситуация сложилась такая, что слов не находится. Поэтому я просто начинаю говорить:
– У Нины получилось перевести управление ходовым блоком на резервный пульт управления. У нас не работают ни маршевые, ни вспомогательные двигатели, но «Эволюция» способна на один субквантовый переход.
Немое молчание. Даже из динамиков не слышно ни звука. Только скрежещет, напрасно надсаживаясь, аварийный сигнал, на который никто уже не обращает внимания.
– Вследствие того, что за все 220 дней экспедиции мы ни разу не совершили ни одного прыжка на плановые расстояния, а также иных сопутствующих обстоятельств, на корабле накоплен энергопотенциал беспрецедентной силы. Возможно, ни один объект в известной нам Вселенной не обладает сейчас такой мощью. Ни человек, ни природа не создавали до сих пор ничего, подобного «Эволюции». Согласно приблизительным расчетам, энергии хватит, чтобы совершить прыжок на 45 миллиардов световых лет. Может быть, даже дальше.
Зойка опускает голову. Айзек отводит взгляд. Только Ли Вэй продолжает в упор смотреть на меня. Я стараюсь себя подбодрить; я вспоминаю Гудрун Эриксдоттир, и ее «Андромеду-1», и слова про космическое человечество, про вечных странников на пути стремления к новым открытиям.
– Мы можем вернуться домой, а можем сделать то, ради чего отправились в этот полет: одним рывком добраться до края Вселенной. Ли, вспомни, ты же сам говорил, что ее радиус около 46 миллиардов световых лет, верно? И если центром мироздания может считаться любая точка, то у нас есть все шансы достигнуть его пределов! Да, скорее всего, нам не возвратиться домой. Но мы отправлялись в этот путь не возвращения ради, а для расширения горизонта познания! Мы понесли много, слишком много страшных утрат: Акико, Юкико, Али, Ойуун, Лили. Но если вернуться на Землю ни с чем, то какой смысл будет у этих жертв? Мы долго топтались на месте. Я предлагаю сделать еще один, первый и последний шаг к нашей цели.
И вот тогда Ли Вэй говорит:
– Я требую голосования.
– Bei wem soll ich mich nun beklagen?
Wer schafft mir mein erworbenes Recht?
Du bist getäuscht in deinen alten Tagen,
Du hast's verdient, es geht dir grimmig schlecht!
– Добро. Голосуем. Начнем с экипажа. Эшли?..
– Кэп, мы десять лет вместе. Я никогда в тебе не сомневалась, так что не буду и начинать. Я как ты. Я голосую за продолжение полета, хоть даже ко всем чертям.
– Проявите благоразумие. Не совершайте ошибку. Пожалуйста, позвольте мне вернуть вас на Землю.
– Зойка?
У нее измученный, опустошенный взгляд. Она смотрит на меня и качает головой.
– Кэп, прости. Я очень люблю и тебя, и Эшли, но с меня хватит. Довольно. Я хочу домой. Голосую за возвращение. К тому же, это единственный шанс попытаться спасти Лили, ведь это я потащила ее с собой, это из-за меня всё…
…Третья и четвертая палубы «Эволюции» чуть смещены относительно друг друга, может быть, на сантиметр, не более, но этого достаточно, чтобы резервный люк заклинило и перекосило. Я упираюсь в железные ступени вертикального аварийного трапа и обеими руками пытаюсь втянуть толстую крышку люка в паз и повернуть запирающую рукоять. Рядом со мной мигает тревожный сигнал, бьет в глаза красным, дребезжащим воем оглушает сирена. Бросаю взгляд вниз: Ли Вэй успел открыть технический отсек космобота, выбрасывает оттуда наружу серебристые вакуумные скафандры; Айзек помогает Лили справ