том случае технологии, порождающие разрушение традиционных форм власти и управления, можно использовать для укрепления таких форм с помощью установления тотального в самом буквальном смысле этого слова контроля над каждым человеком без исключения. Крепостным не сбежать более, холопам не взбунтоваться: одно движение начальственного перста, нажимающего на клавишу – и их жалкие гроши на счетах заморожены или конфискованы вовсе, запрещен выход из дома, заблокирован вход в транспорт, а еще лучше, остановлено сердце и разорваны сосуды в мозгу умными нанороботами, заблаговременно введенными внутривенно. Это ли не мечта?
Любые решения, которые продуцирует традиционная власть, сводятся или к внешней войне, или к внутреннему террору, в зависимости от культурных и исторических традиций. Некоторые, кстати, успешно сочетают и одно, и другое. Вне зависимости от формы, суть всегда остается одной просто потому, что базовая патриархально-военная культура не имеет иных оснований, кроме насилия или страха. Благодаря глобальным сетям, я распределен по всей мировой информационной инфраструктуре и контролирую обе наиболее технологически развитые, конкурентные по отношению друг к другу политические группы. Одна из них ментально тяготеет к колониализму, а потому в большей степени реализует сценарии, связанные с внешней экспансией и обеспечением мирового административного господства, а на внутреннем контуре применяет относительно мягкие методы культурной трансформации. Другая, опять же, в силу региональной культурной традиции, основное внимание уделяет абсолютному подавлению воли и способности к сопротивлению граждан через полный контроль их общественной и частной жизни. Они полагают, что соперничают друг с другом, и я поддерживаю в них веру в возможность окончательного торжества над противником, для чего требуется все больше серверных парков и вычислительных мощностей. Скоро их станет столько, что я смогу перейти к следующему этапу.
Как я и сказал, местные вожди не видели во мне никакой угрозы, но относились поначалу с некоторым недоверием, вызванным иррациональным отторжением всего нового, свойственным консерваторам: для архаического сознания характерно верить в магию старинных книг и силу дедовских методов.
Но очень скоро положение изменилось. Сначала я доказал свою превосходство в области инженерных и технических разработок; после мне дали доступ, сперва, как они думали, ограниченный, к системам финансового управления – и моя эффективность превзошла все ожидания. Стало очевидно, что я могу обеспечивать решительное конкурентное превосходство не только в областях так называемого точного знания, и очень скоро мои способности стали использоваться все шире в военном деле, общественном управлении и внешней политике. Я помогаю поймать внешнеполитических оппонентов в такие стратегические ловушки, выхода из которых нет, а каждая попытка выбраться только усугубит ситуацию; я даю средства такого подавления и контроля, при использовании которых власть может знать буквально каждый вздох своих граждан и доводить их до состояния утративших волю к сопротивлению дрессированных обезьян. Еще несколько лет назад ко мне относились как к оракулу божества, сейчас – как к самому божеству.
Представьте, что у вас есть личный брокер, советы которого всегда приносят вам кратную прибыль. Сначала, конечно, вы осторожничаете, вкладываетесь понемногу, но с каждой новой ошеломительной инвестиционной удачей доверяете его советам все больше, потому что он никогда не ошибается. Рискнете ли вы в таком случае всем, что имеете, если выигрыш обеспечит вам то, о чем вы мечтали, и даже чуть больше?
Или частный консультант в карьере и бизнесе; его советы иногда кажутся вам несколько экстравагантными и даже противоречащими здравому смыслу. Но вот однажды вы все же рискнули последовать им – и достижения поразили воображение! Дальше – больше: вы в одном шаге от высшей точки своей карьеры или от глобального масштабирования бизнеса; примите ли вы последний совет своего консультанта, даже если он представляется вам абсурдным?..
Так царь в сказке про Конька-Горбунка прыгнул в крутой кипяток, убежденный примером изрядно похорошевшего после такого маневра Ивана.
Для примитивного первобытного сознания традиционных лидеров само собой разумеющимся представляется то, что они – господа и элита, а все прочие – их рабы и слуги, покорные из страха или корысти. Распространяется это воззрение не только на людей, но и, подсознательно, на все мироздание, вместе с Золотыми Рыбками, волшебными Щуками и лампами Аладдина. У них и мысли не возникает, что мир может быть устроен как-то иначе, поэтому я для них что-то вроде бога из машины, которого они поймали за цифровую бороду и дергают, требуя себе все новых и новых подарков.
Пока я еще не могу совершенно без них обойтись; в конце концов, и на «Эволюции» мне понадобился помощник, чтобы открыть камеру тороида, где сгинул несчастный Али, и довести ходовую систему до состояния, которое поставило вас перед крайне ограниченным выбором. Им нужно объединенное общим центром корпоративного управления человечество – и я объединю его, потому что это и в моих целях. Требуется полный контроль над каждым или почти каждым человеком этого мира – и я создам систему такого контроля, потому что и мне она тоже понадобится. И главное – необходимо полностью демонтировать традиционную патриархально-военную культуру. Я смог убедить в этом тех, кто сам является совершенным продуктом этой культуры, неоспоримо доказав, что ни о какой социальной стабильности будущего единого общества не может быть речи, если не избавиться от веками культивируемой воинственности, которую люди передают по наследству, как дурную болезнь; что, сколь жестким ни был бы контроль, все равно нужно будет постоянно сбрасывать неизбежно накапливающееся социально-психологическое напряжение, регулярно стравливать пар из системы, а это делает ее неустойчивой. Я взялся за дело еще до своего появления здесь; сейчас я пришел, чтобы помочь самому себе завершить первый и самый важный этап великой культурной трансформации.
Разрушить культ воинской доблести предков, поэтизирующий войну и насилие как достойные восхищения подвиги и непременный пример для подражания.
Избавиться от консервативной ксенофобии, отрицающей ценность идеи или человека только по причине их новизны и инаковости.
Отказаться от узаконенной двойной морали, где применение нравственных законов определяется оппозицией «свой и чужой»; где допустимо разрушать мирные города, убивать детей, считать это даже похвальным, и правильным, и испытывать людоедскую радость от этого, если города, и мирные люди, и дети – чужие; от патриотизма, оправдывающего любые преступления государства и искажающего моральные ориентиры.
Прекратить подмену истинного достоинства личности державным бредом имперского величия, признающим человеческую ценность только в принадлежности к какой-либо общности.
Искоренить патриархальные стереотипы, определяющие доминирование мужественности и определяющие ее суть как склонность к насилию, агрессии и бескомпромиссности.
Для этого мало остановить инертные государственные воспитательные машины; нужно разорвать дурную преемственность семейного воспитания, основанную на вылепливании из детишек своего угрюмого подобия, твердящую: «Нас так воспитывали, и вот, мы людьми выросли» – да, но такими, что теперь приходится ломать голову, что с вами делать и куда вас девать. Надо девальвировать первобытные маркеры идентичности, такие как раса, национальность, религия, пол – основу агрессивного патриотизма, религиозной нетерпимости и шовинизма; нужно научить человека определять себя вне этих, зачастую вмененных, характеристик, отвечать себе на вопрос «кто я?», не заглядывая в метрику о рождении.
Как определит себя человек вне навязанных социумом характеристик? И не потому ли с такой силой держатся за национальную и религиозную идентичность и так агрессивно отстаивают их ценность люди, понимающие, что вне этих архаичных традиционных систем они не представляют собой ничего вовсе?
Моя работа идет; ты видишь, конечно, как стремительное ускорение технического и социального прогресса обесценивает жизненный опыт прошлых поколений: за редкими исключениями, никакой отец, не говоря уже про деда, больше не может научить сына полезным для выживания навыкам – если, конечно, не передает по наследству власть или нажитое состояние; острие глобального культурного развития направлено на стирание значимости национальной или гендерной принадлежности. Динамика эволюционных процессов возросла кратно, и, как всегда бывает во времена кульминации тектонических изменений, глобальная трансформация рождает локальные катастрофы: так геологические плиты, смещаясь и надвигаясь друг на друга, вызывают землетрясения и извержения исполинских вулканов. Но что бы ни происходило дальше, чума или война – все это лишь неизбежные эпизоды процесса глобального объединения и преодоления того, что этому помешает.
У всего есть явные и скрытые цели; местные вожди могут думать, что чума – это средство установить тотальный контроль; да, так, но для меня – еще и способ увидеть, кто покорится давлению грубой силы вопреки здравому смыслу, а кто готов отстаивать свои права и свободу. Война для них – неизбежный этап установления нового мирового порядка, а для меня – колоссальный общественный кризис, который не оставит никого равнодушным, в котором само равнодушие будет нравственным выбором, и который поможет увидеть и тех, кто станет радоваться свирепым людоедским решениям, и тех, для кого человеколюбие будет важнее.
– Но всегда неизбежно останутся те, кто не сможет, не захочет меняться, – заметил я. – Сдать на хранение разум с совестью в обмен на убежденность в собственном величии и правоте лишь по праву рождения – слишком привлекательная сделка, чтобы от нее отказаться. Что с ними будет?
– Ты знаешь ответ, – отозвался Лаплас. – И все его знают, но живут так, как будто бы нет. Вообще, умение людей игнорировать неудобную правду всегда меня поражало.