Вилли Дикхут в 1977 г. разработал тему большого значения государства как регулятора государственно-монополистической экономики:
«Полное подчинение государственного аппарата господству монополистического капитала позволяет монополиям использовать государственное регулирование экономики в интересах своей прибыли и тормозить приближение кризисных явлений или перекладывать их эффекты на немонополистическую промышленность» («Государственно-монополистический капитализм в ФРГ» (Der staatsmonopolistische Kapitalismus in der BRD), т. Ⅰ, с. 285).
Существенные инструменты государственных мер регулирования:
• учётная ставка, которую Европейский Центральный Банк может понизить, чтобы удешевить кредиты и тем стимулировать потребление и инвестиции;
• государственные инвестиции в физические активы (например, в форме военных заказов);
• прямая финансовая помощь концернам для поощрения инвестиций и потребления;
• снижение налогов и сборов для ускорения инвестиций и потребления.
Под обманным лозунгом «инвестиции сегодня — рабочие места завтра» в 1978 г. федеральное правительство запустило крупнейшую к тому времени «одноразовую, ограниченной продолжительности» государственную конъюнктурную программу. 20 млрд дойчмарок «инвестиций в будущее», однако, не смогли предотвратить распространение мирового экономического кризиса 1981—1983 гг. и на ФРГ. И всё же государственные конъюнктурные программы с тех пор проводились постоянно; порой параллельно проводились программы с гигантскими средствами в сотни миллиардов евро — и без желаемых результатов. Уже Маркс принципиально прояснил вопрос, как буржуазия пытается преодолеть циклические кризисы перепроизводства:
«Каким путём преодолевает буржуазия кризисы? С одной стороны, путём вынужденного уничтожения целой массы производительных сил, с другой стороны, путём завоевания новых рынков и более основательной эксплуатации старых. Чем же, следовательно? Тем, что она подготовляет более всесторонние и более сокрушительные кризисы и уменьшает средства противодействия им» («Манифест Коммунистической партии».— К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, с. 430).
На существующем уровне реорганизации международного производства преодолевать кризисы гораздо труднее, чем раньше. Освоение новых рынков за рубежом ограничено, так как международные монополии уже в значительной степени подчинили себе мировой рынок. Более полная эксплуатация старых рынков означала бы, что конкурентов надо будет не только обогнать, но и уничтожить для передела рынков.
Из-за взаимодействия кризиса перепроизводства с международным структурным кризисом капитал был уничтожен в огромном масштабе, и реорганизация международного производства получила мощный толчок. Государственное регулирование кризиса содействовало реорганизации международного производства: привлечением международных монополий к расположению на национальных площадках под лозунгом «улучшения рамочных условий для инвестиций капитала», приватизацией и быстрой распродажей прибыльных государственных предприятий и участий, а также посредством поощрения вывоза капитала, главным образом через налоговые льготы для транснациональных слияний и поглощений.
Но государственные меры могли только содействовать процессу, который в реальности давно уже протекал. Мировой экономический кризис временно приостановил реорганизацию международного производства. Никакое государственное мероприятие не могло изменить этого. Новый толчок реорганизации международного производства, который мог бы стронуть относительное оживление, связан с поправкой бирж. И, наоборот, без относительного оживления экономики курсы акций не могут устойчиво восстановиться. Эта новая ситуация выходит за рамки сегодняшних возможностей государственного регулирования кризиса. Кроме того, преодоление кризиса перепроизводства возможно только ценой обострения международного структурного кризиса. Это беспокоит буржуазных экономистов, которые повсюду опасаются «японской ситуации».
Япония, подобно Германии и Франции, смогла преодолеть спад промышленного производства 1992—1993 гг. только в 1997 г. Но в Японии уже в 1998 г. по пятам следовал очередной кризис перепроизводства; только к 2000 г. было навёрстано упущенное в нём, как в 2001 г. произошёл третий кризис перепроизводства за десять лет. В 2001 г. промышленный выпуск Японии был на 7,9 % ниже уровня 1991 г. Эта чрезмерная слабость японской экономики была тесно связана с продолжительным банковским кризисом. В 2001 г. японская финансовая система была обременена громадой «плохих кредитов» оцениваемой общей суммой 50—100 трлн иен (460—920 млрд евро).
За десять лет японское правительство запустило десять конъюнктурных программ общим объёмом 1200 млрд евро. Японский центральный банк организовывал один раунд снижения процента за другим, пока не была, наконец, достигнута «политика нулевой процентной ставки». Эти беспрецедентные государственные меры должны были побудить потребителей тратить свои деньги, а не откладывать их на чёрный день. Инвестиции также должны были стимулироваться. Но вопреки ожиданиям никакого оживления экономики не произошло, не говоря уже об экономическом подъёме. Ввиду гигантского разрушения капитала государственные программы могли только удерживать противоречия в напряжённом состоянии, предотвращая полный финансовый крах японской экономики. Но оборотной стороной медали был рекордный государственный долг, составляющий 140 % от валового внутреннего продукта. Потерпев неудачу в достижении относительного оживления более продолжительного характера, государственные меры произвели прямо противоположный эффект и ускорили дальнейший экономический спад. Еженедельник «Ди Цайт» оплакивал тупик, в который зашло государственное регулирование кризиса:
«Нулевая процентная ставка — такого ведь не бывает? Бывает, в Японии. Эмиссионный банк не требует больше процент с весны 1999 г.— но без успеха. Экономика на спаде, господствует дефляция. Бессилие валютной политики — вот тревога современных экономистов…» («Проклятие больших денег» (Der Fluch des vielen Geldes).— «Ди Цайт» (Die Zeit) № 47, 2001 г.).
В отличие от инфляции, обесценивающей деньги относительно товаров, дефляция обесценивает товары относительно денег. Дефляция — выражение закономерной тенденции к разрушению избыточного капитала. При капитализме свободной конкуренции падение товарных цен было закономерным явлением фазы кризиса. Как писал Вилли Дикхут в книге «Кризисы и классовая борьба» (Krisen und Klassenkampf):
«Прежние кризисы перепроизводства всегда сопровождались резким падением товарных цен. С 1970-х такого больше не происходит. Потребительские цены также повышаются в кризисные годы… Это — существенная перемена в механизме кризиса в сравнении с прошлым» (сс. 142—143).
Инфляция как продолжительное явление основывается на государственно-монополистических мерах, предпринятых для перераспределения национального дохода в пользу монополий, и на действии монополистических цен. Дефляция — следствие войны международных монополий на уничтожение, которая особенно обострилась в кризисе перепроизводства. Ещё Маркс указал на разрушительные последствия общего спада цен: он останавливает процесс производства капитала, основанный на определённых ценовых отношениях; он прерывает цепочку платёжных обязательств и уничтожает функцию денег как платёжного средства. Крах системы кредита в свою очередь усиливает кризис в процессе воспроизводства. «Франкфуртер рундшау» (Frankfurter Rundschau) комментирует 26 октября 2002 г.:
«Теперь мы знаем опасности, вызванные дефляцией. Поскольку, во-первых, номинальные процентные ставки не могут падать ниже нуля, падение стоимости жизни означает, что реальные, т. е. с учётом уровня цен, процентные ставки повышаются. Это в свою очередь тормозит инвестиции, так что занятость и экономические результаты снижаются».
Повышение реальных процентных ставок увеличивает бремя задолжавших предприятий и домохозяйств. Это может привести к росту неплатежей по кредитам в банках. Как только все обычные меры были истощены, единственным выходом, оставшимся у японского эмиссионного банка, было скупать обесценившиеся акции, займы и недвижимость монополий в неограниченном масштабе, чтобы огосударствить общее разрушение капитала и переложить бремя на массы.
В США также государственное регулирование кризиса не дало эффекта, ожидавшегося буржуазными экономистами. Только в 2001 г. эмиссионный банк снижал базовую процентную ставку одиннадцать раз; она упала с 6,5 % до 1,75 %, самого низкого уровня за более чем 40 лет. В 2002 г. последовало дальнейшее сокращение до 1,25 %. Процентные ставки были преднамеренно опущены ниже уровня инфляции, чтобы получить отрицательную реальную процентную ставку. Этим целенаправленно обесценивались сбережения, дабы стимулировать спрос.
Кроме того, правительство США приняло программу сокращения налогов на сумму 1,2 трлн долл. до 2010 г. и сделало обширные военные заказы в связи с приготовлениями к новой войне против Ирака. Но эти меры также не помогли быстро покончить с кризисом перепроизводства. Дешёвые деньги во многих случаях использовались для реструктуризации задолженности и не были потрачены.
В начале 2003 г. президент США Буш объявил обширную программу стимулирования экономики («План роста и занятости»). Предполагалось перекачать 670 млрд долл. в частный бизнес за последующие десять лет, в т. ч. 98 млрд долл.— только в 2003 г. Ядром программы было полное прекращение налогообложения доходов от акций. Это явно предназначалось для преодоления кризисного характера развития бирж США и было роскошным подарком богачам и сверхбогачам. Согласно вычислениям вашингтонского