На этот раз я бы точно умер под обломками с потолка, если бы не Радболг. Он схватил меня за волосы и поволок в сторону. Швырнул меня на землю, положил стрелу на тетиву своего могучего лука и оттянул к уху. Бам! Ещё две стрелы – и все они просто раскололись о чешую на брюхе твари.
Но зато тот отвлёкся. Ха! Этот ублюдок посмотрел на нас так, словно мы дерьмо, в которое он наступил. И когда он открыл пасть – чтобы зарычать или сварить нас заживо, – я знал, что третьего шанса не будет. Я почувствовал прикосновение ножниц норн к короткой нити моей жизни.
Но Радболг, чокнутый сукин сын, пустил последнюю стрелу. И отправил эту чёрную колючку прямо в вонючий змеиный рот.
Гримнир рассмеялся и снова откинулся назад.
Была бы это история одного из гётов, на этом она бы и закончилась. Открывайте медовуху и сжигайте труп! Но это не сон какого-то скальда. Нар! Я видел, как стрела соскочила с тетивы, видел, как она полетела прямо в этого любителя псалмов… и видел, как она разбилась о зубы змея! Имир! Он всего лишь сильнее разозлился.
Теперь нас ждал конец, так ведь? Это чудовище наступало на нас, как море чешуи и когтей; на уродливой голове горели глаза, словно зелёные лампы, а из пасти сочился отравленный пар. «Копьё!» – крикнул мне Радболг. Я заметался, но в последний момент поднял копьё, чтобы встретиться со Злостным Врагом.
Глаз Гримнира тлел, словно пламя в горне; его голос затих и стал хриплым шёпотом.
Тогда я её и увидел. Скрикьи, дочь Кьялланди, безжалостная королева Оркхауга и та, что подарила мне жизнь. Она стояла на парапете над мерзким змеем, спустившись с вершины горы.
А в кулаке – Сарклунг, меч гномов…
Повисла тишина. Гримнир замер на стуле. Прошёл десяток ударов сердца, а потом ещё десяток. Когда он заговорил снова, его слова были мрачными и тяжёлыми под весом судьбы своего народа.
Она была не просто королевой. Она была воительницей! Она ринулась с парапета с именем моего отца на губах и бросилась на бок Злостного Врага. Наши стрелы и копья… они были бесполезны. Но Сарклунг – выкованный из сердца падшей звезды молотами двергов – Сарклунг был крепче и пробил кожу дракона.
О Имир! Она сжимала рукоять так, что побелели костяшки пальцев, и пропорола змею весь бок, до самой земли. Ты бы слышала, как кричал этот ублюдок! Сарклунг разрезал его костяную броню за правым плечом и прорезал борозду через мышцы и сухожилия. Ха! Вот тебе и хвалёный дракон Одина, подумал я. Будь проклят мой глаз, но тогда я был неопытным и глупым – обе эти черты Гиф выбивал из меня на протяжении последующих десятилетий. Я уже готовился сплясать джигу на могиле монстра, когда тот решил, что с него хватит.
Злостный Враг развернулся быстрее змеи. Раз, – щёлкнул Гримнир пальцами, – и его хвост полетел на меня, с него всё ещё свисала кровавая плоть моих товарищей. Я смог поднять щит, опустил голову и приготовился…
Гримнир хмыкнул.
Но это было ошибкой, птичка. Надо было обмякнуть, как рыба без костей. Принять удар, а не отбиваться от него. Этот хвост… меня словно сбили повозкой. Дерево щита разлетелось. Железный ободок треснул и чуть не снёс мне голову; от удара рукоять щита вонзилась мне в руку, раздробила кости и отбросила к Радболгу.
Гримнир свёл брови.
Видимо, я потерял сознание, потому что дальнейшие события я помню лишь урывками. Радболг заревел, как гром. Он выкрикивал имя Скрикьи. Я видел, как он схватил моё упавшее копьё и вонзил его под броню змея, в раненый бок. А потом – предсмертный крик моей матери.
Гримнир откинулся на спинку стула, его лицо превратилось в маску презрения. Он уставился на свою левую руку, на узлы хрящей, отмечавшие места, где была сломана кость; подняв руку, он сжал кулак.
Скрикья истекает кровью в дюжине ярдов от меня, её разорвало от левого плеча до правого бедра, и что же мне делать? Я лежал там как безвольная тряпка и плакал над сломанной рукой, будто это что-то значило! Фо! То, что было дальше, должен был сделать я. Мне было ясно, что дракон исчез, ушёл тем же путем, каким пришел. Я видел, как Радболг склонился над изуродованными останками Скрикьи. Я видел, как он вырвал Сарклунг из её безвольных объятий, видел, как он провел рукой по её крови и размазал по лезвию. И слышал, как он взвыл в небеса, как загнанный в угол волк. «Услышь меня, Хитрец, Отец Локи! – сказал он, подняв меч. – Будь свидетелем, о Имир, отец великанов и повелитель мороза! Клянусь этой кровью, кровью моих родственников! Я, Радболг, сын Кьялланди, не успокоюсь, пока не уничтожу этого несчастного дракона! Я не успокоюсь, пока Нидхёгг не окажется под моим клинком!»
Гримнир опустил кулак и уставился в самое сердце огненной ямы.
Угли трещали и шипели; снаружи у утёсов стонал ледяной ветер, пока на небе ползли первые лучи света. Все замолчали на долгое время. Диса прокручивала в голове услышанное, пока Халла и Гримнир думали о чём-то своём. Наконец девушка пошевелилась.
– Ты сказал, что столько лет жаждал мести, – сказала Диса. – Радболг потерпел неудачу?
Гримнир бросил на неё взгляд, его глаз сверкнул в свете углей.
– А иначе мы бы спорили об этом пророчестве? Нар! Радболг четыреста девятнадцать лет выслеживал зверушку Одина. Мы с Гифом были на востоке, когда он наконец-то нашёл змея. Тогда залив, который вы сейчас зовёте Скервиком, был полуостровом – узкая коса земли, поднимающаяся к ряду огромных выступающих скал. Злостный Враг залёг в пещере под ними. Чешуя змеи срастается долго. Этот ублюдок был там, выжидал, выходя в ночи, чтобы хватать гусей и воровать скот у несчастных гётов. Так Радболг его и нашёл. Шёл по следу из обглоданных костей, копыт и козьих рогов, пробрался в пещеру и подождал, пока проклятая тварь заползёт назад.
Гримнир взял длинную, почерневшую от огня кочергу и помешал угли.
– Что было под землёй, никто не знает. Ни одна душа не узрела смерть змея, кроме Радболга, который умер от предсмертных мук этой твари. А после этого весь полуостров просто… исчез, будто какой-то ётун забрал его и оставил на этом месте лужицу.
– Не ётун, – цокнула Халла, – а Всеотец.
– Зачем ему это? – нахмурилась Диса.
– Этот хренов одноглазый пьянчуга! – Злобно пихнул угли Гримнир. – Ему не понравилось, что один из каунаров – жалких чумных людей, – победил его в его же игре! О нет! Ему не понравилось, что один из нас засунул длинную гномью сталь в глотку его зверюшки, поэтому он сжульничал! Потопил полуостров и пропел своё проклятое пророчество над руинами!
– И украл твою месть.
Спустя какое-то время Диса поняла. Как и любому гёту, соблазн мести был ей не чужд. И как дочь женщины, убитой в бою, она чувствовала эту непреодолимую потребность, жажду, которую можно утолить только кровью заклятого врага.
– Но с меня хватит, – прорычал Гримнир. – Что говорят эти грязные крестовики? Око за око, зуб за зуб? Эта помойная крыса украла кое-что у меня, так что я верну должок. Подарим Одноглазому его Рагнарёк. Пусть поднимет этот проклятый курган и возродит любимого дракона! Да, мои молитвы ни разу не привлекали внимания Асгарда, так что никто не увидит, как я спущусь в эту дыру, заберу Сарклунг из рук моего мёртвого сородича и отрежу голову этому ублюдку!
Халла обвиняюще указала на него пальцем.
– Ты лишишь нас мести, чтобы добиться своей?
– Да! И почему нет? – Гримнир выпятил подбородок в диком и воинственном жесте. – Что ты вообще знаешь, помимо своих любимых деревьев? Что ты знаешь об амбициях воинов, их ненависти и битвах? Ничего! Ты не видела крепостных стен Миклагарда и похлёбок Паризиуса! Не слышала марш пятидесяти тысяч человек и не ходила по кровавым полям, где лежат трупы в военных лохмотьях! Имир, старая ты ведьма! Трижды собирались эти псалмопевцы, чтобы перенести свою войну через море и заявить права на курган Пригвождённого Бога! И на четвёртый раз они захватили лордов Миклагарда! Прямо ячмень – сколько ни пожинай, с каждым сезоном их все больше! Фо! Их не уничтожить, даже если этот несчастный змей выскочит из Скервика с сотней отпрысков! Так скажи мне: зачем мне возлагать свои надежды на ложное, зыбкое пророчество, когда я могу просто по праву отомстить?
– Мы не говорим, что это не твоё право, – вставила Диса.
Гримнир перевёл здоровый глаз на девушку.
– Мы? Что-то я забыл, при чём здесь вообще ты?
– Мой мир тоже рушится, так ведь? Значит, у меня есть право голоса. А если ты отложишь свою месть? Что сделает этот дракон, если вырвется в мир Пригвождённого Бога?
– Ничего! – рявкнул Гримнир. – Потому что… – кривя губы, он выругался. – Этот ублюдок умрет от моей руки прежде, чем его проклятые глаза узрят этот мир!
Халла наклонилась вперёд и сплюнула в огонь.
– Ты упрямый идиот, скрелинг, ты…
Гримнир резко вскочил со стула, его глаз засиял, ноздри раздулись, а губы обнажили зубы.
– Тихо!
Через мгновение Диса тоже услышала: трижды проревел рог. С противным чувством она поняла, что узнала звук.
– Это рог Аска.
– Один из твоих?
– Да, – ответила Диса, потянувшись за нагрудником. Она встретилась взглядом с Халлой и увидела в ее мутных глазах отражение своего страха – они не передали Гримниру угрозы Хределя, потому что боялись его реакции. Теперь этот страх вылез наружу.
– Это сородич любовника моей сестры. Я пойду на пляж и узнаю, в чём дело.
Диса надела кольчугу, помогая плечами до тех пор, пока та не села по фигуре; Халла застегнула Дисе вокруг её тонких бёдер пояс с оружием; девочка вцепилась в него, поправила свой нож в ножнах и франкский топор в кожаном чехле, всё это время пытаясь избежать подозрительного взгляда Гримнира. Она схватила свой шлем, щит и короткое копьё.
– Готовишься к проблемам, птичка? – язвительно спросил он, откидываясь на спинку стула. – Разве это не твой народ?
– Как ты там говорил? «Кровь не спасает от злого клинка»?