Ауда нахмурилась, явно смутившись от вопроса. Её щёки покрылись краской, а из-за гнева рука с мечом задрожала. Она искоса посмотрела на мужчин, но ни один из них не встретился с ней взглядом.
– Кто… кто такой Хредель?
– Да, это я и спросил, Ауда Ворона!
– Ну, он… ярл… ярл Храфнхауга и вождь Вороньих гётов.
– Храфнхауга, да? – Гримнир протянул лук Дисе. Она слышала, как он втянул воздух, когда подошёл ближе к Ауде, Бьорну и Хруту, чувствуя запах их страха и злобы. – Этот Хредель, он видел, как образовывался Храфнхауг? И когда проклятые норвежцы пытались сжечь стены и поработить гётов в первый же год, это Хредель разрезал норвежского вождя?
Гримнир дошёл до Аска, который застонал и попытался встать. Гримнир схватил его за волосы и поднял на ноги, бросая в руки Хрута. Оба мужчины пошатнулись.
– Разве Хредель двадцать два жалких поколения вашего народа неблагодарно спасал гётов?
Ауда облизала губы.
– Нет.
– Нет? Если не Хредель, то кто же, птичка? – Гримнир оглянулся на Дису. – Кто всё это делал?
– Ты, господин.
– Да, я.
Гримнир повернулся к Ауде. Преодолев расстояние между ними двумя длинными шагами, он приблизил глазницы своей волчьей маски к её лицу, его горячее дыхание поднималось паром в холодном воздухе. Она отпрянула, а рука опустилась на рукоять меча.
– Скажи мне, Ауда Ворона, с какой стати мне должно быть не насрать, что там хочет ваш Хредель? – Он взглянул на её руку, до побелевших костяшек сжимающую кожаную и железную рукоять меча. – Думаешь, что я тебе по зубам?
Его голова слегка покачивалась из стороны в сторону. Хрут передал копьё Аску, который тяжело оперся на него; сам Хрут тоже держал руку на своем мече, вытаскивая лезвие из ножен. По другую сторону от Ауды Бьорн Хвит окровавленной рукой теребил рукоять своего топора.
– Ты собрался зарубить меня этим дровоколом, помойная крыса? – смех Гримнира отдавал могильным холодом. – Четверо на одного, птичка! Это считается честным среди твоего народа?
– Пожалуй, – пожала плечами Диса. – Я попрошу об одолжении, господин. Не убивай их.
– Об одолжении? Ты думаешь, что заслужила его? Почему я узнаю от старой Халлы, что их треклятый Хредель угрожал… как она сказала? «Прийти за моей проклятой головой» и «выжечь из этих земель даже моё имя»?
– Потому что я знала, что так будет! – Диса уловила движение руки Хрута, когда он вытаскивал меч. – Хрут, осади свою никчемную гордость! Будешь так продолжать, и я зарежу тебя до того, как нашему господину представится случай!
– Этот ублюдок – не мой господин, – сказал Хрут.
– Хрут! – рявкнула Ауда. Он застыл.
Гримнир повернулся к нему лицом.
– Я слишком долго терпел оскорбления вашего народа! Пора мне напомнить вам, кто тут слуга, а кто хозяин!
Хрут, должно быть, увидел свою погибель в тёмном взгляде Гримнира, потому что, выругавшись, вытащил меч из ножен. Его движения повторили остальные трое – ветераны ненастья Одина, дыма и жара стены из щитов. Но какими бы быстрыми, умелыми и ловкими ни были эти подмастерья войны, здесь они столкнулись с мастером искусства смерти.
Диса выкрикнула предупреждение; Гримнир пришёл в движение прежде, чем его эхо достигло пика и затихло. Хрут и Аск отступили назад, чтобы освободить место для маневра. Но не успели они сделать второй шаг, как когтистые руки Гримнира вцепились в волосы каждого из них. Он стукнул их головами друг о друга. Треск удара – и оба упали без сознания.
Меч Ауды зазвенел, вылетая из ножен. Гримнир извернулся, уклонился и ударил женщину локтем в висок. Она пошатнулась. Гримнир схватил ее за шею и толкнул на Бьорна Хвита, её меч царапнул землю, выпав из ослабевших пальцев. Бьорн попытался поймать её левой рукой, а правой замахнулся топором. Гримнир поймал толстое запястье одной рукой. Зашипев, он вонзил костяшки пальцев в ямку на горле Бьорна.
Бьорн пошатнулся, хватая ртом воздух. Под весом Ауды он упал на колени.
Гримнир прошел мимо вразвалку, не обращая внимания на их стоны и невнятные проклятия. Он подошёл к их лодке, перегнулся через борт и вытащил вырезанное из ели весло, чья поверхность потемнела от времени и потрескалась от непогоды. Диса знала, несмотря на маску, что на его лице была широкая улыбка. Он вернулся тем же путём, размахивая веслом, чтобы оценить его вес и тяжесть. Бьорн силился встать; рядом с ним Ауда перекатилась на живот и попыталась поджать под себя ноги. Диса приказала ей не шевелиться. Из двух сородичей, Аска и Хрута, только в последнем ещё теплилась какая-то сила. Он схватился за упавшее копьё и поднялся на колени, когда Гримнир дошёл до него.
Весло просвистело в воздухе, его полёт закончился глухим треском, когда Гримнир сломал дерево о затылок Хрута. Мужчина упал лицом на гальку и больше не двигался.
Гримнир поднял сломанный дрын и быстрым ударом – вонзив конец в голову Бьорна Хвита сбоку, сразу за ухом – разобрался с мускулистым гётом. Осталась только Ауда. Она посмотрела на Гримнира.
– Не…
Гримнир ударил её по лицу.
– В следующий раз я не буду таким мягким, – сказал он, а затем повернулся к Дисе: – А ты, мерзавка, в следующий раз говори мне, когда такие, как Хредель, несут невесть что и сыплют угрозами!
– Я думала, что лучше…
– Нар! Ты не думала, птичка! Ты думала лишь о своей выгоде и не хотела этому мешать! – Затем он нехотя добавил: – И я даже с уважением к этому отношусь!
– Что ты будешь делать?
Гримнир замолчал. Повернувшись, он засунул один большой палец за пояс, а другой положил на навершие своего ножа. Он смотрел на неспокойные воды Скервика, погружённый в свои мысли. Его палец с чёрным ногтем постукивал по перекладине – неопределённый ритм, подчёркивавший его раздражение. Наконец он пошевелился и искоса посмотрел на девушку.
– Пора нам воспользоваться твоими новыми навыками. Иди сюда и хватай этот мешок с костями. Я притащу остальных крыс…
Под завесой густых серых облаков ночь быстро опустилась на Гаутхейм, дом гётов, расположенный на вершине утёса с видом на свинцовые воды озера Венерн. Воздух под резными карнизами был таким же тёмным и зловещим, как сумерки. Огонь, потрескивающий в каменном очаге, давал мало тепла и света. Вокруг столов, возле жаровен, наполненных угрюмым светом углей, небольшими группами сидели присягнувшие ярлу мужи; некоторые чинили или полировали своё боевое снаряжение, другие просто допивали запасы эля и думали о своём.
Ближе к дверям Дочери Ворона сидели кучкой вокруг Сигрун, которая грела руки над жаровней, с нескрываемым презрением глядя на фигуру в высоком кресле. Хредель дремал в пьяном оцепенении, окруженный ковром из разбитых глиняных кувшинов – последних винных запасов Храфнхауга. Ярл не мылся несколько дней; его борода была спутанной и жесткой от пролитого питья, волосы растрёпаны, и от него воняло.
– Можно подумать, этот ублюдок в трауре, – прошипела Сигрун. Она взяла у одной из младших дочерей миску ячменного рагу и ломоть жёсткого хлеба.
– Может, Ауда привезёт хорошие вести, – сказала Гейра; сестра Колгримы, узловатая, вся покрытая шрамами, она была на несколько лет моложе Сигрун.
– Если бы эта дура Диса, – фыркнула Сигрун, – выполнила свой долг, нам не пришлось бы посылать Ауду за вестями о Флоки. Видят боги, надо было утопить её при рождении и сказать матери, что у неё мертворожденная.
– Послушай себя, Сигрун, – подняла взгляд Гейра от своего скудного ужина. – Все мы гордились бы, что наша внучка служит Человеку в плаще. А ты? Ты оскорбляешь и презираешь каждый поступок бедной девочки.
– Не думаю, что это твоё дело, Гейра.
– Это дело всех нас, старуха, – ответила Гейра, махнув ложкой. – Ты самая старая, но всё же не наш вождь. Это Диса, как и Колгрима до неё. Говори о ней хорошо, как бы тебе не было противно, или вырежи метку со щеки и сиди с другими старухами!
Лицо Сигрун почернело, в её глазах замерцал огонёк едва сдерживаемого насилия, прямо как молния сдерживает гром. Но она не успела ответить, ибо двери в Гаутхейм с грохотом отворились.
На пороге стоял мужчина с круглой грудью и кривыми ногами, щеголявший густой седой бородой, которая струилась, как мох по скалистой поверхности дуба. Он был сыном старого Хюгге, его звали Хюгелак. Он уставился на высокое кресло, морщины заботы и беспокойства глубоко врезались в его широкий лоб, когда он увидел состояние ярла. Хюгелак оглядел лица всех присутствующих. Казалось, он принёс срочные вести. Наконец, его взгляд остановился на Сигрун.
– На причале кое-что случилось, – сказал Хюгелак, указывая назад, откуда он пришел. Хюгелак строил корабли и лодки и вонял своим ремеслом – дёгтем, рассолом, смолой и паклей. – Разбудите ярла. Он должен увидеть это своими глазами.
– В чём дело?
– Тех, кого он послал? Они вернулись. Будите его, женщины. Он должен это узреть.
Сигрун ещё недолго смотрела на строителя, а потом махнула Бьорну Сварти.
– Разбуди его, если сможешь.
Кивнув, Бьорн Сварти поднялся по ступеням к креслу.
– Ярл, – сказал он. Затем добавил громче: – Ярл Хредель!
Хредель завертелся, застонал и открыл один глаз. Затем оба его глаза резко раскрылись. Хредель потянулся вперёд, зловонное дыхание свистело у него между зубов, когда он схватил запястье Бьорна Сварти.
– Флоки!
Бьорн поймал его за плечо.
– Нет, ярл. Это Сварти.
– Сварти? – Хредель заморгал от слёз. – Я… я думал…
– Ярл.
Хредель прочистил горло и кивнул.
– Что такое, Сварти? В чём дело? Вы привели девчонку?
– Хюгелак что-то нашёл. Он говорит, тебе надо спуститься с ним к причалу.
Хредель отмахнулся от этого заявления.
– Я слишком устал, чтобы играть в эти игры, Сварти. Иди сам, будь моими глазами и ушами.
Угрюмая челюсть гёта упрямо сжалась.
– Нет, ярл, – сказал он. – Хюгелак Хюггесон просит тебя встать и пойти. Ему не нужен Бьорн Сварти.
За их спинами по Гаутхейму пробежал обеспокоенный шёпот. Может, с Аудой и парнями случилось что-то плохое? Хредель слушал и наконец кивнул. Ярл крякнул и с трудом выпрямился.