– Тогда веди. – Он отмахнулся от попытки Сварти поддержать его и, пошатываясь, двинулся во главе процессии. Дочери шли рядом с присягнувшими ярлу людьми, слугами и другими зеваками. Все они вышли за Хюгелаком из Гаутхейма.
Потребовалось меньше четверти часа, чтобы добраться до причала, – того самого причала, с которого они отправили Дису. Тяжелые хлопья снега кружились с небес, шипя в пламени факелов или прилипая к плащам и капюшонам. Лес вокруг них, казалось, скрывал невидимых людей; руки схватились за рукояти мечей, а мужчины крепче сжали топоры.
– Да, – сказал Хюгелак дрожа. – Будто за нами наблюдает сам Один.
– Это не Всеотец, – прошептала Сигрун тем Дочерям, что были рядом. – Это он наблюдает.
В конце тропинки их встретил старый Хюгге.
– До восхода, – сказал Хюгелак, – мы с папой услышали рог Аска, но он прозвучал слабо, будто Аск дул с последним вдохом. Мы пошли по звуку и обнаружили вот что.
Народ Храфнхауга выстроился позади своего ярла, вытягивая шеи, чтобы рассмотреть получше. На деревьях вдоль кромки воды, на самых толстых ветвях, болтались четыре фигуры, подвешенные за лодыжки. Это были Ауда и Хрут, а ещё Аск и Бьорн Хвит, вздернутые, как молочные поросята.
– Мы не трогали их, – сказал Хюгелак, – а сразу пошли за тобой.
– Кровь Имира, – сказала Сигрун, протискиваясь мимо ярла, чтобы добраться до Ауды. За ней пошёл Бьорн Сварти.
– Это… это он убил их? – Ярл Хредель облизал губы, от его лица отлила кровь, а над бровью выступил пот. – Это сотворил Человек в плаще, да проклянут боги его имя?
Тот же страх проснулся во всех: «Человек в плаще убил их!»
– Держи свой нечестивый язык за зубами! – рявкнула Сигрун; она повернула Ауду и осмотрела травмы. – Она не мертва. Гейра, помоги мне!
– Эти трое – тоже, – сказал Сварти. – Их хорошенько побили, но они дышат. Скорее, парни! Спустите их.
Гейра помогла Сигрун, пока мужи ярла спускали своих. Вскоре все четверо были свободны и стояли на ногах, потрёпанные, но живые. Ауда опёрлась на плечо Гейры и плевалась кровью.
– Он… он не отдал нам её. В смысле, Дису. – Ауда посмотрела на Хределя. – Она защищала тебя, как могла, ярл. Она не сказала ему о твоих угрозах. Но он всё равно узнал и собирается сравнять счёты.
– Сравнять? – спросил Хредель. – Видимо, он удвоил ставку, а не сравнял!
Он повернулся и посмотрел на всех, кто пришёл сюда из Храфнхауга. Некоторые кивали, другие застыли, будто полотно их жизни рассыпалось на нити.
– Я считаю, что это Человек в плаще перешёл черту! Мы всё даём и даём, а когда просим о небольшой услуге, нам отказывают, нападают на наших людей и заставляют жить в страхе? Хватит! Надо выжечь этого ублюдка!
– А что потом? – спросила Сигрун. – Например, у нас получится, что тогда? Обернёмся к Белому Христу, чтобы тот защищал нас от шведов и норвежцев?
– А почему нет? – Хредель неуклюже изобразил крест. – Зачем мы шведам и норвежцам, если мы будем едины? Если мы преклонимся и помолимся Пригвождённому Богу, зачем им нас убивать?
– Глупец, – сказала Ауда.
С губ Хределя слетела слюна, когда он приблизился к Ауде.
– Неужели? Ему всего лишь надо было мне помочь! Вернуть моего сына!
– Диса была права. Пусть Флоки заслужит бороду.
– Эта предательница заплатит, как и её поганый хозяин! – Хредель выпрямился. – Мужи Вороньего холма! Пришло время забрать то, что принадлежит нам! Мне надоело жить под командованием женщин и под угрозами дьявола, которому они поклоняются! Этому пришёл конец! Берите оружие! Я хочу вырезать эту занозу, и, если для этого надо встать на колени и петь псалмы Пригвождённого Бога, так тому и быть! Я прошу вас, присягнувшие мне, последовать своим клятвам и служить мне!
– Дочери Ворона тебе не помогут, недоумок! – сказала Сигрун.
Хредель повернулся и с гневом уставился на старуху. В его сжатых челюстях читалось стремление к новой цели, а глаза горели праведным пылом.
– Тогда садись за веретено, где тебе самое место, бесполезная старая карга! Кто со мной? – Ярл, не оглядываясь, поднялся по тропе к Храфнхаугу.
Хоть и неохотно, большинство присягнувших ярлу людей – около семидесяти пяти человек – присоединились к Хределю, среди них были Аск и Хрут. Ауда почувствовала боль от предательства своего любовника, но ничего не сказала. Она посмотрела на Бьорна Хвита, который покачал головой.
– Я уже получил от него и больше не подниму на него оружие.
Другой Бьорн, Сварти, торжественно кивнул.
– Я обязан. Меня ведёт клятва, хоть сердце этому и противится. – Он повернулся и последовал за процессией обратно в Гаутхейм. Дочери Ворона пришли последними; младшая, Брингерд, шмыгнула носом и вытерла слёзы с глаз.
– Что нам делать? – прошептала она Гейре.
– Держаться своей веры и молиться, чтобы это безумие закончилось.
– И взяться за сталь в обратном случае, – добавила Сигрун.
Дочери вошли в изменившийся Гаутхейм. Яркое пламя лизало верхушку очага; в подставках горели факелы, а на столе стояли лампы. Люди ярла надевали боевое снаряжение, кольчуги и накидки, плащи с волчьими головами и железные шлемы. По всему залу эхом разносились лязг и скрежет сбруи. Их внезапное оживление привлеко внимание жителей деревни из низших уровней; они столпились у двери, чтобы понаблюдать за вооружением.
– Не делай этого, Хредель! – Сигрун жестом подозвала Дочь, и та взяла с подставки кольчугу. Другая несла её круглый щит, на белой грани которого был изображен чёрный ворон. Третья принесла копье и шлем с вороновым крылом. – Не заставляй меня биться с тобой!
– Слишком поздно! – ответил Хредель. Он сел на свое кресло, положив меч и ножны на колени. – Нами слишком долго управляли из тени! Сегодня это закончится! Народ, хватайте оружие! Берите вёсла и тащите кили из-под навесов! Этой ночью мы пересечём Скервик и перепишем нашу судьбу! Идите! Говорите всем! Сегодня мы будем сражаться за свободу!
– Нет, Хредель. Сегодня ты умрёшь! – Сигрун выпрямилась в полный рост. – Я, Сигрун Ворона, старшая Дочь, командир щита и копья, бросаю тебе вызов, Хредель Квельдульфсон! Сразись со мной, и пусть боги решат, кто из нас прав!
Раздались нестройные крики одобрения. Мужчины перестали вооружаться, разрываясь, как Бьорн Сварти, между клятвой верности и зовом сердца; их глаза метались от Сигрун к Хределю. Ярла словно поразил паралич. Его руки тряслись. Чтобы скрыть дрожь, он схватил свой меч за ножны и рукоять и крепко сжал его.
Однако, прежде чем он смог ответить на вызов Сигрун, из-за спин деревенских жителей, столпившихся в дверном проеме, голос проревел одно слово:
– Стоп!
Все повернулись. Толпа расступилась; вздохи и шёпот перемежались со скрежетом подкованных сапог по камню, когда Диса вошла в сердце Гаутхейма. Капризная пятнадцатилетняя девочка, которая уехала отсюда больше месяца назад, исчезла. Та, что вернулась, была вне возраста, странной и дикой, как свирепый и рычащий волк; ее худощавый торс и мускулистые конечности несли шрамы и следы от наковальни Богов. Как и Колгрима до неё, Диса прошла через огни древности и вышла по ту сторону – в её взгляде горел свет, что заставлял мужчин трепетать. Она дошла до центра зала.
– Вот наша предательница! – сказал Хредель, радуясь отвлечению. – Пришла позлорадствовать, да? Посмотреть на раздор, который вызвала, когда отказалась помогать своему народу? Вот что я скажу тебе, дитя: много же ты о себе думаешь, раз пришла одна!
– Но ты ошибаешься, – ответила Диса. – Я пришла не одна.
Из-за высокого кресла поднялась тень; мужчинам померещился развевающийся плащ, рогатый силуэт в маске. Единственный красный глаз сверкнул, когда рука с чёрными ногтями обхватила горло Хределя и откинула его голову назад. Из дверного проема зала донеслись крики.
Меч ярла упал на землю.
Ведомые Бьорном Сварти полдюжины людей ярла двинулись вперёд, клинки заскрежетали о ножны, зазвенели древки копий. Все они резко остановились, когда тень вытащила древний охотничий нож и нацелила его острием вперёд на мягкую впадину между левой ключицей и шеей Хределя. Угроза была очевидна: ещё один шаг и он отправит их ярла прямо по ледяной дороге ко вратам Хельхейма. Фигура наклонилась к ярлу и издала тихий злобный смех.
– Я слышал, ты мне угрожал, жирный идиот!
Под испуганные крики Человек в плаще стащил ярла Хределя со стула и сбросил вниз по коротким ступенькам, чтобы тот упал среди своих воинов. Бьорн Сварти помог ярлу подняться на ноги, а другой гёт принёс ему скамью, пока Гримнир пинком отбросил осколки посуды и уселся на место ярла. Диса подошла к нему и встала у подножия лестницы, справа от Гримнира.
Гримнир вонзил острие своей секиры в подлокотник кресла.
– Каждый проклятый день я хожу по окраинам Гётланда, через леса и болота, холмы и лощины, убиваю каждого встречного и оставляю их головы другим прохожим. Эти черепа рассказывают историю о диком народе, о вас, Вороньих гётах, которые заставляют ссаных шведов и вонючих норвежцев дважды подумать перед тем, как совершить набег на эту землю! Я убиваю и убиваю, и это благодарность? Ты угрожаешь мне, угрожаешь моей жрице и посылаешь вооруженную толпу нарушать древние договоры? Фо! Назови хоть одну причину, почему я не должен убить тебя на месте, Хредель Квельдульфсон!
– Если древние договоры и нарушены, то только из-за тебя! – выдавил Хредель и тяжело опустился на подставленную скамью. – Мы попросили о небольшом одолжении! О ерунде! А ты даже не потрудился узнать, жив ли будущий ярл твоего народа!
– Ты о том, что я не вернул твоего сбежавшего сына? Кто я такой, чтобы преграждать юношам путь к военной славе? Разве я притащил тебя силой, когда ты отправился совершать набеги на норвежцев против воли отца?
– Это другое, – пробормотал Хредель. Среди зрителей поднялись шепотки – теперь их насчитывалось почти три сотни, все втиснулись в стены Гаутхейма или стояли снаружи и спрашивали, что происходит внутри.