Конрад на мгновение опустился на колени, шевеля губами и произнося молитву. Затем, перекрестившись, он поднялся на ноги и ударил топором по лицевой стороне своего щита.
– Ска-ра! Ска-ра!
И, оправдывая своё имя, Призрачный волк набросился на свою добычу.
Бахвальству и браваде пришёл конец; ни один из мужчин больше не сыпал насмешками, слышались лишь шипящее дыхание и скрип канатов, когда они приблизились и вступили в схватку. Хредель переступил с ноги на ногу, отчего мост закачался. Доски протестующе застонали; те, что постарее, затрещали, но Конрад не обращал на это внимания.
– Флоки! – закричал Хредель и бросился на лорда Скары со всей безрассудной храбростью гёта. Щиты треснули и заскрежетали; Хредель ткнул Конраду в глаза кончиком своего топора, затем отшатнулся в сторону, когда контратака альбиноса зацепила край его щита и вырубила щепку из покрытой пеплом липы.
Хредель просвистел проклятие сквозь стиснутые зубы. Он отбежал от верёвок. Клацали деревянные рукояти топоров, когда мужчины обменивались ударами – удар, отражение, ответный удар. Конрад кинулся вперёд, протаранив окованным железом краем своего щита защиту Хределя.
Старый ярл отшатнулся назад.
Конрад не дал ему оправиться. Он замахнулся топором, зацепил левый край щита Хределя и потянул его вправо, обнажив левый бок старика. Затем мужчина снова нанёс удар краем щита. На этот раз раскололась кость, когда он вогнал щит в сустав плеча Хределя, а затем в ребра.
Старик взревел, как раненый бык. Быстрые, последовательные удары отбросили его на одно колено; из-под его бороды брызнула кровавая пена, когда он изо всех сил пытался поднять щит и занять оборонительную позицию. Сломанные плечо и ребра помешали ему снова воспользоваться топором. Конрад навис над ним.
Из рядов союзников донеслись стоны и крики. На вершине стены Гримнир услышал, как Диса выругалась; Ульфрун молчала. Медленное, разочарованное покачивание головы говорило ярче слов. С другой стороны оврага поднялся шум – крики, вой и лязг упряжи. А ещё крики: «СКА-РА! СКА-РА!»
– Kristr á yðr alla! – рявкнул Призрачный волк. – Вы все в руках Бога!
Не успел Хредель подняться, как топор Конрада обрушился на шею старого ярла. Хлынула кровь, когда стальное лезвие с хрустом рассекло мышцы, сухожилия и кости. Хредель издал булькающий крик. Его топор выпал из ослабевших пальцев, с грохотом упал на доски и проскользнул между ними. Старик обвис на веревках и попытался остановить поток крови, струящийся сквозь его пальцы.
Конрад стряхнул свой щит. Он схватил Хределя Квельдульфсона за оставшиеся тонкие волосы, рывком поднял и ударил снова. Молочно-белую грудь альбиноса забрызгала кровь. Последовал третий удар, и голова старого ярла оторвалась в потоке крови, оставляя за собой рваную плоть и сочащиеся костным мозгом позвонки.
– Вы меня слышите? – взревел Конрад. Его жуткие красные глаза сверкнули, когда он перешагнул через обезглавленный труп старого ярла. Мужчина поднял свой трофей. Кровь брызнула ему на руку, запачкала бледное лицо и волосы. Он направился к шеренге гётов, которые теперь стояли в ошеломлённом молчании. Через двадцать шагов он остановился. С громким хрюканьем он перебросил отрубленную голову Хределя через толпу гётов. – Вы все в руках Бога!
На долгое время все замерли. Конрад осматривал собравшихся гётов, а они молча смотрели в ответ. Наконец он нагнул голову, сплюнул и уже начал разворачиваться.
– Стой! – раздался низкий голос.
Конрад смотрел, как из линии врага вышел огромный мужчина. У него были тёмные волосы, и в руках он сжимал длинный топор. Это был Бьорн Сварти.
– Этот твой Христос, – сказал он, – мне говорили, что он вроде колдуна. И может ходить по воде. Это правда?
– Он творил чудеса, – свирепо ответил Конрад.
– Чудеса, да, – кивнул Бьорн Сварти. – Но он умел летать, бледный ты сукин сын?
И с оглушительным проклятием Сварти развернулся, поднял топор и обрушил его на верёвочные крепления, что держали мост.
Пеньки раздвинулись, доски задрожали.
– Беги! Пёс! – с каждым словом Сварти бил новый пень. Гёты кричали. Другой воин бил остальные пни.
И Конрад Белый, Призрачный волк Скары, повернулся, перепрыгнул через мёртвое тело Хределя… и побежал. Он ощущал каждый сокрушительный удар топора. Верёвки ослабли; доски начали соскальзывать с креплений. С той стороны ущелья, где стояли крестоносцы, в небо взлетели стрелы – лучники пытались сбить гётов с топорами; остальные ревели и ругались.
В десяти шагах от земли Конрад почувствовал, как левая сторона моста пошатнулась. Он бросился вперёд, запутавшись правой рукой в клубке верёвок, когда правая сторона моста рухнула. Под его ногами исчезла опора. Конрад резко упал, из его лёгких вышибло весь воздух, когда он врезался в стену ущелья. Он провисел там всего мгновение, а потом десятки рук утащили его в безопасность.
На верхушке стены Гримнир согнулся пополам, гогоча от смеха. Ему редко нравились шутки людей, а обратное случалось ещё реже. Замогильный юмор каунара? Нар! Слишком страшно для этих человечков-ссыкунов. Слишком грубо. Теперь они принимали насмешки и подколы цивилизованно, так же упрямо и сдержанно, как эти вонючие священники.
Но это? Гримнир выпрямился. Это была отборная насмешка. Диса бросила на него взгляд, недоумённо вскинув брови. Волчица по другую сторону хмыкнула и покачала головой. Она хлопнула Дису по плечу, кивнула Гримниру и ушла. Раз мост перестал быть главной оборонительной точкой, ей, без сомнения, придётся поменять тактику нападения. Ха! Ну и пусть! У него есть совершенно другие дела.
– Что? – сказала Диса, когда его смешки прекратились так же быстро, как начались.
– Ты не заметила, да, птичка?
– Что?
Гримнир цокнул языком.
– Что-то защищает твоего Колдуна, и это не сила его возлюбленного Христа! Это что-то из нашего мира. Что-то старое…
– Так я и знала! – зашипела Диса; она подняла голову и всмотрелась вдаль, ища хоть какие-то проблески того, о чём они говорили. – Что нам делать?
Гримнир схватил её за руку и притянул к себе.
– Во-первых, держи язык за зубами! Не говори никому, даже своей драгоценной Ульфрун. Я доверяю ей постольку-поскольку. – Диса кивнула. – А потом, когда все эти мужики отправятся спать, встретимся у задней калитки. Если мы сможем подвести Халлу достаточно близко, эта старая ведьма даст нам ответ.
19
Крестоносцы разбили лагерь в полумиле от оврага, на краю поля. Там, среди жнивья прошлогоднего ячменя, вырос палаточный город с чёткими проспектами и перекрёстками; площадями, где пылали костры; переулками, ведущими к вырытым в земле уборным. В центре этой паутины стояла молельня с огромным распятием и несколько палаток лорда Скары.
С наступлением ночи в них кипела самая жизнь. Посыльные, обливаясь потом, приходили с докладами, а уходили с приказами. Писари – на деле обычные солдаты гвардии, которые знали грамоту и имели разборчивый почерк, – принимали запросы и выписывали заявки, используя вощеные доски и стилусы в форме рога, сделанные из резного дерева, с железным наконечником. Квартирмейстеры раздавали еду и воду, а на площадях расцвели временные рынки, где торговцы из Эйдара, последовавшие за армией крестоносцев, предлагали всё: от консервированных овощей до услуг цирюльников.
И сердцем этого города, вершителем законов и хранителем обычаев был Конрад Белый. Бледный лорд Скары, раздетый по пояс, сидел на простом стуле, слушая отчёт посыльного Петра о состоянии боевых машин; пока он сидел и слушал, отец Никулас осматривал его раненую руку и плечо, вывихнутые и обожжённые верёвкой после события на мосту. Конрад скривился, когда бородатый священник вправил ему плечо, а потом нанёс успокаивающее масло на напряженные мышцы.
– Скажи Петру, – оборвал Конрад посыльного, – что я ценю его внимание к деталям, но мне всё равно, как он это сделает. Мне просто нужны эти разводные мосты к восходу. Иди! – Конрад отмахнулся от остальных писцов и посыльных. – Идите все. Кроме тебя, славный Никулас.
Священник вытер масляные руки тряпкой, а потом взял каменный сосуд с мазью. Ею он смазал верёвочные ожоги. Конрад зашипел от прикосновения пальцев Никуласа.
– Господь следит за вами, милорд, – сказал священник. – То, что произошло на мосту, могло плохо для нас закончиться.
– Так ты решил упрекнуть меня, отец? Сказать, что мне надо бережнее относиться к этому больному телу?
– Господь спас вас не просто так.
– А Арнгрим? – ответил Конрад с большей горечью, чем хотел. – Его Господь забрал тоже не просто так?
Никулас не колебался:
– Да. Но эта причина известна только Господу. Что же до вас, тут всё ясно: у вас есть дела поважнее. Не тратьте время впустую на игры и дешёвые спектакли.
Лорд Скары беспокойно заёрзал на стуле.
– За такое тебя надо выпороть.
– На мне уже есть следы плети за смелость не говорить ни слова правды, – пожал плечами Никулас. – И, наверное, будут новые, если Всевышний пошлёт за мной.
– Будем надеяться, что Ему ты пригодишься только спустя много лет, друг мой, – сказал Конрад, потирая глаза. – Сделай мне настой, пожалуйста. Я устал, а завтра нас ждёт день кровавой бойни.
Отец Никулас кивнул. Оба мужчины замолчали, когда священник пошёл к столу. Там он начал измельчать травы в маленькой ступке. Долгое время единственным звуком был тихий скрежет пестика. Стул Конрада заскрипел, когда он немного пересел. А затем:
– Ты учёный человек, не так ли, отец?
– Не такой, как некоторые, – ответил Никулас, – но и не глупее многих.
– Ты знаешь, что значит слово скрелинг?
Священник замер, скрежет пестика затих. Конрад услышал резкий вдох, тихий, но отчётливый – мужчину явно застали врасплох. Пестик медленно вернулся к работе.
– Где… где вы его услышали?
– На ветру. Что это?
Никулас поджал губы.
– Это ненависть древности. Раса ночных сынов Каина, которые приходили к нам в свете луны, вырывали нам конечности и пили нашу кровь.