А насчет ценностей — так надеюсь, что немцы тоже их стоимость понимают. И в библиотеке, и в музеях-галереях будут воевать, ну как вчера с нами в кафе дрались, мебель оббегая, чтобы не поломать. После мы все у них отберем. Если только не спрячут, как Янтарную комнату — и в этой истории ведь тоже ее украли. Как наши Пушкин освободили, то не нашли! Ничего — как Германию займем, то всю ее перетрясем мелким ситом, и коль не найдем, взыщем иным имуществом. Вот юмор будет, если в наши музеи попадет то, что фрицы завтра в Италии утащат!
Ну вот, идут. Маневич, с ним какой-то поп. Все, наша миссия закончена? Возвращаемся домой?
Не было печали — нам лишь ватиканского соглядая не хватает. Хотя о том пусть у Кравченко с политработниками голова болит — вот и будут диспуты и идейное противоборство. Да и попы на связи, может, на что-то и сгодятся — а будет сильно мешать, так пуля-дура отовсюду прилетит!
Назад едем на машине, любезно предоставленной хозяевами. Марку не знаю, длинная, синяя, похожа на ЗиС-101, что видел уже в Москве. Слежки не заметили — но проезжая от нашей гостиницы чуть в стороне, сразу за поворотом просим шофера притормозить, в темпе выскакиваем и в проходной двор, присмотрели этот путь еще вчера. А святой отец резвый, в его года да еще в неудобной сутане так прыгать! Ну и дворами, на соседнюю улицу, чуть по ней, снова во дворы, а вот и наш отель. Быстро поднимаемся к себе, собираем вещи. У святого отца лишь саквояж с собой.
— Стар я уже для таких бегов, — говорит он. — Может, такси вызовем?
— На улице поймаем! — отвечаю. — Тут это не проблема.
И дернул же черт нас задержаться на обед! Решили, что за час ничего не случится.
Да, Пьетро я все ж в углу прижал. Он еще кухонный нож схватил, как понял, что я за ним, ну смешно! Дурачок, руку тебе за спину, да не дергайся, идиот, а то трупом будешь, если я чуть не рассчитаю. Тюкнуть тебя в позвоночник, пару раз для верности, вот тебе и легонькое смещение, ты сейчас и не чувствуешь почти ничего — но при малейшей нагрузке, мешок поднять или шкаф подвинуть, будет ущемление нервного ствола. Хозяин выскочил, чего-то возмущенно лопочет.
— За дело, — отвечаю, — за ночных гостей. И Пьетро не против. Ты ведь не возражаешь?
Сучонок кивает. Я его отпускаю — довольно с тебя! Бог решит, сколько ты еще пробегаешь до того, как в коляске обезноженным оказаться на весь остаток своей поганой жизни. За тех, кого твои дружки в катакомбы трупаками спустили, я еще слишком гуманен.
— Стыдитесь, сын мой! — поп тут как тут. — Велел господь нам прощать. Как сказано в Библии, если ударили тебя по левой щеке…
— …то врежь мерзавцу так, чтобы он кровью умылся, — перебиваю я, — а после подставь правую щеку. И если он не сможет ответить, то прости его и признай ближним своим. А если попробует продолжить, повтори, и так до прощения. На войне другие правила, чем в Писании, святой отец. Если уж пост не надо соблюдать страждущим, путешествующим и воюющим, то, наверное, и другие заповеди тоже?
Отец Серджио лишь рот открыл. Или плохо понял мой испанский?
Вещи собрали, в темпе покинули гостиницу. За угол свернули, на тихой улочке такси не поймать — и попали в круговорот. Нет, шум мы еще издали слышали, но чтобы такое?!
Приятель мой был в Киеве на Майдане в две тысячи четвертом. Так сейчас на улицах Рима творилось что-то похожее, то ли революция, то ли внеочередной карнавал! Огромная толпа народа, все что-то орут и едва не танцуют, флажками размахивают… Да что, собственно, произошло? Маневич у мальчишки-газетчика листок схватил. Вот не было печали!
Король отстранил Муссолини от всех постов и отправил под домашний арест! Предполагается расследование преступлений как самого дуче, так и его близкого окружения. Ожидаются реформы и послабления, но о том смутно сказано, лишь что что-то, возможно, будет — ну в общем, завтра ждите известий. В целом, почти повторяет события нашей истории осени сорок третьего. Вот только немцам, в отличие от той реальности, не надо входить в Италию, они уже здесь!
Ну и святые отцы! Вот это оперативность! Дуче завтра вне игры, даже вслепую, а уж поддержка народа обеспечена, и кем будут выглядеть немцы в глазах масс? Но когда же они успели — ясно, что влияния папы на короля более чем достаточно, но чтоб весь механизм так быстро запустить? Да еще и обеспечить гласность, листки эти напечатать. Трех часов ведь не прошло! Уважаю!
И где же мы такси возьмем? Все машины стоят, зажатые толпой! Вон и звон разбившегося стекла, и крики, бьют там, что ли, кого-то? И тут же свисток, и пара полицейских туда пробежала, и народ перед ними расступается — м-да, а у нас бы на все было наплевать, раз такая пьянка пошла! А на перекрестке грузовик с солдатами, не вмешиваются пока, лишь смотрят. В революции поучаствовать, конечно, не грех — но у нас задача Маневича в отряд доставить, он для совсем другого нужен. Как на вокзал попасть?
И тут отец Серджио подходит к одной из машин, грузовичок по виду на нашу "Газель" похожий, лишь с капотом, о чем-то говорит с водилой. Затем машет нам: "Залезайте!" Нас просить не надо, запрыгиваем в кузов, там ящики с зеленью, но четверым места хватает, если постараться, а святой отец стоит на подножке и кричит что-то — и вдруг толпа перед ним расступается, открывает путь!
— На вокзал Термини! — приказывает он водителю. — И поспеши, во имя Отца, Сына и Духа Святого!
Так и ехали. Поп на подножке, что он там орал, разобрать не могу, скороговорки итальянской совсем не понимаю, но толпа перед ним расступалась, как море перед пророком Моисеем.
Вот только слышу: шум такой, ни с чем не спутать — лязг гусениц и рев моторов, танки идут, причем много — доносится справа и спереди, за домами не видно. На перекрестке впереди, снова грузовик с итальянцами, а шум танков близко совсем! Отец Серджио снова на подножке выпрямился и речь толкает. И грузовик назад подается, нам освобождая проезд, так стоял он неудачно, ну и люди расступаются, мы проскакиваем, оглядываемся, ну е-мое!
"Тигры", не меньше десятка. Идут прямо посреди улицы. У головного наверху офицер торчит, в черном комбезе, у остальных всех люки наглухо, по-боевому. И передний танк задевает грузовик, который нам только что дорогу уступал, и опрокидывает его, вместе с людьми, прямо на толпу, скрежет рвущегося железа и жуткий крик — кто-то под гусеницу попал? А "тигр" прет дальше, будто ничего и не случилось, офицер, кажется, даже не обернулся — и вся колонна следом!
Крики в толпе, уже возмущенные. И какие-то предметы летят — камни, или овощи, или просто мусор? Офицеру на танке, похоже, прилетело — он в люк нырнул. И "тигр" пошел зигзагом — народ в стороны, как зайцы, вроде не задавил никого, но машины, тележки, уличные прилавки, еще какое-то барахло — все в труху. Крики, итальянская ругань, женский визг.
— Поехали, скорее! — это уже Маневич попу. Отец Серджио от увиденного, похоже, охренел совершенно, стоял как статуя, рот раскрыв. А "тигры" с ревом проходили сзади, метрах в полстах!
Едем дальше. Кто там у немцев такой глазастый оказался? Решил проверить, а кому тут дорогу уступали? Треск мотоцикла сзади и крик "хальт". Подскакивают двое, судя по бляхам — фельджандармы. Орут — ну тут и перевода не надо, документы требуют предъявить!
У меня же настроение после увиденного ну очень дурное! А главное, колонна прошла, последний танк удаляется уже, и хрен они оттуда что-то разглядят, еще пара мотоциклов промелькнула, и больше фрицев не видно. И народ с улиц не убрался, фон создает. У разбитого грузовика столпотворение, очень там служивым досталось, там же в кузове десятка полтора сидело, и в кабине видел двоих, офицер рядом с водилой — кто-нибудь выскочить успел? И немцы встали ну очень удачно для нас — спереди грузовичок обогнав, так что если за танками кто-то и поедет еще, патрульных не увидит.
Фрицы берут в оборот отца Серджио. Без всякого почтения — когда поп начал качать права, немец просто толкнул его назад "шмайсером", двумя руками. Я спрыгиваю из кузова справа, Валька и Скунс слева.
— Эй, унтер-офицер!
Немец опытный и обученный. Тут же перемещается так, чтобы держать в поле зрения и секторе обстрела новую вероятную опасность. Я бы его и так мог достать метательным ножом — но надо наверняка. Потому сначала показываю жетон, полученный от Рудински. До конца старому гестаповцу не верю, вдруг все же с номером подстава — но не может же быть предупрежденным каждый фельджандарм? Немец вытянулся, убрал МР — но просит взглянуть поближе. По инструкции — номер запомнить, или записать, чтобы после проверили. Говорил группенфюрер, что номера подлинные — но зол я был после того, что увидел! Очень зол — и ситуацию оценив, решил что риска нет.
Этот фокус я отрабатывал не меньше, чем знаменитый артист Акопян свои трюки — в самой разной одежде, в разных ракурсах, против противников разного роста. Проношу мимо пустую руку, и вдруг в ней, в долю секунды, появляется нож, короткий совсем, чуть длиннее ладони, но горло перерезать хватит, да и для метания баланс вполне подходит. Немец и понять не успел, что произошло. А его напарник не видел, в первую секунду унтер спиной к нему стоял. Затем второй фриц начал было ко мне оборачиваться, но не сообразил пока, что именно не так. А Валька и Скунс при этом за его спиной, в двух шагах — хват сзади за шею, "гриф горла", вот и обмяк, мне даже нож кидать не пришлось. Черт, хотя тушку "своего" фрица поворачивал, не только чтобы от второго прикрыться, но и кровью не забрызгаться, все равно попало!
А у нас тут зрителей полно! И тихо вокруг — немая сцена. И что делать теперь?
И тут снова вступает святой отец. Командует — и все приходит в движение. Быстро и четко — тут же куда-то волокут за ноги жмуров и укатывают мотоцикл, куда делось оружие фрицев, даже я уследить не успел. На брусчатке остаются кровавые следы — отец Серджио хмурится, указывает — тут же откуда-то возникает ведро воды, пара швабр, тряпки, и человек пять бешено трут мостовую. Поп снова говорит что-то командным тоном, указывает рукой улицу налево, все послушно кивают — понятно, объяснить немцам, когда они спохватятся, куда пропал патруль, в каком направлении уехали "подозрительные", преследуемые жандармами. И кричат нам: "Уезжайте, сеньоры, скорее!"