Через какое-то время она проснулась и поняла, что дождь прекратился. Мир был окутан тишиной. Джордж Свортхаут сидел на стуле в углу и читал журнал — в мягком свете настольной лампы, оттененной перламутровым абажуром. Ей хотелось заговорить с ним, узнать, все ли в порядке, но язык отказывался повиноваться. Не было сил ни сесть, ни сказать хотя бы одно словечко. Она закрыла глаза и снова погрузилась в безликую тьму.
Окончательно она проснулась лишь около семи. После четырех с половиной часов сна голова была как в тумане. Джоуи тихонько посапывал рядом. Оставив Джорджа присматривать за сыном, она отправилась в ванную, где долго стояла под струями горячего душа. Она невольно морщилась, когда вода попадала под повязку, на что свежая рана ее откликалась жгучей болью.
Наконец она вышла из душа и насухо вытерлась. Кристина поменяла повязку и одевалась, когда сердце ее сжалось: Джоуи в беде! Она чувствовала это, чувствовала нутром. Ей показалось, что до нее доносятся детские крики. Нет, только не это! Какой-то маньяк, помешанный на конце света, убивал его в эту секунду, рассекая на куски. Она замерла, по коже у нее пробежали мурашки. А эти глухие звуки, похожие на удары дубинкой! Они избивают его, колют и избивают. У нее перехватило дыхание. Он мертв, Джоуи мертв! В дикой панике она выскочила из ванной, на ходу застегивая джинсы, босиком, с мокрыми волосами устремилась в спальню.
Ей все померещилось.
Джоуи был жив.
Он сидел на кровати, жадно слушая историю про волшебного попугая и короля Сиама, которую рассказывал ему Джордж Свортхаут.
Позже, опасаясь, что мать узнает о ее проблемах из газет или теленовостей, Кристина позвонила Эвелин, но тут же об этом пожалела. Та внимательно выслушала дочь и была, похоже, шокирована произошедшим. Но вместо сочувствия она обрушила на Кристину кучу вопросов.
— Что ты им сделала?
— Кому?
— Этим людям из церкви?
— Ровным счетом ничего. Это они гоняются за нами. Разве ты не слышала, что я сказала?
— Они бы не прицепились к тебе просто так, — настаивала Эвелин.
— Мама, да они сумасшедшие.
— Не могут же все они быть сумасшедшими!
— Но это так, мама. Они плохие люди, очень плохие.
— Не может быть, чтобы все они были плохими. Среди тех, кто ходит в церковь, мало плохих. Они бы не стали гоняться за тобой просто ради забавы.
— Я уже сказала, почему они преследуют нас. Они вбили себе в голову, что Джоуи…
— Так ты мне сказала. Но дело тут наверняка в чем-то другом. Просто ты их чем-то разозлила. Но даже если они и злы на тебя, они точно не будут никого убивать.
— Мама, я же объяснила тебе: они ворвались к нам с ружьями, при этом несколько человек погибли.
— Значит, те, кто стрелял, не были церковными людьми, — возразила Эвелин. — Ты все перепутала. Наверняка это кто-то другой.
— Мама, я ничего не перепутала. Я…
— Верующие люди не разгуливают с оружием.
— Эти верующие разгуливают.
— Это был кто-то еще, — настаивала Эвелин.
— Но, мама…
— Просто ты предвзято относишься к религии. И к церкви тоже.
— Мама, дело не в этом…
— Вот почему ты с такой готовностью обвиняешь во всем верующих, хотя и младенцу ясно, что тут замешан кто-то еще, вроде политических террористов, которых все время показывают в новостях. Или же ты впуталась во что-то нехорошее… что ничуть меня не удивляет. Уж не наркотики ли это, Кристина? Из-за них то и дело убивают. Достаточно включить телевизор: между дилерами всегда идут разборки. Ты тоже замешана в чем-то подобном?
Кристина вдруг представила, как где-то на заднем фоне монотонно тикают дедушкины часы, и ей снова стало трудно дышать.
Разговор их продолжался в том же духе, пока Кристине это окончательно не надоело. Заявив, что ей нужно идти, она повесила трубку. Эвелин даже не сказала: «Я люблю тебя», или «Будь осторожна», или «Я сделаю все, чтобы помочь вам».
Ее с тем же успехом могло вовсе не быть. А уж их отношениям точно пришел конец.
В 7:30 Кристина приготовила завтрак себе, Джоуи, Винсу и Джорджу. Она как раз заканчивала мазать маслом тост, когда по окошкам снова застучал дождь.
Утро было до того серым и пасмурным, облака до того низко нависали над землей, что можно было подумать, будто это не начало, а конец дня. А теперь еще это унылое небо обрушило на них потоки дождя. За окном по-прежнему висел туман, и все шло к тому, что к ночи он сгустится в плотную и непроницаемую завесу. В это время года грозовые фронта то и дело грохотали над Калифорнией. Они двигались со стороны Тихого океана, накатывая на побережье до тех пор, пока реки и ручейки не выходили из берегов, а склоны холмов не превращались в оползни, стремительно уносившие дома на дно каньонов. Судя по всему, один из таких грозовых фронтов надвигался на них прямо сейчас.
Перспектива затяжных дождей еще больше омрачала ситуацию, отчего угроза со стороны «сумеречников» становилась еще ощутимей. Когда на побережье обрушивались зимние дожди, улицы превращались в сплошной поток, на дорогах возникали огромные пробки, мобильность существенно понижалась. Калифорния словно бы съеживалась: горы зрительно надвигались на море, сжимая и без того неширокую полосу суши. В сезон дождей Калифорния обретала тот замкнуто-удушливый вид, о котором не писалось в рекламных буклетах и который не отражали красочные открытки. В такие дни Кристине всегда было не по себе. Притом что раньше за ней не гонялись вооруженные «охотники за головами».
Взяв тарелку с яйцами и беконом, она отнесла ее Винсу Филдсу, который расположился у входной двери.
— Вы не устали? Сколько времени вы можете обходиться без отдыха?
Винс поблагодарил ее за еду и бросил взгляд на часы:
— Нам осталось не так уж долго. Через час здесь будет другая пара.
Ясное дело. Новая смена. Она и сама могла бы догадаться, но это даже не пришло ей в голову. Кристина успела привыкнуть к парням, научилась доверять им. Если бы кто-то из них принадлежал к церкви Сумерек, они с Джоуи были бы уже мертвы. Хорошо бы, если бы Винс и Джордж остались… но рассчитывать на это было глупо. Как-никак им тоже требуется отдых.
Теперь ей снова придется переживать — из-за новых телохранителей. Что, если один из них продал душу Грейс Спайви?
Кристина вернулась на кухню. Джоуи и Джордж Свортхаут завтракали за полукруглым столиком, способным вместить только трех человек. Кристина опустилась на стул перед своей тарелкой, но аппетит куда-то пропал. Бесцельно повозив по тарелке вилкой, она сказала:
— Джордж, следующая пара телохранителей…
— Скоро прибудет, — кивнул он, прожевав свой тост.
— Вы не знаете, кого Чарли… кого мистер Харрисон намерен прислать вам на замену?
— Кого конкретно?
— Да.
— Понятия не имею. Там есть из кого выбрать.
Кристина не понимала, почему ее так беспокоит этот вопрос. Она не знала никого из людей Чарли, и их имена ничего бы ей не сказали.
Разве можно определить по именам, кто друг, а кто враг?
— Если вы знакомы с кем-то из наших ребят и хотите видеть их в качестве телохранителей, вам стоит поговорить с мистером Харрисоном, — заметил Джордж.
— Да нет, я никого не знаю. Просто мне хотелось… в общем, это не важно.
Джоуи, казалось, уловил ее страх. Он перестал дразнить Чубакку и положил свою ручонку на руку Кристины:
— Не переживай, мам, с ними все будет в порядке. Кого бы Чарли ни прислал, это будут хорошие парни.
— Самые лучшие, — кивнул Джордж.
— Слушай, — повернулся к нему Джоуи, — расскажи маме ту сказку о говорящем жирафе и принцессе, у которой не было лошади.
— Вряд ли твою маму заинтересует эта история, — улыбнулся Джордж.
— Тогда расскажи мне еще разочек!
Пока Джордж рассказывал сказку — которую, судя по всему, сам же и сочинил, — Кристина рассеянно смотрела в окно. Где-то там, за пеленою дождя, к ним направлялись два человека из команды Чарли, и кто-то из них был приверженцем той мерзкой старухи. В этом Кристина уже не сомневалась.
Паранойя. Она знала, что страхи ее во многом вымышленные, как знала и то, что не стоит перегибать палку с подозрениями. Она не сможет помочь ни себе, ни Джоуи, если будет шарахаться от всякой тени. Все дело в этой мерзкой погоде, из-за которой весь мир превратился в сырую яму. Кристина задыхалась в ловушке из непогоды, и ее воображение буквально зашкаливало.
Она прекрасно это понимала.
Но что толку?
Все равно она не могла избавиться от страха. Она уже не сомневалась: стоит здесь объявиться тем новым парням — и случится что-то очень-очень плохое.
30
Во вторник, в восемь утра, Чарли встретился с Генри Рэнкиным перед церковью Сумерек — просторным зданием в испанском стиле, крытым красной черепицей, с витражными окнами и двумя колоколенками. Широкая лестница вела к массивным дверям резного дуба. Дождь барабанил по дверям, струйками стекая по ступеням в блестящие лужицы на тротуаре. Двери явно нуждались в полировке, а все здание не мешало бы оштукатурить. Выглядело оно запущенным и обветшалым — в полном согласии с кварталом, который годами приходил в запустение. Когда-то церковь была пристанищем пресвитерианской общины, но та переместилась на десять кварталов к северу, где не было столько заброшенных магазинов, лавочек с порнографической литературой, разорившихся предприятий и разваливающихся домов.
— На тебе лица нет, — заметил Генри.
Он стоял под большим черным зонтом у подножия лестницы, озабоченно разглядывая Чарли.
— Удалось лечь только в половине четвертого, — пояснил Чарли.
— Я пытался договориться на более поздний час, но она согласилась принять нас только в восемь.
— Все в порядке. Будь у меня больше времени, я бы просто лежал и смотрел в потолок. Полиция к ней уже заглядывала?
Генри кивнул:
— Я успел переговорить с лейтенантом Кареллой. Спайви допросили, но она настаивала на своей непричастности.