Барлоу не мог избавиться от беспокойства. Грейс утратила способность беседовать с Богом. Если у нее закрылся канал общения с ангелами и душами мертвых, означало ли это, что она перестала быть избранной посланницей Господа? Что ее миссия лишилась Божественного благословения? Или все дело в том, что мощь дьявола на земле выросла настолько, что он дерзнул встать между Грейс и Богом?
Если это так, то Сумерки очень уж близки. Не за горами тот день, когда Антихрист явит себя миру и начнется тысячелетнее царство зла.
Кайл взглянул на Грейс. Погруженная в свои мысли, она неотрывно смотрела вперед, на прямое как стрела шоссе. Выглядела она даже старше, чем на прошлой неделе, будто постарела за эти дни на десять лет. Древняя старуха с серой, безжизненной кожей.
Серым было не только лицо Грейс, но и вся ее одежда. По непонятной Барлоу причине она всегда носила вещи одного определенного цвета. Похоже, это как-то было связано с ее видениями, но тут он мог ошибаться. Он успел привыкнуть к ее однотонным костюмам, но не было еще случая, чтобы она оделась в серое. Желтый, синий, огненно-красный, светло-красный, кроваво-красный, зеленый, белый, сиреневый, фиолетовый, розовый, оранжевый — всегда что-то яркое, без тени мрачности или уныния.
Грейс не ожидала, что в пути ей выпадет серый день. Этим утром им пришлось пройтись по магазинам, чтобы купить ей серые брюки, серые туфли, серую блузку и серый свитер, так как при себе у нее не было ничего серого. Грейс была в ужасном расстройстве, едва ли не в истерике. «Сегодня серый день в мире духов, — повторяла она. — Энергия окрашена в серые тона. Я не в ладу с ней, я не настроена на волну. Мне срочно нужно настроиться!»
Про украшения она тоже не забыла: уж что-что, а это она всегда любила. Но найти серые кольца, броши и браслеты оказалось не так-то просто. В конце концов ей пришлось удовольствоваться ниткой серых бус. Даже странно было видеть ее без единого кольца на бледных, высохших пальцах.
Серый день в мире духов.
Что бы это значило? Хорошо это или плохо?
Судя по поведению Грейс, ничего хорошего. Время было на исходе. Так сказала этим утром сама Грейс. Времени почти не оставалось, а они, как назло, упустили свою цель и двигались на север чисто по наитию.
Кайлу было не по себе. Он боялся, что даже одного убийства, пусть и совершенного во имя Бога, будет достаточно, чтобы взяться за старое. Он гордился тем, что ему удалось преодолеть те импульсы, которые вели его когда-то по жизни, гордился, что смог хоть немного вписаться в общество. И вот теперь он боялся, что одно убийство повлечет за собой другое. Стоит ли убивать — даже во имя Бога? Он знал, что это неправильные мысли, но никак не мог избавиться от них. Порой, поглядывая на Грейс, он еще глубже погружался в сомнения. Что, если он ошибся и она вовсе не доверенное лицо Бога? Опять эти дурные мысли… Как ни крути, именно Грейс донесла до него, что существует такая вещь, как моральные ценности. И теперь он непроизвольно соизмерил с ними все свои поступки.
В любом случае, если Грейс была права насчет мальчишки (а она была права), то времени почти не оставалось. Но что Кайл мог сделать? Только вести машину да ждать, не удастся ли ей наладить контакт с миром духов. И звонить время от времени в церковь, чтобы узнать, не появились ли свежие новости.
Барлоу сильней нажал на акселератор. Они и так уже ехали со скоростью под семьдесят — более чем достаточно для дождливой погоды. Но разве все они не были Избранными? Разве Господь не приглядывает за ними? Барлоу набирал скорость, пока стрелка на спидометре не коснулась цифры 80. Два фургона, шедшие следом, тоже поднажали, чтобы не отстать.
50
Мадиган не соврал: джип и правда был в превосходном состоянии, так что уже в четверг днем они добрались до озера Тахо.
Поездка утомила Кристину, зато Джоуи слегка взбодрился. Счастливее он не выглядел, просто стал чуточку поживее. Глядя на него, Кристина вдруг вспомнила, что до сегодняшнего дня он ни разу не видел снега (разве что в фильмах да на картинках). Уж чего-чего, а снега в Тахо было предостаточно. Ветви деревьев гнулись под снежной коркой, земля отливала холодной белизной, а частые снежинки, сыпавшиеся с неба, к вечеру должны были превратиться в настоящую метель.
Озеро служило своеобразным водоразделом между двумя штатами: часть его была в Калифорнии, а часть — в Неваде. На калифорнийской половине городка Саут-Лейк-Тахо полно было мотелей, в том числе весьма захудалых, а также туристических лавочек, винных магазинов и ресторанов. На половине Невады высились большие гостиницы и казино. Здесь процветали азартные игры… пусть и без того блеска, что был присущ Лас-Вегасу. Северный берег оказался застроен не так сильно, как южный, да и сами постройки гораздо лучше вписывались в окружающий пейзаж. Если что и роднило эти части, так это сказочно красивые пейзажи, из-за которых европейцы прозвали Тахо американской Швейцарией. Заснеженные пики здесь блистали белизной даже в пасмурную погоду. Склоны гор поросли пихтой, елью, сосной и прочими вечнозелеными растениями. Но центром всего было озеро: летом, свободное ото льда, оно радовало глаз чистейшей в мире водой, до того прозрачной, что даже сквозь толщу в несколько метров можно было разглядеть дно.
Первым делом они остановились у рынка на северном берегу — большого здания в сельском стиле, притененного соснами и елями. У них в запасе все еще были продукты, купленные в Санта-Барбаре, но так и не довезенные до мотеля. Если от чего и пришлось избавиться, так это от скоропортящихся вещей, и теперь они по новой закупились яйцами, сыром, молоком и морожеными полуфабрикатами.
По просьбе Чарли продавец уложил заморозку в прочный картонный ящик, отдельно от других продуктов. На парковке Чарли аккуратно проткнул в ящике несколько дырок и пропустил в них нейлоновую веревку, которую купил здесь же, на рынке. Затем с помощью Кристины он привязал ящик к багажной сетке на крыше джипа. Температура на улице была ниже нуля, а потому не стоило опасаться, что продукты подтают.
Пока они привязывали ящик (под контролем Чубакки, который с интересом наблюдал за ними из джипа), Кристина заметила, что многие машины на парковке были снабжены крепами для лыж. Кристина давно мечтала встать на лыжи. Она не раз обещала себе, что, как только Джоуи подрастет, они вместе начнут осваивать это искусство. Теперь, похоже, лыжи можно было внести в список дел, о которых лучше забыть навсегда…
Это была чертовски мрачная мысль. Даже с учетом их ситуации.
Кристина знала, что ей нужно держаться — хотя бы ради Джоуи. Он мгновенно почувствует ее пессимизм и заползет еще дальше в ту психологическую норку, которую он усиленно копает для себя все эти дни.
Но ей никак не удавалось стряхнуть тяжесть с души. Настроение у нее упало, и никакие уговоры не могли вернуть его в норму.
Она твердила себе, что нет ничего лучше горного воздуха, но он казался ей мучительно, обжигающе холодным. Если еще поднимется ветер, им вообще нечем будет дышать.
Она твердила себе, что такого роскошного, свежего снега ей давно не приходилось видеть, но снежный покров выглядел каким-то серым и отталкивающе холодным.
Кристина взглянула на Джоуи. Тот стоял рядом, наблюдая за Чарли, который потуже затягивал узлы на веревке. Не мальчик, а маленький старичок. Джоуи не пробовал на вкус снежинки и не лепил снежки. Не бегал и не скользил по обледеневшей парковке. А ведь он впервые в жизни попал в настоящую зиму!
«Просто он устал, — сказала себе Кристина. — С субботы нам ни разу не удалось как следует выспаться. Вот как только мы хорошенько поужинаем и выспимся — без кошмаров и без замирания сердца от звука почудившихся шагов, — нам сразу полегчает. Непременно полегчает».
Но ей так и не удалось убедить себя в том, что завтра им станет лучше. Несмотря на то что они забрались в такую даль, Кристина не чувствовала себя в безопасности. И дело было не только в паре тысяч религиозных фанатиков, которые желали им смерти. Было что-то удушающе гнетущее в том, как нависали над ними огромные деревья, как теснились они со всех сторон, плотной стеной окружая город. Отроги гор в неярком зимнем свете выглядели враждебным бастионом. Здесь ей точно не дождаться никакой безопасности.
Но дело было не только в горах. Нигде уже она не сможет почувствовать себя в безопасности.
Съехав с шоссе, пролегавшего по берегу озера, они свернули на асфальтированную дорогу, которая тут же устремилась вверх по холмам, мимо дорогих домов и коттеджей. Все они стояли в лесу, вдалеке от дороги. Если бы не гостеприимные огоньки, мерцавшие среди густо-фиолетовых теней, не всякий бы догадался, что здесь тоже живут люди: хотя день только близился к вечеру, под кронами деревьев было по-настоящему темно.
Снежные сугробы высились по обеим сторонам дороги. Свежий снег быстро засыпал асфальт, превращая двухполосную дорогу в узкую ленту, на которой невозможно было разъехаться двум машинам. Впрочем, за все это время, что они поднимались в горы, им встретились всего два транспортных средства: еще один джип и «тойота-лендровер».
Ближе к концу пути Чарли решил надеть на колеса цепи. Несмотря на то что дорогу днем расчищали, снег продолжал сыпать. Вдобавок то здесь, то там виднелись обледеневшие участки дороги.
Свернув на обочину, он достал из багажника цепи. Работа заняла у него около двадцати минут, и даже за это недолгое время на улице стало ощутимо темнее.
Позвякивая цепями, они снова пустились в путь. Асфальт очень скоро закончился, и джип покатил по узкой грунтовой дороге. Было видно, что ее тоже чистили от снега, но здесь, наверху, сугробы наметало гораздо быстрее. Тем не менее джип продолжал упорно двигаться вверх и вверх по холму.
Чарли даже не пытался поддерживать разговор. С тех самых пор, как они покинули Сакраменто, Кристина становилась все менее разговорчивой, пока окончательно не замкнулась в себе.
Чарли пугала эта перемена, но он догадывался, что вогнало ее в такое уныние. Горы, обычно наводившие на мысли об открытости и свободе, по странному стечению обстоятельств казались мрачными и гнетущими. Даже на лугу, свободном от деревьев, дышалось ненамного легче.