— Да, и еще смотрю, не нужно ли простыню сменить, и все такое. В таком шикарном отеле, как «Ватерлоо», все посетители довольными остаться должны.
— Несомненно, — кивнул Иэн, — продолжайте.
— Я постучала, а никто не отвечает. Ну тогда я сама дверь приоткрыла — думала, мистер Райт за ней, а он, бедняжка, наверху висит. Боже мой! Тогда я белье выронила и закричала со всей мочи.
— Ничего там не трогали?
— Боже милостивый — нет, конечно! Я со всех ног припустила оттуда, а потом гляжу — и мистер Макклири уже бежит.
— Вам в тот день мимо номера уже случалось проходить?
— Да, за час где-то совсем неподалеку была, у лестницы — и слышу, вроде как из-за двери голоса звучат. Хотя точно и не скажу — может, и в другом номере разговаривали.
— А что за голоса?
— Двое мужчин разговаривали. Вроде и не кричали друг на друга, но сразу ясно, что ссорятся, недовольные такие.
— А что именно говорили, вы не слышали?
— Нет. А еще чуть погодя грохнулось что-то и зазвенело — об пол будто бы.
— Из этого же номера?
— Даже и не знаю. Там в одном только коридоре десять дверей.
— Еще что-нибудь заметили?
— Нет, дальше пошла. Мистер Макклири вечно твердит, чтобы никто не вздумал у дверей подслушивать.
— А чтобы кто-нибудь потом из номера выходил, вы не видели?
— Нет, да только я почти сразу наверх ушла, так что и выйди кто, меня там уже не было. — Тут Эбби ахнула и простодушно распахнула свои зеленые глаза: — Так его убили, что ли?
— А этого человека вы не видели? — сказал Иэн, протягивая девушке набросок.
— На мистер Райта похож, — сказала она, — ей-ей похож. Брат его, что ли?
— Но видеть вам его не приходилось?
— Да уж не сказала бы, что видела, нет. Я вообще ни разу не видала, чтобы кто-то в номер мистера Райта заходил или выходил от него. Такого нелюдима я и не…
Ее прервал звук открывшейся и тут же с грохотом захлопнутой двери. Пол прихожей заскрипел под тяжелыми башмаками, а затем раздался надрывный кашель.
— Это Шеймас, брат мой, — сказала Эбби, — из доков вернулся. Что-то рано он сегодня.
В комнату вошел молодой человек. С виду это был самый что ни на есть типичный представитель эдинбургского пролетариата — облепленные грязью грубые ботинки, потертые жилет и куртка поверх теплой фланелевой рубашки. В правой руке Шеймас сжимал запачканный кровью скомканный платок. При виде гостей он поспешно снял твидовую кепку и, сжимая ее в руках, нерешительно замер на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Чертами лица и цветом волос он походил на сестру, только кожа была гораздо темнее — бронзового оттенка, явно приобретенного под лучами солнца. Болезненная худоба и впалая грудь выдавали в Шеймасе туберкулезника.
— Снимай ботинки, — распорядилась Эбби. — Я только подмела.
Он подчинился, не сводя глаз с полицейских:
— Чего они тут?
— О смерти бедного мистера Райта спрашивают.
— Ух ты, а что это с лицом у вас? — спросил Иэна Шеймас.
— Не поделило место с одним случайным кулаком, — сказал Иэн. — Тот верх взял.
— Забавно, сэр, — ухмыльнулся Дикерсон, — вверх взял, прям в лицо вам.
Шеймас нахмурился и поставил свою грязную обувь на металлическую калошницу у стены:
— Нечего тут рассказывать. Эбби нашла дурня бедного в спальне под потолком — вот и весь сказ.
— Боюсь, этим дело не исчерпывается, — официальным тоном заявил Дикерсон.
Шеймас хрипло рассмеялся и тут же вновь зашелся надрывным кашлем — казалось, его легкие того и гляди лопнут.
— Скверный у вас кашель, — заметил сержант Дикерсон. — Вам бы к врачу сходить.
— Отличная идея, — отозвался Шеймас, вытирая губы, — вот прям пошел и отдал месячный заработок свой какому-нибудь пижонистому коновалу с Принсес-стрит.
— Шеймас! — одернула его Эбби. — Не надо грубить — только невоспитанность свою лишний раз напоказ выставляешь.
— И верно, не дай бог, джентльмены решат еще, что мы с тобой дурно воспитаны, Эбби, — саркастически осклабился Шеймас и, невесело хохотнув, вновь задергался в приступе кашля.
Иэн знал таких людей — угрюмый пролетарий, до глубины души озлобленный на строй, который не давал ему вырваться из нищеты. Если шотландское просвещение и коснулось таких людей, как Шеймас Фарли, то лишь для того, чтобы приоткрыть их завистливому взгляду все то, чего они в вопиющем убожестве собственного быта были лишены.
— Вы в поведении мистера Райта ничего странного не заметили? — спросил Иэн у Эбби. — В поисках убийцы самая незначительная деталь помочь может.
— Так его убили, что ли? — выпалил Шеймас с изумленно вытянувшимся лицом.
Эбби закатила глаза:
— Ас чего бы еще джентльменам приходить сюда, Шеймас?
— Вашу сестру никто ни в чем не подозревает, — успокаивающе поднял руку Иэн, — мы просто хотим узнать…
— Да кому такого вообще убивать понадобилось? — перебил Шеймас, качая головой. — Может, муженек ревнивый, как думаете?
— Пусть это полиция выясняет, — сказала Эбби. — Я тебе сейчас горчичник поставлю.
— Сам поставлю, не маленький, — сказал Шеймас и, тяжело ступая, вышел на кухню. Из-за двери донесся приглушенный надрывный кашель.
— Давно он болеет? — спросил Иэн.
— С прошлой зимы, — сказала Эбби. — А от сырости и холода еще хуже становится. Я говорю, давай шитье на дом возьму, чтобы на докторов хватило, но он и слышать не хочет.
— Правильно делает, — вставил Дикерсон. — Разве уважающий себя мужчина позволит, чтобы его женщина содержала?
— Спасибо, что поделились с нами столь просвещенным взглядом на общественные проблемы, сержант, — сказал Иэн. — Что ж, мисс Фарли, если сказать вам больше нечего…
— Постойте-ка, — вдруг сказала девушка, наморщив лоб, — еще кое-что сказать забыла.
— Что же?
— Хотя так, мелочь сущая…
— Мисс Фарли, преступление нередко раскрывают именно благодаря мельчайшим деталям. Что вы видели?
— Да скорее не увидела уже.
Дикерсон склонил голову набок, как озадаченный спаниель:
— Не понял, мисс.
— Вазу, сэр. А точнее, не было вазы-то — исчезла она.
— Поподробнее, — нетерпеливо сказал Иэн.
— В номере две китайские вазы было — большие такие, как у богачей дома. Только копии, конечно, не настоящие.
— Продолжайте.
— Ну вот, пока я ждала, когда мистер Макклири ко мне поднимется, то и заметила, что нет вазы-то.
— Уверены? — спросил Иэн.
— Так я ж с обеих пыль еще утром стирала.
— Мистеру Макклири сказали?
— Вы ж сами видели, какая там шумиха поднялась, — я и позабыла все. Только сейчас, кажись, и вспомнила. Что там ваза какая-то, когда беда такая случилась?
— Мисс Фарли, — торжественно сказал Иэн, — вот тут-то вы и ошибаетесь. Из этой мелочи большие выводы сделать можно. Ваза эта нам может сослужить огромную службу.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
— Разрешите спросить, сэр, — обратился к Иэну сержант Дикерсон, шагая по Хай-стрит в участок, — что в этой вазе важного-то такого?
— Она может помочь нам доказать, что Генри Райта убили.
— Это как же, сэр?
— Полагаю, ее разбили во время борьбы, а потом преступник собрал все осколки, чтобы скрыть факт нападения.
— Ясно теперь… А умно, сэр!
— Я хочу, чтобы вы еще раз в «Ватерлоо» сходили и хорошенько осмотрели пол на предмет самых мелких осколков. А потом узнайте у мистера Макклири, не убирал ли он по какой-то причине вазу из номера.
— Прямо сейчас, сэр? — спросил Дикерсон, когда они отошли к стене, пропуская кузнеца, который вел в поводу двух рыжих жеребцов в сторону кузнечного квартала. Перемазанное в копоти и грязи лицо мужчины блестело так же, как крупы лошадей.
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — сказал Иэн, — идите, сержант.
— Да, сэр, — кивнул Дикерсон и спешно зашагал в сторону Нового города.
Иэн снова пошел в направлении участка. Под мостом Георга Четвертого он прошел мимо стайки игравших в орлянку детей. Полпенни гулко постукивали по серым камням мостовой. Солнце уже шло на отдых после своих дневных трудов, когда Иэн поднялся по ступеням в главный зал второго этажа.
Главный инспектор Крауфорд еще не ушел. Он неподвижно сидел в своем кресле, уставившись в окно.
— Сэр, — сказал Иэн, — полагаю, у меня есть неопровержимое доказательство того, что Генри Райт был убит.
— Это хорошо, — без выражения произнес Крауфорд, даже не обернувшись.
— Сэр? Вы в порядке?
Крауфорд тяжело вздохнул:
— Странно, правда? Мы живем в городе с одним из лучших медицинских колледжей мира, да только… Не знаю, Гамильтон. Иногда я вообще не понимаю, зачем выбираться из постели по-утру.
— Сэр?
— Не берите в голову. Что вы там говорили?
— Смерть Генри Райта. У меня есть улики, подтверждающие, что это было убийство.
Крауфорд издал короткий смешок.
— А вы все копаете, да? Ну и правильно. — Он набрал полную грудь воздуха, но вместо смеха неожиданно раздался прерывистый всхлип. Потом еще один, и еще. Иэн неловко замер с вытянутыми по швам руками и, уткнувшись взглядом в пол, слушал всхлипыванья сидящего перед ним начальника. Спустя пару минут Крауфорд извлек из кармана белый в голубую полоску платок, громко высморкался и вернул его на место. — Простите, что заставил вас смотреть на это, Гамильтон.
— Все в порядке сэр.
— Чертовски непрофессионально, примите мои искренние извинения.
— Я все понимаю, сэр.
— Понимаете?
— Ваша супруга нездорова, и вы переживаете за нее.
— Уф-ф. — Главный инспектор взглянул в окно на погружающуюся в сумерки улицу, а потом повернулся к Иэну: — Вы когда-нибудь любили, Гамильтон?
— Да, наверное. В молодости.
Крауфорд недовольно фыркнул:
— Вы и сейчас молоды.
— В смысле, когда моложе был, чем сейчас.
— А я лишь однажды любил — ту женщину, на которой и женился.
— Похвальное постоянство, сэр.
— Видеть, как она страдает, просто невыносимо, а мысль о том, что могу ее потерять, и того страшнее.