мостовой колесом. На другой стороне площади показался шарманщик. Он завертел ручку своего инструмента, напичканного старинными шотландскими песнями и балладами. Дереку хватило нескольких нот, чтобы узнать знаменитую «Энни Лори».
На славных холмах Максвелтона
Росою играет заря.
Здесь милка моя Энни Лори
Любить обещала меня.
Он шарил по толпе взглядом, подыскивая подходящую цель. Воровать Дерек предпочитал у мужчин — во-первых, они, как правило, были невнимательнее женщин, а во-вторых, его потом меньше мучила совесть. Он остановил свой взгляд на разодетом франте в дорогом рединготе и золотистом парчовом жилете. Мужчина был молод, из-под высокого цилиндра выглядывали прекрасно завитые волосы. Дерек облизнул губы и потер о них подушечки пальцев, чтобы смочить и сделать почувствительней. Он всегда выполнял этот маленький ритуал перед тем, как идти на дело, чтобы настроиться и собраться с духом.
Он старался двигаться как можно будничнее, и вдруг с изумлением увидел, как его предполагаемая жертва снимает цилиндр, под которым обнаружилась живая голубка. Птица встрепенулась и взмыла в небо. Сердце мальчика сжалось от горького разочарования — чертов пижон оказался всего лишь еще одним гаером. «Клятые фокусники!» — в сердцах подумал Дерек, глядя, как тот вытаскивает из рукава низку разноцветных шарфов. Несколько привлеченных яркостью цветов женщин остановились и стали глазеть на происходящее. Когда же они увидели симпатичное лицо фокусника и его обтянутую изящным рединготом ладную фигуру, любопытство уступило на их лицах место другим чувствам.
Происходящее захватило и самого Дерека. Его надежды на успешную кражу испарились — пальцы фокусника порхали стремительнее его собственных, — мальчик попросту замер, не в силах оторвать глаз от творящегося действа. Тем временем волшебник вручил каждой из барышень, вставших полукругом, по яркому платку. Однако их кокетливо опущенные взгляды и негромкие смешки отнюдь не умилили топтавшихся тут же нетерпеливых мужей. Впрочем, несколько попыток увести жен встретили самое решительное сопротивление.
Мальчик не мог не восхититься апломбом, с которым фокусник рассылал улыбки и подмигивания собравшимся вокруг него нежным соцветиям лучшей половины человеческого рода. Надеясь подсмотреть пару приемчиков, Дерек стал подходить ближе. В этот момент фокусник выхватил из-за уха стоящей рядом девчушки яйцо, которое лопнуло прямо у него на ладони, явив зрителям цыпленка. Девочка восхищенно захлопала, а ее мама, вспыхнув стыдливым румянцем, со смехом приняла из рук фокусника попискивающее подношение. А он уже вытащил колоду карт и стал метать их в воздух, те же одна за другой, словно послушные почтовые голуби, возвращались в гибкие стремительные пальцы.
Дерек был поражен. Он замер, не в силах оторвать взгляда от стремительного танца рук фокусника. В Эдинбурге было немало уличных артистов, но ни один из них и рядом не стоял с этим. Такую ловкость, подумал Дерек, надо показывать в театре за хорошие деньги. Он стоял, сложив руки на груди и широко распахнув рот, глядя, как мужчина в рединготе стремительно тасует колоду, а потом, распахнув ее веером, протягивает самой милой из зрительниц в первом ряду:
— Выбирайте карту — любую!
Женщина зарделась и, хихикнув, глянула на раздраженного мужа, выразительно закатившего глаза. Проигнорировав недовольство супруга, она опустила изящно обтянутую перчаткой руку в самую середину веера и вытащила карту.
— Посмотрите, но только никому не показывайте и верните в колоду. — И фокусник вновь принялся тасовать карты.
Тут Дерек вдруг увидел знакомую фигуру. Это был инспектор Гамильтон — но только выглядел он ужасно. Лицо осунулось, а под глазами красовались темные круги. На правой скуле вздулась широкая алая ссадина, да и вообще все его лицо было в царапинах. Рядом стоял сержант Дикерсон со своими небесно-голубыми глазами и ярко-рыжей даже в блеклом свете пасмурного эдинбургского неба шевелюрой. Оба внимательно наблюдали за фокусником, но когда Гамильтон на миг оторвал от него взгляд, то заметил Дерека. Мальчик нахмурился было, словно спрашивая — «а вы-то что тут забыли?» — но инспектор коротко и решительно качнул головой.
Окончательно сбитый с толку Дерек снова взглянул на фокусника, который в этот момент перевернул колоду, чтобы показать всем верхнюю карту. И тут Дерек обмер — с высоко поднятого картонного прямоугольника на него смотрели пляшущие скелеты. В этот момент взгляд фокусника остановился на лице растерянно распахнувшего рот мальчика. Улыбка в мгновение ока исчезла с красивого лица, сменившись выражением смертной злобы — Дерек в жизни не видывал ничего подобного. Фокусник, не говоря ни слова, сунул колоду в карман и, к изумлению зрителей, неожиданно сорвался с места.
Дерек услышал, как поверх ярмарочного гула прогремел голос инспектора Гамильтона:
— Стоять! Эдинбургская полиция!
Вслед за этим раздалась пронзительная трель свистка сержанта Дикерсона. Услышав ее и увидев бегущего мужчину, к погоне присоединились еще два констебля, расхаживавшие на дальнем конце площади.
Но фокусник уже вовсю летел по площади, достигнув ее центра в тот самый момент, когда очередной пастух стал заводить сюда целое стадо черноголовых овец. Увернувшись от первых животных, фокусник умудрился проскочить на другой край площади — в отличие от его преследователей, оказавшихся перед грудой отчаянно блеющих и толкающихся между собой косматых тел.
Дерек не стал терять время и с ходу нырнул под овечьи брюха, упав на четвереньки. Там внизу было тесно и стояла ужасная вонь, да к тому же почти невозможно было увернуться ни от ударов ног пугливых овец, ни от щедро рассыпанного по мостовой навоза — и все же мальчишка смог выбраться как раз вовремя, чтобы увидеть, как фокусник вбегает в лабиринт ветхих домов за мостом Георга Четвертого. Жадно глотнув свежего воздуха, Дерек помчался следом, ловко лавируя между встречными торговцами и покупателями. Миновав тень моста, он услышал доносящийся от одной из каменных подворотен негромкий свист. Он резко развернулся, и в следующий миг на голову мальчишки обрушился оглушающий улар. Дерек упал на колени, и пара сильных рук немедленно сомкнулись на его шее. Он попытался сделать вдох, но сознание густым туманом уже окутала тьма.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Иэн Гамильтон беспомощно смотрел, как фокусник исчезает в лабиринте грязных улочек квартала, известного как Маленькая Ирландия. Выбора не было — он кинулся в плотную массу животных, отчаянно хватая овец за густые маслянистые шкуры и пытаясь оттащить их в стороны. Но те сбивались в кучу и жались друг к другу, так что это требовало недюжинной силы.
Пробившись-таки сквозь стадо, Иэн оглянулся в поисках сержанта Дикерсона и увидел его в самой середине косматого белого моря. Чуть позади ковыляли двое констеблей, не прекращая истошно свистеть в свои свистки. Однако этот резкий звук только нагонял на овец панику, отчего они еще теснее жались одна к другой. Выходит, фальшивая заметка в газете сработала — у Райта хватило самонадеянности решить, что он обвел полицию вокруг пальца. И все же Иэна поразило, что убийца оказался настолько наглым, чтобы устроить после всего произошедшего очередное публичное представление.
Он побежал на восток по Каугейт-стрит, под мост Георга Четвертого и дальше — в мрачную сень переплетенных улочек. Впереди показалась кузница, украшенная вывеской «У Дайер и сыновья». Черный от копоти кузнец в кожаном фартуке на бычьих плечах укрощал здоровенным молотом лист железа, осыпая все вокруг искрами. Угли в горне пылали ярче костров ада.
— Мужчина, хорошей одетый — не пробегал? — крикнул Иэн, держась подальше от осыпающих землю искр.
Кузнец поднял от наковальни лицо с неестественно голубыми на черном лице глазами и, вскинув молот, повел им в сторону центральной улицы квартала. Иэн нырнул в гущу ветхих домишек, где целые семейства издревле сидели друг у друга на головах, а прямые углы встречались так же редко, как зубы у кур. Здешние края так же разительно отличались от заставленных роскошными особняками просторов Принсес-стрит, как сама эта роскошная улица — от привольных холмов и долин Шотландского нагорья.
Дождь, терзавший город последние недели, стих, и натянутые между домами веревки были унизаны бельем. Домохозяйки били по вывешенным в окна коврам, и взметавшиеся в небо клубы пыли уносились прочь с порывами жадного западного ветра. Из узких проулков то и дело выбегали дети и собаки, провожавшие любопытными взглядами мечущегося по улицам Иэна. Все дальше углубляясь в причудливую сеть виндов и клоузов, он в конце концов оказался в глухом тупике меж двух покосившихся домов. Вокруг не было ни единого признака жизни — ни одного ребенка или животного, только окна за глухими ставнями да мерный стук падающих со свесов крыш капель.
Иэн уже развернулся, собираясь уходить, когда до него донесся едва слышный звук — шорох подошвы, скользящей по мостовой. Но стоило Иэну замереть, и звук этот тут же воровато смолк. Его взгляд задержался на табличке, приколоченной к крошащемуся фасаду ближайшего здания: «Скиннерс-клоуз». Иэн еле слышно зашел за угол, едва не наступив на валявшуюся рядом с дождевой бочкой дохлую крысу, и заглянул в темный проулок. Бессильное февральское солнце скрылось за тучей, и стиснутый между двумя зданиями узкий клоуз был погружен в тень.
Иэн крадучись пробрался по нему, но, к своему превеликому разочарованию, совершенно безрезультатно — проулок был пуст. Вдыхая отдающий плесенью запах раствора и песчаника, он направился было назад, но остановился, обнаружив почти под ногами ведущие в подвал створки дверей. Замок лежал тут же — раскрытый, — и это было странно. Иэн невольно подумал о том, с какой легкостью любой фокусник вскрыл бы такой простой замок. Он открыл одну из створок и увидел уходящие во тьму подвала неровные каменные ступени. Иэн спустился, оказавшись в просторном помещении, единственным источником света в котором был ряд узких, забранных железными решетками окон Тут пахло плесенью и царила ледяная сырость, немедля спустившая свои цепкие пальцы ему под одежду. Ступая по голому цементному полу и поеживаясь от зябкой дрожи, он прошел мимо разломанных ящиков для кур, старых цветочных горшков и даже невесть как попавшей сюда тачки без колеса.