— Поверить не могу, что ты мог быть на его месте…
— Бедняге Пирсону не повезло, — кивнул Дональд. — Но ты же вроде говорил, что он знал про карты? — повернулся он к брату.
— Знал. Дерек все рассказал ему за завтраком у меня на квартире. Думаю, Райт просто застал его врасплох — Джордж не был силачом, так что и достойный отпор дать вряд ли смог.
— Мне до сих пор не верится, что Дикерсон не выдумал эту историю про футбольных хулиганов, — сказала Лиллиан.
В последние дни сержант без конца рассказывал эту историю, и с каждым новым разом она обрастала все более невероятными подробностями, так что случайный слушатель вполне мог вообразить, что в ту ночь бедолагу-рассказчика похитила шайка устроивших набег викингов.
— А этот твой бродяжка — с ним что? — спросил Дональд.
— Я убедила его поселиться в приюте Дина, — сказала Лиллиан с довольной улыбкой.
— Посмотрим, надолго ли его хватит, — вставил Иэн. — У него антипатия к монашкам.
— Он еще скажет сестрам спасибо, если они смогут с ним совладать, — ответила Лиллиан.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем ореховых напольных часов да потрескиванием дров в камине.
— Мне очень жаль, что так вышло с твоим другом-библиотекарем, — сказал Дональд. — Жаль, что так с ним и не познакомился.
— Спасибо, что пришел на похороны.
— Так трогательно было, — сказала Лиллиан, — столько студентов и профессоров было.
Дональд взглянул за окно, где серел очередной пасмурный день, и откашлялся:
— Что ж, мне пора обратно за учебники. Очень много наверстать надо. Кстати, — сказал он Иэну, — я поговорил с Ричи Макферсоном — это мой приятель школьный, сейчас хирургом стал, — так он обещал жену Крауфорда посмотреть.
— Спасибо.
— Да, мы с Ричи в школе были не разлей вода. Представляю, каким стариком я буду нынешним студентам казаться, — если, конечно, я вообще восстановиться смогу.
— Сможешь, — сказал Иэн. — Ты ж у нас чертов гений. Тот еще оболтус, конечно, но гений — этого не отнимешь.
— Я тебя провожу, — сказала Лиллиан, поднимаясь из кресла.
— Не бери в голову. Спасибо за пиво. Увидимся дома, — сказал Дональд Иэну.
— Я не задержусь.
— А я и ждать не буду, — улыбнулся Дональд. Он наклонился, поцеловал тетю и, накинув пальто и взяв шляпу, вышел в ночь.
Лиллиан опустилась в кресло и взглянула на Иэна, который застыл, так пристально вглядываясь в огонь, будто там крылся ключ к какому-то терзающему его вопросу.
— Ты же понимаешь, что рано или поздно придется оставить это в прошлом?
— Понимаю.
— Ты избавил мир от страшного зла.
— Но не смог уберечь жизни ребенка или того же бедного Джорджа Пирсона.
— Если самобичеванием заниматься вздумал, я мешать не стану, — махнула рукой тетя.
— Когда гляжу на себя, мне не совсем нравится то, что вижу.
— Если бы ты был идеальным, то никогда не нашел бы своего места в этом мире.
— Тетя Лиллиан, — внезапно спросил Иэн, — каким был мой отец на самом деле?
— Почему ты спрашиваешь? — Вопрос застал ее врасплох.
Иэн поднялся с кресла и прислонился к каминной полке.
— Той ночью, когда Дональд ушел из дома, он рассказывал мне об отце разное…
— Что ж, пожалуй, он был несколько излишне рьян.
— В чем?
— Да во всем, пожалуй. В работе, в церкви… да даже дома. Всегда был ревностным поборником порядка. Ты в этом на него похож немного.
— Вот этого-то я и боюсь.
— Ты унаследовал его пресвитерианскую истовость, но не веру.
— А правда, что он…
— Что?
Иэн стиснул кулаки, не отрывая взгляда от языков пламени:
— Намеренно причинял Дональду боль? — Молчание Лилиан было красноречивее любых слов. — Он показал мне ожог от сигареты. Сказал, что есть и другие.
— Я не знаю всех подробностей, но кое-что в твоем брате отцу очень и очень не нравилось.
— А мать делала все, чтобы его покрыть.
— Эмили с детства была скрытной — как, наверное, и твой брат. В этом он на мать похож.
— Выходит, отец был… чудовищем?
— Это Дональд так сказал?
— Дал понять.
Лиллиан уставилась в камин, прогоревший до янтарных углей.
— Кармайкл Гамильтон был разным с разными людьми. Не думаю, что хотя бы кто-то из них считал его чудовищем.
— Но он…
— Это был сложный человек, Иэн. Как и ты — как каждый из нас, так или иначе.
— Он был добр ко мне.
— Тобой он гордился. Другое дело Дональд.
— Но отчего? Мы же оба были его сыновьями!
— Жизнь несправедлива, Иэн. У родителей бывают любимчики, да и в семье нередко все складывается очень непросто.
— Дональд, он… он извращенец, тетя? — Иэн почувствовал, как краснеет от одного только слова. — За это отец его не любил?
— Ты задаешь вопрос не тому человеку. Попробуй сам поговорить об этом с братом.
— Как скажешь, тетушка, — сказал Иэн, выходя в прихожую и снимая с вешалки пальто. От одной мысли о том, чтобы поговорить с Дональдом на тему столь интимную, у него заломило во лбу.
— А хорошо оно на тебе сидит — не хуже, чем на дорогом Альфи, — сказала тетушка, одергивая воротник. — Ох, аки лев рыкающий![59] — воскликнула она, едва удержав дернувшуюся под резким порывом холодного ветра приоткрытую дверь.
На дворе был уже март. Февраль ускользнул незаметно, пока Иэн был занят совсем другими делами, уступая место надежде, весне и возрождению. Иэн поцеловал тетю и вышел на темную улицу.
Даже ночью, когда город затихал, воздух, казалось, продолжал подрагивать от накопившейся в нем за день энергии. Иэн окинул взглядом обступившие улицу дома. Скорее всего, ему никогда не узнать, какие секреты скрываются за этими древними стенами, — что ж, пора было учиться жить, не зная чего-то или закрывая на это глаза. Камни, составлявшие эти стены, были жесткими и холодными, но и основательность их, и незыблемая, как восход солнца поутру, цельность утешали и успокаивали.
Иэн запахнул пальто, думая о том, что у него будет еще немало времени, чтобы разобраться в семейных секретах, чтобы понять, какими могут стать их отношения с блудным братом. Но пока ему обо всем этом хотелось забыть. Взойдя на мост Георга Четвертого, Иэн замер у парапета, потрясенный распахнувшейся перед ним величественной панорамой Эдинбурга. Город был усеян тысячами огней, зажженных прометеевой рукой уличных лири, несущих свет в пучину северного шотландского мрака.
И куда бы ни привел его избранный путь, подумал Иэн, он до конца дней своих не покинет этот город святых и грешников, город темных закоулков и вечных противоположностей. Был в нем свой странный уют, как был и залог новых лучших свершений. Так думал он, взбираясь по лестнице, ведущей к Виктория-террас, ведущей домой.
БЛАГОДАРНОСТЬ
Первое и главное спасибо хочу сказать Пейдж Уилер, моему замечательному агенту, за бескрайнюю веру в эту книгу, терпение, энергичность и горячую преданность всем своим авторам. Я глубоко благодарна Джессике Триббл за ее прекрасные редакторские советы, неизменное дружелюбие и поддержку.
Спасибо Энтони Муру, моему верному спутнику в путешествиях, за то, что бродил со мной улицами Эдинбурга, неизменно разделяя мои увлечения и тягу к приключениям, — а еще за то, что в свободные дни вытаскивал меня за город в поездки по шотландским замкам. Огромное спасибо Лизе Доусон за дружбу, советы и помощь, а также Алану Маквари — ученому, музыканту и историку — за оценку рукописи с точки зрения подлинного шотландца. Его же и Энн Клэксон хочу искренне поблагодарить за гостеприимство в их замечательной квартире в Глазго.
Спасибо замку Хоторнден за то, что принял меня в число своих гостей — проведенное здесь время было незабываемым, — а также Колонии искусств в Бердклиффе близ Вудстока, где я провела немало счастливых лет, и заповеднику Lacawac sanctuary — удивительному месту, в которое я надеюсь вернуться еще не раз.
Хочу поблагодарить своего друга и коллегу Марвина Кэя за то, что пробудил во мне чувства к Эдинбургу и поддерживал мои литературные опыты. Спасибо Аманде Битти за терпение, интеллект и поддержку. Благодарю за все моего доброго друга Ахмада Али, чья позитивная энергия всегда поднимала мне дух. Особое спасибо говорю Роберту («Бобиру») Мерфи и всем ребятам из отеля Long Eddy — самой большой тайны графства Салливан. Спасибо Маргарет Симмонс, моей маме, за ее постоянную помощь с редактурой и советы, а также всем тем храбрым мужчинам и женщинам, что ежедневно идут на риск, преследуя плохих парней. Я лишь пишу об этом, вы — делаете дело.
ОБ АВТОРЕ
Карол Лоуренс — писательница, поэтесса, драматург и композитор, лауреат ряда литературных премий. Среди опубликованных работ — 11 повестей, 6 крупных и множество коротких рассказов, статей и стихотворений, многие из которых переведены на иностранные языки. Двукратный номинант поэтической премии Pushcart Poetry Prize и лауреат поэтических премий Euphoria Poetry Prize, Eve of St. Agnes Poetry Award, драматургической премии Maxim Mazumdar, премии Jerry Jazz Musician за короткий рассказ и Chronogram Literary Fiction Award. Пьесы и мюзиклы ставились в целом ряде стран, а также участвовали в программах общества National Public Radio. Пластическая пьеса «Струны», поставленная Центром Кеннеди, была номинирована на театральную премию Innovative Theatre Award. Карол Лоуренс состоит членом литературного общества Hawthornden Fellow, сотрудничает с Нью-Йоркским университетом, а также писательской организацией Gotham Writers и регулярно участвует в конференциях Cape Cod и San Miguel Writers. Увлекается походами — пешими, велосипедными и конными, любит готовить и собирать грибы.