чу с Вердье в саду Французского института и его предостережения, она описала свое бегство к границе – сначала она надеялась выбраться через Болгарию, но потом повернула в сторону Греции.
– Ты же избавилась от жучка, прежде чем угонять машину подружки?
– Я ее не угнала, а одолжила.
– Она будет очень рада получить ее обратно. Насчет копа на заправке – ты явно просто оказалась не в то время не в том месте, но когда он заглянул в твой паспорт, то понял, что ты солгала ему насчет национальности и, вероятно, дал ориентировку. А потом, узнав, что ты в розыске, бросился в погоню. Будем надеяться, что этот парик и поддельные документы всех проведут. Ты же не оставила никаких других следов?
– Нет, – соврала Майя, – только сумку с вещами.
– То есть с ноутбуком и мобильником.
– Да, – виновато призналась она. – Но у них не получится ничего из них вытащить.
– Не стоит недооценивать противника. Чем раньше мы уедем отсюда, тем лучше.
Когда Алик вышел из комнаты, Майя заметила, что он оставил на столе свой ноутбук. Недолго думая, она запустила гостевую учетную запись, проверила скорость подключения к интернету по вай-фай обменника и забила в строку поиска IP-адрес своего ноутбука, который бросила в машине или потеряла в поле. Потом послала сигнал – эха не было, что ее успокоило. Агентам МИТ пока не удалось взломать устройство. Но, решив, что перестраховаться не помешает, она отправила себе письмо. Если вдруг кто-нибудь попытается его открыть, оно даст команду форматировать жесткий диск и удалить все данные.
Она захлопнула ноутбук Алика и пошла собирать вещи.
– Майя совершила ошибку, которая не останется без последствий – как для нее самой, так и для «Группы». Но теперь, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что Алик виноват в случившемся больше ее.
– Потому что оставил ноутбук на столе? Но у него не было причин не доверять Майе.
– Ему стоило бы последовать своему же совету и не недооценивать ничего, особенно состояние Майи, измученной усталостью и стрессом. Нетипичная для нее раздражительность, которую она выказала не один раз, должна была встревожить Алика. Сразу после этого инцидента руководитель турецкой разведки пригласил своих подчиненных на совещание. Он вывел на экран фотографию супружеской пары и изложил ситуацию. На Лилу и ее супруга Надима, лидеров сирийского сопротивления, многие месяцы ведут охоту силы Асада. У них есть дочь девяти или десяти лет. Шпион, засланный в квартал, где укрываются повстанцы, несколько недель назад передал сообщение, предупредив, что девочку собираются увести из города и переправить в безопасное место, в Турцию. Руководитель разведки объяснил, что ей уготована роль разменной монеты на переговорах с Россией – это ослабит напряжение в международных отношениях, испортившихся, когда турецкие войска сбили один из русских самолетов. Он лгал, вернее, не сообщал им истинной причины ценности девочки. Затем добавил, что, если Наиля будет схвачена и передана русским, ее родители сдадутся, чтобы спасти дочь. И это еще не все. Женщина, работающая на французскую разведку, сейчас находится в Турции. За ней уже несколько раз устанавливали слежку, однако до определенного момента ее деятельность не имела особого значения для МИТ. Казалось, что слежка в данном случае предпочтительнее задержания. Но недавно благодаря одному из осведомителей разведки выяснилось, что у этой женщины есть фотография маленькой сирийки. Невозможно расценить это как простое совпадение. По-видимому, Франция тоже стремится получить девочку – очевидно, чтобы защитить ее родителей. Француженка оторвалась от двух инспекторов в гражданском, которые преследовали ее с целью задержания, в нескольких километрах от греческой границы и укрылась в лагере беженцев неподалеку оттуда. Весь лагерь был прочесан, но француженку найти не удалось, и кордоны на дорогах тоже ничего не дали. К счастью, в машине, которую ей пришлось бросить, был обнаружен ее ноутбук, и только что к нему пытались подключиться из западного пригорода Стамбула. В этой зоне находится офис некоего брокера, хорошо известного полиции. Закончив, руководитель МИТ приказал подчиненным готовиться к операции по задержанию.
– Как французская разведка узнала о существовании Наили?
– Ей не было известно о девочке.
– Тогда зачем Майю послали в Стамбул?
– Это я убедила ее отправиться в Турцию, подключившись к телефону, которым она пользовалась для связи с разведкой.
– Вы обманули ее доверие, из-за вас она попала в ловушку… Майя – ваш друг, зачем вы так обошлись с ней?
– Затем, что Майя никогда бы не стала работать в поле в рамках операции «Группы», по крайней мере, не тогда, когда правила еще не были нарушены, и уж тем более не стала бы предпринимать ничего, что не имеет отношения к хакингу. У меня не было выбора. Деятельность Майи вне «Группы» и ее профессия – турагент – наилучшим образом подготовили ее к миссии, которую нам необходимо было выполнить, чтобы остановить хищников. Вы думаете, что я заманила ее в ловушку, но все ровно наоборот: я предоставила ей свободу действий, избавив ее от запретов «Группы». Она ведь могла и отказаться. Конечно, мне пришлось пойти на хитрости, но ради благого дела. К тому же благодаря этой маленькой уловке ее работа наемницы наконец обретет смысл. Стамбул станет для Майи последней миссией подобного рода, и, при условии успеха, еще и самой ценной в ее глазах.
– Но почему тогда вы ни разу не связывались с ней с тех пор, как она прилетела в Турцию?
– Этого не было в моих планах, но, как правильно предположил Кахил, маршрут Наили изменился. Мне пришлось все пересчитать, определить вероятности встречи, выбрать наиболее подходящее место, согласовать их пути… Все это заняло много времени.
– Вы говорили, что Наиля – ключ от клетки для хищников. Информация, которая оказалась в ее руках, могла спасти ее народ?
– Случай, на который люди так часто ссылаются, есть не что иное, как реализация одной вероятности из множества. Чем вероятность ниже, тем менее возможной кажется ее реализация, однако же она не равна нулю. Всеми брошенная Наиля, должно быть, считала, что ее жизнь ничего не значит, как и жизни ее родителей. И тем не менее будущее свободного мира и миллиардов людей зависело именно от них троих.
– Почему же?
– Потому что ее отец сумел вывести ее из гетто, потому что ее мать по неслучайному стечению обстоятельств получила важнейшую информацию. Потому что они приняли страшное решение, которое кто-то счел бы слишком рискованным, но правильнее назвать его отважным, ведь они не могли быть уверены в успехе. Я многому у них научилась. Они не пытались ничего просчитать и доверились надежде. Надеяться – значит проявлять отвагу. Что же до Наили, то судьба сделала ее посланницей, и жизненно важно было, чтобы она добралась до места назначения.
День десятый, Лондон
Переписка с «Группой» повергла Дженис в пучину раздумий. Журналистка решила перечитать свои записи в одиночестве. Что-то ускользало от нее, и она снова принялась мысленно прокручивать разговоры с Ноа: на террасе кафе, когда подруга заметила в ее блокноте эмблему ПСИОП; в саду дома престарелых в Тель-а-Шомере. Не там ли Ноа упомянула имя Гольдциг? Что за человек этот приближенный израильского премьера, какую роль он играет в кругу тех, против кого она борется? Кое-кто мог бы ей подсказать. Она давно должна была позвонить своему главному редактору и отчитаться о ходе расследования. Эфрон наверняка с ума сходит от бешенства. Набирая его номер, она приготовилась к потоку упреков и поспорила сама с собой, что он будет орать не меньше пяти минут, прежде чем даст ей вставить хоть словечко. Но проиграла.
– Чего тебе нужно? – спросил он, приняв звонок.
– Хочу рассказать, как у меня дела.
– Дженис, прошу тебя, только не мне. Я жду твоего звонка уже четыре дня.
– У меня не было ни минуты покоя. Что тебе известно о некоем Гольдциге?
– Что ты ни при каких обстоятельствах не должна к нему приближаться.
– Почему?
– Для тебя это слишком крупная рыба.
– Ты что, хочешь этим меня убедить сделать ровно наоборот?
– Забавно, но нет, не в этот раз. Я серьезно, Дженис, это опасный человек, а его окружение еще опаснее. Эти люди не церемонятся с теми, кто проявляет слишком сильный интерес к их делам.
– Каким делам?
– Говоря обиняками, ему приписывают роль посредника между нашими олигархами и американским правительством. У него партнеры по всему миру.
– В каком смысле «обиняками»?
Эфрон помолчал.
– Ты не первая расследуешь это дело, но нам ничего не удалось напечатать.
– Чтобы ты – и отказался печатать?
– Риски слишком велики.
– Среди его «партнеров» случайно нет «БлэкКолони»?
– Ладно, вот тебе ответ. Ты, кажется, не вполне уловила смысл слова «посредник». Гольдциг берет на себя всю грязную работу, а его связи с властями дают ему полную неприкосновенность. Дженис, если ты напала на его след, остановись немедленно.
– Кажется, ты сообщил мне больше, чем я надеялась узнать.
– Ты невыносима. И где твоя обещанная сенсация?
– Скажи сначала, чего ты хочешь – чтобы я остановилась или чтобы продолжала?
Эфрон замолчал; Дженис слышала, как он дышит в микрофон. Она слишком хорошо его знала – прерывать его размышления было бы ошибкой.
– Тебе нужен еще аванс? – наконец заговорил он.
– Я уже три дня живу на личные сбережения. Мне пришлось совершить несколько перелетов, потратиться на отели…
– Куда ты летала?
– Да так, сначала туда, потом сюда.
– Посмотрю, что можно сделать, но пришли мне хоть что-нибудь как можно скорее. Я на тебя рассчитываю.
– Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Вопрос в том, могу ли я рассчитывать на тебя, когда придет время опубликовать материал.
– Видно будет… когда придет время. Последний вопрос – ты давно говорила с Ноа?
Дженис сжала смартфон.