– Здравствуй, Кэри, – отозвалась я, застенчиво улыбнувшись. – Очень приятно познакомиться со всеми вами. У вас обалденно красиво и уютно, – вежливо добавила я.
– Спасибо, – улыбнулась Эсми, очевидно приняв меня за бесстрашную особу. – Мы рады видеть тебя в гостях.
Так, значит, Эмметт с Розали не желают со мной знакомиться! Мне сразу вспомнился уклончивый ответ Эдварда, когда я заявила, что эти двое меня не любят.
От неприятных мыслей меня отвлек Карлайл, многозначительно смотревший на Эдварда. Краем глаза я заметила, как Каллен-младший кивнул.
Я сделала вид, что ничего не вижу, а сама принялась разглядывать красавец рояль, стоявший на небольшом возвышении. Неожиданно вспомнились детские мечты – я страстно хотела выиграть на скачках или в лотерее, чтобы купить маме рояль. Рене очень любила музыку, но играла только для себя и довольно посредственно. Пианино у нас было самое дешевое, однако я любила смотреть, как она играет. Мама казалась такой счастливой и безмятежной, будто приплывала из далекой страны, где нет ни горя, ни забот. Меня отдали в музыкальную школу; увы, я занималась откровенно плохо и очень скоро бросила.
Столь явный интерес не остался незамеченным для Эсми.
– Ты играешь? – спросила она, кивнув в сторону рояля.
– К сожалению, нет. А вы?
– Нет, – засмеялась Эсми. – Это рояль Эдварда. Разве он не рассказывал тебе, что очень любит музыку?
– Нет, – я обиженно взглянула на Эдварда.
Эсми удивилась.
– Кажется, Эдвард умеет все, верно? – наивно поинтересовалась я.
Кэри захохотал, а Эсми укоризненно взглянула на Эдварда.
– Надеюсь, ты не слишком выставлялся, это невежливо, – строго проговорила она.
– Только чуть-чуть, – усмехнулся Эдвард, и лицо Эсми смягчилось. Они многозначительно переглянулись, будто о чем-то договариваясь.
– Может, сыграешь для Беллы? – предложила Эсми.
– Ты же сама сказала, что выставляться невежливо, – упирался Эдвард.
– Из всех правил есть исключения!
– Я бы с удовольствием послушала, – решила вмешаться я.
– Значит, договорились, – обрадовалась Эсми, подталкивая сына к инструменту. Я села на скамеечку рядом с Эдвардом.
Он бросил на меня свирепый взгляд… а потом заиграл, и просторный холл заполнили звуки такой дивной красоты, что казалось, за роялем не один музыкант, а двое. Даже моих примитивных знаний хватило, чтобы понять, что этюд очень и очень сложный. Я сидела, боясь пошевелиться, как вдруг услышала сдавленный смешок.
Продолжая играть, Эдвард посмотрел на меня и весело подмигнул.
– Нравится? – небрежно спросил он.
– Ты сам написал? – в восхищении пролепетала я.
– Любимый этюд Эсми, – кивнул Эдвард. Закрыв глаза, я бессильно покачала головой.
– Что-то не так?
– Просто чувствую себя полным ничтожеством. Мелодия полилась медленнее и мягче, незаметно превратившись в уже знакомую мне колыбельную. Я, не отрываясь, смотрела на тонкие пальцы, с такой легкостью порхающие по клавишам.
– Эта часть посвящается тебе, – прошептал Эдвард.
Никогда не думала, что из рояля можно извлечь такие звуки. Наверное, все дело в мастерстве играющего и его чувствах.
– Знаешь, ты им понравилась, – заговорщицки прошептал Эдвард. – Эсми особенно!
Машинально оглянувшись, я увидела, что холл опустел.
– Почему они ушли?
– Наверное, решили, что нам нужно побыть вдвоем.
– С чего ты взял, что я им понравилась?
– Ну кто мне запретит читать мысли?
– Да уж! А Розали и Эмметт… – нерешительно начала я.
Каллен нахмурился.
– За Розали не беспокойся, она придет, – уверенно заявил он, увидев, что я настроена скептически.
– А Эмметт?
– Братец, конечно, считает меня ненормальным. Однако не пришел он потому, что утирает слезы Розали.
– Что ее так расстроило? – спросила я, вовсе не уверенная, что хочу услышать ответ.
– Ну, Розали меньше всех устраивает… ее нынешняя ипостась. А оттого, что секрет узнал кто-то посторонний, ей еще больше не по себе. К тому же она ревнует.
– Розали ревнует? – в замешательстве переспросила я. Как ни старалась, я не могла подобрать ни одной причины, по которой такая красавица, как Розали, могла бы мне завидовать.
– Ты человек, женщина, – пожал плечами Эдвард, – поэтому она и ревнует.
– Боже! – ошеломленно прошептала я. – Ведь даже Кэри…
– Тут, скорее, виноват я, – мрачно усмехнулся Эдвард. – Помнишь, я говорил, что в нашей семье он относительно недавно? Ему было велено держать себя в руках!
Я содрогнулась, подумав о возможных причинах такого приказа.
– А Эсми и Карлайл? – быстро спросила я, надеясь, что Эдвард не заметил моего испуга.
– Они довольны, если доволен я. Эсми приняла бы тебя, даже окажись ты хромой и косоглазой. Она жутко волновалась, что Карлайл изменил меня слишком юным, и я не успел стать цельной личностью… Да она в восторге и просто млела каждый раз, когда я брал тебя за руку!
– Элис, кажется, тоже рада…
– Ну, у нее свой интерес!
Целую минуту мы молча смотрели друг на друга.
Эдвард что-что скрывает. Ладно, потерплю, а со временем постараюсь все выяснить.
– О чем вы договорились с Карлайлом? – как ни в чем не бывало спросила я.
– Значит, ты заметила!
– Конечно, – по-прежнему спокойно проговорила я.
Эдвард ответил не сразу.
– Он хотел рассказать мне кое-что и не знал, захочу ли я поделиться с тобой.
– А ты захочешь?
– Я вынужден, потому что в следующие несколько дней или недель мне придется быть… еще более осторожным и внимательным. А выглядеть в твоих глазах тираном и деспотом совершенно не хочется.
– Ты и есть тиран, – безмятежно сказала я, – но меня это вполне устраивает. Что особенного?
– В общем, ничего. Элис чувствует приближение гостей. Они знают про нашу семью и, скорее всего, хотят познакомиться.
– Гости?
– Да, они не похожи на нас и охотятся иначе.
Скорее всего, в город они вообще не сунутся, однако до самого их отъезда я не спущу с тебя глаз.
На этот раз он точно заметил, что я трясусь от страха.
– Ну наконец-то нормальная реакция! – усмехнулся Эдвард. – А я уж подумал, что ты совсем утратила инстинкт самосохранения.
Я понемногу успокаивалась, оглядывая просторный холл.
– Что, твои ожидания не оправдались? – самодовольно поинтересовался Эдвард.
– Не совсем, – призналась я.
– Ни гробов, ни черепов по углам! Вроде бы даже паутины нет, какая жалость!
– Очень просторно и много света, – не обращая внимания на его ерничество, проговорила я.
– Домом мы всегда гордились!
Колыбельная, которую играл Эдвард, моя колыбельная, приближалась к концу, но финальные аккорды оказались неожиданно грустными. Последняя резкая нота, и в холле повисла тишина.
– Спасибо, – пробормотала я, только сейчас почувствовав, что на глаза навернулись слезы. Смутившись, я стала вытирать их платком.
Одну слезинку я все же пропустила, и ее аккуратно стер Эдвард. Подняв влажный палец, он внимательно на него посмотрел и быстро поднес к губам.
Я не знала, что сказать, а Эдвард мечтательно закатил глаза и улыбнулся.
– Хочешь посмотреть другие комнаты?
– А гробов правда нет? – уточнила я, надеясь, что за сарказмом не слышно беспокойства.
Улыбнувшись, он взял меня за руку и повел к лестнице.
– Никаких гробов, обещаю!
По высоким ступеням мы поднялись на второй этаж. Деревянные перила были гладкие, как шелк. Так, значит цветовая гамма второго этажа совсем иная – стены обшиты деревянными панелями медового цвета, того же оттенка, что и половицы.
– Комната Розали и Эмметта, кабинет Карлайла, комната Элис, – показывал на закрытые двери Эдвард.
В конце коридора я остановилась как вкопанная и уставилась на деревянное украшение на стене. Заметив мое смущение, он улыбнулся.
– Можешь смеяться. Вот уж действительно парадокс!
Я и не думала смеяться; более того, рука непроизвольно потянулась к большому деревянному кресту, темнеющему на фоне светлой стены. Однако дотронуться до него я не решилась – просто хотелось узнать, действительно ли крест такой гладкий, каким кажется.
– Наверное, он очень старый…
– Середина семнадцатого века, – пожал плечами Эдвард.
– Зачем вы его здесь держите? – поинтересовалась я.
– Ностальгия, крест принадлежал отцу Карлайла.
– Он коллекционировал антиквариат?
– Нет, – тихо засмеялся Эдвард, – он вырезал его сам. Когда-то крест висел на стене в приходе, где он служил.
Не знаю, отразилось ли на моем лице удивление, но на всякий случай я перевела взгляд на древний крест. Применив элементарную арифметику, я поняла, что кресту более трехсот пятидесяти лет. Я молчала, пытаясь осмыслить такой огромный временной промежуток.
– О чем ты думаешь? – спросил Эдвард.
– Сколько лет Карлайлу? – промолвила я, по-прежнему глядя на крест.
– Он недавно отпраздновал трехсот шестьдесят второй день рождения.
Наконец-то оторвавшись от креста, я посмотрела на Эдварда. В голове уже теснились вопросы.
Задать их я не успела, он без труда понял, что я хочу узнать.
– Карлайл родился в Лондоне примерно в 1640 году, незадолго до правления Кромвеля. Точнее сказать невозможно, даты рождения простолюдинов тогда не записывали.
Понимая, что Эдвард за мной искоса наблюдает, я старалась не показать волнения. Обдумать все можно потом, дома, в спокойной обстановке.
– Он был единственным сыном англиканского священника. Мать умерла при родах, и Карлайл остался с отцом, человеком крайне нетерпимым. Когда протестанты пришли к власти, священник участвовал в гонениях католиков и представителей других религий. А еще он твердо верил в существование зла и возглавлял облавы на ведьм, оборотней и… вампиров.
Услышав это слово, я замерла, однако Эдвард, похоже, ничего не заметил и рассказывал дальше.
– Они сожгли сотни невинных людей, потому что тех, на кого устраивались облавы, поймать куда труднее. Состарившись, пастырь поставил во главе рейдов своего послушного сына. Сначала Карлайл приносил одни разочарования: он не умел обвинять невинных и видеть дьявола в душах праведных. Зато он оказался настойчивее и умнее отца. Он нашел настоящих вампиров, которые жили среди нищих и выходили на охоту по ночам. Даже в те времена, когда чудовища существовали не только в легендах, выжить им было непросто. Итак, вооружившись факелами и горячей смолой, – зловещим тоном продолжал Эдвард, – люди собрались у логова вампиров, которое обнаружил Карлайл. Наконец появился первый.