— И много их… представителей вашего вида? — удивлённо спросила я. Интересно, сколько их бродит среди нас неопознанными?
— Нет, не много. Но большинство не сидит на одном месте. Кроме тех, кто, вроде нас, отказался от охоты на твой народ, — лукавый взгляд в мою сторону, — и может жить среди людей достаточно долго. Мы нашли только одну семью, похожую на нашу, в маленькой деревне на Аляске. Некоторое время мы жили все вместе, но нас было слишком много, это бросалось в глаза. Те, кто выбрал такой путь, стараются держаться вместе.
— А остальные?
— В основном, бродяги. Все мы через это прошли. Это очень утомительно. Но мы часто сталкиваемся друг с другом, потому что большинство из нас предпочитает Север.
— Почему?
Мы уже стояли перед моим домом, и Эдвард заглушил мотор. Было очень тихо и темно — безлунная ночь. Свет на крыльце не горел, из чего следовало, что папа ещё не вернулся.
— А ты сегодня внимательно смотрела? — поддразнил он. — Как думаешь, я могу пройтись по улице в солнечный день и не вызвать автокатастрофу? Потому мы и выбрали полуостров Олимпик, самое пасмурное место на земле. Так приятно иметь возможность выходить из дома днём. Ты не представляешь, как можно устать от ночной темноты за восемьдесят с лишним лет.
— Отсюда и пошли легенды?
— Возможно.
— А Элис пришла из другой семьи, как Джаспер?
— Нет, и это загадка. Элис вообще не помнит человеческий период своего существования и не знает, кто создал её. Когда она пришла в себя, рядом никого не было. Кто бы её ни превратил — он ушёл, и мы не понимаем, почему, и как ему удалось сдержаться. Если бы у неё не было её дара, она не увидела бы Джаспера и Карлайла, не знала бы, что когда-нибудь присоединится к нам. И тогда она, наверное, превратилась бы в совершеннейшую дикарку.
Было о чём подумать, и у меня оставалась ещё масса вопросов. Но тут, к моему величайшему смущению, в желудке заурчало. Я была так увлечена, что не чувствовала голода. И только теперь поняла, как сильно проголодалась.
— Прости, я лишил тебя ужина.
— Да нет, всё в порядке.
— Я никогда не проводил столько времени с тем, кто ест пищу. Я забыл.
— Я хочу остаться с тобой, — сейчас, в темноте, было проще сказать это, зная, что голос выдаст мою безнадёжную зависимость от Эдварда.
— Можно мне войти в дом? — спросил он.
— А тебе хотелось бы? — я не могла вообразить эту картину: вот он, этакое божество, сидит на шатком стуле в скромной кухоньке папиного дома.
— Да, если не возражаешь, — я услышала, как он выходит из машины, и через мгновение уже распахивает дверцу с моей стороны.
— Очень по-человечески, — похвалила я.
— Само собой получается.
Он шел рядом со мной в темноте так тихо, что мне приходилось время от времени поглядывать в его сторону, чтобы убедиться, что он никуда не исчез.
В темноте он выглядел более обычно. Всё такой же бледный и невыразимо прекрасный, но уже не то фантастическое существо, сверкающее в лучах солнца.
Он подошёл к двери раньше меня и открыл её. Я замедлила шаг.
— Дверь была отперта?
— Нет, я взял ключ под карнизом.
Я вошла внутрь, включила свет на крыльце и повернулась к нему, подняв брови. Уверена, я никогда при нём не пользовалась этим ключом.
— Я проявил некоторое любопытство.
— Ты шпионил за мной? — но почему-то мне не удалось придать своему голосу должную степень возмущения. Я была польщена.
Он нисколько не раскаивался.
— А чем ещё мне заниматься по ночам?
Я мысленно махнула на это рукой, по крайней мере, на некоторое время, и отправилась на кухню. Он прошёл за мной следом, не нуждаясь ни в каком руководстве, и сел на тот самый стул, на котором я его себе и представляла. Его красота осветила кухню. Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти в себе силы отвернуться.
Я сосредоточилась на приготовлении ужина: достала из холодильника вчерашнюю лазанью, выложила кусочек на тарелку и поставила в микроволновку. Скоро кухня наполнилась ароматом помидоров и орегано. Не отрывая глаз от тарелки, я заговорила.
— И часто? — спросила я небрежно.
— Хмм? — кажется, я отвлекла его от каких-то размышлений.
Я по-прежнему не поворачивалась к нему.
— Часто ты приходишь сюда?
— Почти каждую ночь.
Я пришла в смятение:
— Почему?
— Очень интересно наблюдать за тобой, когда ты спишь, — сказал он прозаично. — Ты разговариваешь.
— Нет! — выдохнула я. Кровь бросилась в лицо. Я ухватилась за край столешницы. Конечно, мне было известно, что я разговариваю во сне, мама часто меня этим поддразнивала. Впрочем, мне никогда не приходило в голову беспокоиться по этому поводу.
— Ты очень на меня сердишься? — огорчился он.
— Это зависит… — я чувствовала себя выбитой из колеи.
— От? — подтолкнул он.
— От того, что ты слышал, — простонала я.
Внезапно он оказался рядом со мной и взял мои руки в свои.
— Не расстраивайся, — попросил он, наклонился, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и посмотрел мне в глаза. В страшном смущении я попыталась отвернуться.
— Ты скучаешь по своей маме, — прошептал он. — Беспокоишься о ней. А когда идёт дождь, шум мешает тебе спать. Раньше ты часто говорила о доме, в последнее время всё реже. Однажды ты сказала: «Слишком зелено», — он мягко рассмеялся, в надежде, что я уже не обижаюсь.
— Что-то ещё? — требовательно спросила я.
Он знал, чего я добиваюсь.
— Ты произносила моё имя, — признал он.
Я вздохнула, сдаваясь:
— Часто?
— Что ты имеешь в виду под «часто»?
— О нет! — понурилась я.
Он прижал меня к своей груди, так мягко, так естественно.
— Не надо стесняться, — прошептал он мне на ухо. — Если бы я мог спать, мне снилась бы только ты. И я не стыдился бы этого.
И тут мы услышали шуршание шин по дорожке, и сквозь окна увидели свет фар. Я замерла.
— Твоему папе следует знать, что я здесь? — спросил он.
— Я не уверена, — ответила я, пытаясь быстро принять решение.
— Ладно, в другой раз.
И вот я уже одна.
— Эдвард! — прошипела я.
И услышала в ответ только тихий, призрачный смех, а потом наступила тишина.
Отец повернул ключ в двери.
— Белла? — позвал он. Раньше меня бы это разозлило: ну кто ещё мог тут быть? Но сейчас он был не так уж и неправ.
— Я здесь, — ответила я, надеясь, что он не услышит истерические нотки в моём голосе. Достала свой ужин из микроволновки и поставила на стол. Чарли вошёл на кухню — мне показалось, что он очень громко топает. Неудивительно — я же целый день провела с Эдвардом.
— А меня не покормишь? Устал до чёртиков, — он стянул ботинки, держась за спинку стула, на котором раньше сидел Эдвард.
Готовя Чарли ужин, я на ходу поглощала свой. Горячая лазанья обожгла язык. Я достала молоко, налила его в два стакана и сделала большой глоток, чтобы погасить огонь во рту. Ставя стакан на стол, я заметила, что молоко дрожит — у меня тряслись руки. Чарли уселся на стул, являя собой очень комичный контраст с тем, кто сидел там до него.
— Спасибо, — сказал он, когда я поставила перед ним тарелку с едой.
— Как прошёл день? — спросила я. Получилось резковато — я умирала от желания поскорее сбежать в свою комнату.
— Хорошо. Прекрасно клевало. А у тебя? Сделала всё, что хотела?
— Не совсем. Не хотелось сидеть дома — такая замечательная погода.
— Да, день был хороший, — согласился он.
«Не то слово!», — подумала я.
Доев свою лазанью, я схватила стакан и быстро проглотила остатки молока.
Чарли удивил меня своей наблюдательностью:
— Торопишься?
— Да, устала сегодня. Хочу пораньше лечь спать.
— Ты как будто малость взвинчена, — заметил он. Почему, ну почему именно сегодня он решил проявить чудеса наблюдательности?!
— Да? — всё, что я смогла ответить. Быстро вымыла тарелки и положила их на кухонное полотенце, чтобы дать высохнуть.
— Сегодня суббота, — произнёс он задумчиво.
Я не ответила.
— И никаких планов на вечер? — внезапно спросил он.
— Нет, пап, мне просто хочется немного поспать.
— Никто из парней в городе тебе не нравится? — он явно что-то заподозрил, но напустил на себя невозмутимый вид.
— Нет, ещё никто из парней не привлёк моего внимания, — ответила я, стараясь не слишком подчёркивать слово «парни», чтобы быть честной с Чарли.
— Я подумал, может быть, этот Майк Ньютон… ты сказала, что он дружелюбный.
— Он просто друг, папа.
— Хотя да, ты слишком хороша для них всех. Подождём, может, в колледже встретишь кого-то подходящего, — наверное, каждый отец мечтает, что дочь покинет дом до того, как взыграют гормоны.
— Неплохая мысль, — согласилась я, устремляясь к лестнице.
— Спокойной ночи, солнышко, — сказал он мне вслед. Наверняка весь вечер будет бдительно следить, чтобы я не сбежала.
— Увидимся утром, папа, — угу, увидимся, когда ты в полночь прокрадёшься в мою комнату для проверки.
Совершив над собой нечеловеческое усилие, я постаралась плестись вверх по лестнице медленно и устало. Захлопнула за собой дверь и на цыпочках бросилась к окну. Открыла его и наклонилась, внимательно обшаривая взглядом ночную тьму.
— Эдвард? — прошептала я, чувствуя себя полной идиоткой.
Ответом мне был тихий смех за спиной:
— Да?
Я повернулась и потрясённо схватилась за горло.
Он лежал на моей кровати: широкая улыбка, руки закинуты за голову, ноги скрещены, — воплощение расслабленности.
— Ох! — выдохнула я и опустилась на пол.
— Прости, — он сжал губы, пытаясь скрыть веселье.
— Дай мне минуту. Кажется, надо сердце перезапустить.
Он очень медленно поднялся, словно стараясь не испугать меня снова. Потом наклонился, протянул длинные руки, схватил меня за плечи, словно ребенка, и посадил рядом с собой на кровать.
— Почему бы тебе не присесть рядом со мной, — предложил он, накрыв мою руку своей. — Как сердце?