Я молчала, не в силах выговорить ни слова.
— А знаешь, ты им понравилась, — оживлённо сказал он. — Особенно Эсме.
Я оглянулась и обнаружила, что огромная комната опустела.
— Куда все делись?
— Полагаю, со свойственной им проницательностью оставили нас наедине.
Я вздохнула.
— Им я понравилась. Но Розали и Эмметт… — я умолкла, не зная, как выразить свои сомнения.
Он нахмурился.
— Не беспокойся по поводу Розали, — сказал он, настойчиво глядя мне в глаза. — Она одумается.
Я скептически поджала губы:
— А Эмметт?
— Ну, он, конечно, считает меня безумцем, но ничего не имеет против тебя. Он пытается урезонить Розали.
— И что же её так расстраивает? — не уверена, что хочу знать ответ.
Он глубоко вздохнул.
— Розали больше всех нас страдает из-за того… кто мы. Ей тяжело пережить тот факт, что в нашу тайну проник посторонний. И она немного ревнует.
— Розали ревнует ко мне? — недоверчиво спросила я. Невозможно представить мир, в котором некто, столь ошеломляюще прекрасный, как Розали, может иметь хотя бы один повод ревновать к кому-нибудь вроде меня.
— Ты человек, — он пожал плечами. — Она хотела бы тоже оставаться человеком.
— О, — пробормотала я, всё ещё оглушённая. — Хотя, даже Джаспер…
— Это моя вина, — сказал он. — Я говорил тебе, что Джаспер выбрал наш образ жизни недавно. И я попросил его сохранять дистанцию.
Я вздрогнула, поняв причину этой просьбы.
— Эсме и Карлайл?.. — быстро спросила я, чтобы не дать ему заметить.
— Счастливы, если счастлив я. На самом деле, Эсме не встревожилась бы, даже если бы у тебя обнаружился третий глаз и перепончатые лапы. Всё это время она ужасно за меня беспокоилась. Боялась, что, когда Карлайл превратил меня, я был слишком юн и потому недополучил что-то очень существенное. Сейчас же она в экстазе — просто задыхается от удовольствия каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.
— Элис, кажется… в восторге.
— У Элис свой взгляд на вещи, — неохотно проговорил он.
— И ты не собираешься мне это объяснять, да?
С минуту мы разговаривали, без слов. Он понял — я знаю, что он скрывает от меня какую-то тайну. Я поняла — он не готов открыть её. Не сейчас.
— А о чём говорил тебе Карлайл?
Он сдвинул брови:
— Ты заметила, не так ли?
— Конечно, пожала плечами я.
Прежде чем ответить, он несколько секунд задумчиво смотрел на меня.
— Сообщил мне кое-какие новости. И не знал, решу ли я поделиться ими с тобой.
— А ты поделишься?
— И даже считаю себя обязанным сделать это. На ближайшие несколько дней — или недель — я намерен окружить тебя самой непробиваемой защитой. И не хотел бы выглядеть в твоих глазах этаким тираном.
— Что-то случилось?
— Пока ничего страшного. Просто Элис увидела, что скоро у нас тут появятся чужаки. Они знают, что мы здесь, и любопытствуют.
— Чужаки?
— Да… конечно, они не такие как мы… в смысле охоты. Возможно, они вообще не войдут в город. Но я собираюсь не выпускать тебя из виду всё время, пока они будут здесь.
Я вздрогнула.
— Ну, наконец-то, разумная реакция, — пробормотал он. — А то я уже засомневался, есть ли у тебя вообще инстинкт самосохранения.
Я пропустила этот выпад мимо ушей и отвернулась, бесцельно блуждая глазами по комнате.
Он проследил за моим взглядом.
— Не то, чего ты ожидала, верно? — спросил он с некоторым самодовольством в голосе.
— Да, — признала я.
— Никаких гробов, по углам не прибиты черепа, я даже не уверен, есть ли у нас паутина… Ты, должно быть, крайне разочарована, — продолжал он насмешливо.
Я проигнорировала его поддразнивания.
— Здесь так много пространства и света.
— Это единственное место, где мы можем быть собой, — ответил он очень серьёзно.
Он доиграл мою песню, завершив её минорным аккордом. Последняя нота болезненно прозвенела в тишине.
— Спасибо, — прошептала я и смущённо вытерла внезапно повлажневшие глаза.
Он коснулся уголка моего глаза и подхватил пропущенную мной слезинку. Задумчиво осмотрел капельку влаги на кончике своего пальца. А потом очень быстрым движением — так что я даже не поняла, не почудилось ли оно мне — положил палец в рот, чтобы попробовать слезу на вкус.
Я вопросительно воззрилась на него, он ответил долгим пристальным взглядом и, наконец, улыбнулся.
— Хочешь осмотреть дом?
— Никаких гробов? — пожелала убедиться я, старательно пряча под сарказмом лёгкую, но искреннюю тревогу.
Он рассмеялся, взял меня за руку и вывел из-за рояля.
— Никаких гробов, — пообещал он.
Поднявшись по массивной лестнице (по пути я не отрывала руки от гладких отполированных перил), мы оказались в длинном холле, стены и пол которого были обшиты деревянными панелями медового цвета.
— Комната Розали и Эмметта, кабинет Карлайла, комната Элис, — комментировал он, пока мы проходили мимо дверей.
Он собирался пройти дальше, но я намертво застыла в конце холла, недоверчиво уставившись на странное украшение, висевшее на стене у меня над головой. Эдвард хмыкнул, потешаясь над моим недоумением.
— Можно смеяться, — сказал он. — Это своего рода ирония.
Я не засмеялась. Машинально подняла руку, словно собираясь прикоснуться к большому деревянному кресту, тёмный цвет которого контрастировал с более светлым тоном стены. Я не дотронулась до него, хоть и любопытно было проверить, действительно ли это древнее дерево настолько шелковистое на ощупь, каким кажется на вид.
— Он, наверное, очень старый, — догадалась я.
Он пожал плечами.
— Примерно тридцатые годы семнадцатого века.
Я отвернулась от креста и уставилась на Эдварда.
— А почему вы его здесь держите?
— Ностальгия. Эта вещь принадлежала отцу Карлайла.
— Он коллекционировал древности? — с сомнением предположила я.
— Нет. Он сам его вырезал. Крест висел на стене над кафедрой проповедника в приходе, где служил отец Карлайла.
Боясь, что лицо выдаст испытываемое мной потрясение, я вновь подняла взгляд на крест и быстро сосчитала в уме — этой вещи более трёхсот семидесяти лет. Повисло молчание, пока я мучительно пыталась свыкнуться с таким возрастом.
— Ты в порядке? — тревожно спросил он.
— Сколько лет Карлайлу? — спросила я тихо, не ответив и по-прежнему глядя вверх.
— Недавно отметил свой триста шестьдесят второй день рождения, — сказал Эдвард. Я повернулась к нему, вопросы переполняли меня.
Он внимательно наблюдал за мной.
— Карлайл родился в Лондоне, в сороковых годах семнадцатого века, как он полагает. Тогда не запоминали даты, по крайней мере, обычные люди. Впрочем, известно, что произошло это до начала правления Кромвеля.
Под его пристальным испытующим взглядом я постаралась сохранить непроницаемое выражение лица. Это проще сделать, если не пытаться поверить его словам.
— Он был единственным сыном англиканского пастора. Мать умерла при родах. Отец его был крайне нетерпимым человеком. Когда протестанты пришли к власти, он фанатично преследовал католиков и представителей других религий. К тому же он твёрдо верил в реальность злых сил, охотился на ведьм, оборотней и… вампиров, — на последнем слове я замерла. Он наверняка заметил, но не подал виду.
— Они сожгли огромное количество невинных людей. Конечно, настоящих существ, которых он искал, не так легко поймать. Когда пастор состарился, он возложил ответственность за облавы на своего послушного сына. Первым чувством, которое испытал Карлайл, было разочарование — в отличие от своего отца он не был склонен к скоропалительным обвинениям и не видел демонов в обычных людях. Но он был умён и настойчив, и, в конце концов, выследил клан вампиров, прятавшихся в канализационной системе города и выходивших на охоту по ночам. В те времена, когда чудища были не просто персонажами из мифов, многие из них так и жили.
— Конечно, люди вооружились вилами и факелами, — он мрачно усмехнулся, — и устроили засаду на том месте, где Карлайл заранее выследил выходящих на поверхность монстров. И, наконец, появился один.
Его голос звучал всё тише, мне пришлось напрячь слух.
— Наверное, он был очень стар, к тому же ослабел от голода. Почувствовав человеческий запах, он криком на латыни предупредил своих и побежал по улице. Карлайл возглавил преследование как самый молодой и быстрый — ему было 23 года. Монстр легко мог скрыться, но, видимо, был голоден, и потому остановился и бросился в атаку. Сначала он напал на Карлайла, но тут их догнали остальные, так что чудовищу пришлось защищаться. Он убил двоих и удрал, захватив с собой третьего. А Карлайл истекал кровью, лёжа на мостовой.
Он помолчал. Я почувствовала, что он мысленно подправляет эту историю, пытаясь что-то скрыть от меня.
— Карлайл знал, как поступит его отец. Тела требовалось сжечь — все, кто соприкоснулся с монстром, должны быть уничтожены. Карлайл действовал инстинктивно, спасая свою жизнь. Он отполз в сторону, с дороги толпы, продолжавшей погоню за демоном и его жертвой. Спрятался в подвале, зарылся в гниющий картофель и провёл там три дня. Просто чудо, что он сумел удержаться от криков и не выдать себя. А потом, когда всё закончилось, он осознал, во что превратился.
Не знаю, что он прочёл на моём лице, но вдруг резко оборвал свою речь и спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Всё хорошо, — заверила я. И хотя я в нерешительности прикусила губу, он заметил горящее в моих глазах любопытство и улыбнулся.
— Полагаю, ты хотела бы задать несколько вопросов?
— Ну да, пару-другую.
Улыбка его стала шире, сверкнули белоснежные зубы, и он за руку повёл меня обратно.
— Тогда вперёд. Я всё тебе покажу.
16. Карлайл
Он проводил меня обратно, к комнате, которую назвал кабинетом Карлайла. Перед дверью чуть помедлил.
— Входите, — вежливо пригласил Карлайл. Эдвард распахнул дверь в помещение с высоким потолком и огромными окнами, выходящими на запад. Стены были обшиты все теми же деревянными панелями тёмного оттенка — по крайней мере, там, где их было видно. Основное пространство стен было занято поднимающимися выше моей головы книжными стелла