— Ты — просто подарок, Белла.
— Ты тоже, — засмеялась я. Мой смех звучал странновато, но он не обратил внимания. Мне было так стыдно его обманывать, что еще чуть-чуть — и я последовала бы совету Эдварда и рассказала ему, куда и с кем поеду на самом деле. Еще чуть-чуть.
После обеда я свернула высохшие вещи и закинула в сушилку следующую партию.
К несчастью, эта работа занимала руки, но не голову, и мой разум, оставшись без дела, начал выходить из-под контроля. От исступленного предвкушения, граничащего с настоящим страданием, я незаметно сползала к приступам коварного страха, подтачивавшего мою отвагу. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что я приняла решение и не намерена от него отступаться. Я то и дело доставала из кармана его маленькую записку и впивалась глазами в два коротких слова, написанных его рукой. Он хочет, чтобы я берегла себя, чтобы со мной ничего плохого не случилось, снова и снова говорила я себе. Мне надо просто верить в то, что это желание в конце концов победит все остальные. И что мне еще оставалось — выбросить его из своей жизни? Я этого не выдержу. Мне иногда казалось, что, с тех пор как я приехала в Форкс, все мое существование сосредоточилось вокруг него.
Но тоненький голосок где-то в глубине сознания волновался: интересно, если все это… плохо кончится, мне будет очень больно?
Даже этот бесконечный вечер подошел к тому моменту, когда можно было без особого внутреннего протеста отправиться спать. Я понимала, что едва ли смогу уснуть из-за нервного напряжения, и сделала то, чего никогда не делала раньше. Я приняла лекарство от простуды, которое обычно вырубало меня на добрых восемь часов. Подобные поступки были мне совершенно несвойственны, но я подумала, что завтрашний день и так будет сложным, так не хватало еще и носом клевать от недосыпа.
В ожидании, когда начнет действовать лекарство, я разгладила свои чистые волосы до идеально прямого состояния и прикинула, что я завтра надену. Наконец, все было готово, и я легла в постель. Меня била нервная дрожь от перевозбуждения. Тогда я встала, порылась в коробке из-под обуви, где хранила свои диски, и нашла сборник ноктюрнов Шопена. Я включила музыку и снова легла в постель, старательно расслабляя по очереди разные части тела. Где-то в середине этого упражнения навалилась сонливость, и я с охотой провалилась в забытье.
Благодаря лекарству я спала крепко, без снов. Проснулась я довольно рано и, хотя хорошо отдохнула за ночь, тут же вернулась во вчерашнее состояние лихорадочного перевозбуждения. Я очень быстро оделась, разгладила воротничок на шее и поправила бежевый свитер так, чтобы он красиво лег поверх джинсов. Затем тайком бросила взгляд в окно, чтобы убедиться, что Чарли уже уехал. Тонкие ватные тучки бежали по небу, но вряд ли они явились всерьез и надолго.
Я съела завтрак, не чувствуя вкуса пищи, и в спешке вымыла посуду. Я снова выглянула в окно, но там ничего не изменилось. Только-только я почистила зубы и уже собиралась спуститься вниз, как раздался тихий стук в дверь. Мое сердце начало с глухим стуком биться о ребра.
Я подлетела к двери и не сразу справилась с простым замком. Наконец, дверь распахнулась — он стоял на пороге. При взгляде на его лицо лихорадочное возбуждение тут же испарилась, и на меня нахлынуло ощущение покоя. Я вздохнула с облегчением — когда он был рядом, вчерашние страхи казались такими дурацкими.
Когда я открыла дверь, вид у Эдварда был мрачноватый, но, стоило ему взглянуть на меня, как его лицо просветлело.
— Доброе утро! — со смехом произнес он.
— Что случилось? — я посмотрела вниз, чтобы убедиться, не забыла ли я чего-нибудь важного, например, застегнуть джинсы.
— Мы одинаковые, — он снова засмеялся.
Я вдруг заметила, что на нем тоже длинный тонкий бежевый свитер, из-под которого высовывался белый воротничок рубашки, и синие джинсы. Я смеялась вместе с ним, скрыв укол тайной досады: ну почему только он выглядел при этом, как модель на подиуме?
Он пошел к пикапу, а я закрыла дверь на замок. Он ждал меня возле пассажирской двери с мученическим выражением на лице — нетрудно было догадаться, почему.
— Сделка есть сделка, — самодовольно напомнила я, залезая на водительское сидение и открывая ему замок двери. — Куда едем?
— Пристегнись — а то я уже нервничаю.
Я бросила на него уничижительный взгляд и подчинилась.
— Куда едем? — повторила я со вздохом.
— Сто первое шоссе, на север, — скомандовал он.
Было невероятно трудно сконцентрироваться на дороге, ощущая его взгляд на своем лице. Я в отместку ехала еще осторожнее, чем обычно, по мирно спящему городку.
— Ты рассчитываешь выбраться из Форкса до темноты?
— Мой пикап вполне может приходиться твоему «Вольво» дедушкой — имей уважение, — отрезала я.
Несмотря на его скептицизм, мы вскоре покинули пределы Форкса. Мелколесье и поросшие мхом толстые стволы деревьев пришли на смену домам и газонам.
— Поверни направо, на сто десятое, — выдал он ровно в тот момент, когда я собиралась спросить. Я молча подчинилась.
— А теперь прямо, пока не кончится асфальт.
Я услышала в его голосе легкую насмешку, но слишком боялась вождения по пересеченной местности, чтобы воевать с ним за право уверенно смотреть свысока.
— А что там дальше, когда кончится асфальт? — спросила я.
— Тропинка.
— Мы что, пойдем пешком? — слава богу, я надела кроссовки.
— А это что, проблема? — кажется, он ожидал чего-то подобного.
— Нет, — я постаралась врать уверенно. Но если уж он думает, что мой пикап еле тащится, то что он подумает обо мне?..
— Не волнуйся, там всего километров восемь, а время у нас есть.
Восемь километров. Я не ответила, чтобы он не услышал, как мой голос дрожит от страха. Восемь километров по неровной тропинке, где ждут в засаде толстые древесные корни и непрочно лежащие камни, чтобы вывернуть мне лодыжки или как-нибудь еще покалечить. Впереди маячила масса унижений.
Некоторое время мы ехали в молчании, так как я мысленно настраивала себя на то, как пережить весь этот ужас.
— О чем ты думаешь? — нетерпеливо спросил он через некоторое время.
Я снова солгала.
— Думаю о том, куда мы едем.
— В одно мое любимое место — я часто там бываю в хорошую погоду.
Мы одновременно посмотрели на тающие в небе облака.
— Чарли сказал, что сегодня будет тепло.
— Ты сказала Чарли, куда собираешься? — спросил он.
— Нет.
— Но Джессика думает, что мы вместе едем в Сиэтл? — ему явно нравилась эта идея.
— Нет, я сказала ей, что ты из-за меня не поехал, и это, кстати, правда.
— И никто не знает, что ты уехала со мной? — теперь уже сердито.
— Ну, это… Ты же, кажется, сказал Элис?
— Ты просто умница, Белла! — бросил он.
Я сделала вид, что не слышала.
— У тебя что, началась суицидальная депрессия от жизни в Форксе? — мое молчание только раззадорило его.
— Ты сказал, что у тебя могут быть проблемы… оттого, что нас часто видят вместе, — напомнила я.
— Так ты заботишься о том, чтобы у меня не было проблем, если ты не вернешься домой? — теперь в его голосе помимо гнева звучал еще и едкий сарказм.
Я кивнула, не отрывая глаз от дороги.
Он пробормотал что-то чуть слышно, причем так быстро, что я не смогла разобрать.
Всю оставшуюся дорогу мы молчали. Я чувствовала тяжелые волны яростного осуждения, исходящие от него, и не могла придумать, что сказать.
Асфальтовая дорога закончилась, переходя в тонкую пешеходную тропу, помеченную деревянным указателем. Я припарковалась на узкой обочине и вышла из машины. Мне было не по себе — он был сердит на меня, а мне некуда было спрятать глаза, потому что больше не нужно следить за дорогой.
Стало совсем тепло. Наверное, это был самый теплый день в Форксе с тех пор, как я сюда приехала. Было влажно, почти душно. Я стянула свитер, радуясь, что под ним была легкая рубашка, и завязала его узлом на талии.
Я услышала, как грохнула его дверь и, оглянувшись, увидела, что он тоже снял свитер. Он стоял спиной ко мне и смотрел на непроницаемую стену леса позади пикапа.
— Нам сюда, — сказал он и оглянулся на меня через плечо — в глазах еще сверкала досада. Он сделал пару шагов по направлению к лесу.
— А тропинка? — в моем голосе звучал неприкрытый ужас. Я быстро обошла пикап, чтобы не отстать от него, и спросила:
— Мы не по тропинке пойдем?
— Не бойся, со мной не потеряешься.
Он еще раз обернулся, на этот раз с насмешливой улыбкой, и я подавила восхищенный вздох. Его белая рубашка без рукавов была расстегнута, и гладкая белая кожа шеи без помех перетекала на мраморные контуры груди. Великолепные мускулы, обычно лишь смутно видневшиеся под одеждой, теперь явились взору во всей красе. Он слишком хорош, поняла я, почувствовав, как меня пронзает отчаяние. Разве может это богоподобное создание быть предназначено для меня?
Сбитый с толку моим несчастным лицом, Эдвард внимательно смотрел на меня.
— Ты хочешь домой? — спокойно спросил он, и мука, так непохожая на мою, прозвучала в его голосе.
— Нет.
Я подошла к нему ближе, не желая терять ни секунды драгоценного времени, которое судьба позволила мне провести с ним рядом.
— Что случилось? — мягко спросил он.
— Я — плохой ходок. Тебе придется запастись терпением, — тоскливо призналась я.
— Я могу быть терпеливым — ценой неимоверных усилий, — он улыбнулся, ловя мой взгляд и стараясь вытащить меня из состояния необъяснимого внезапного уныния.
Я попыталась улыбнуться в ответ, но получилось неубедительно. Он вгляделся в меня еще пристальнее.
— Я отвезу тебя домой, — пообещал он.
Я не поняла, намерен он сделать это вообще или прямо сейчас. Ему, очевидно, казалось, что я сама не своя от страха. Как удачно, что я была единственным человеком, чьи мысли он не мог читать!
— Если ты хочешь, чтобы я прошла восемь километров сквозь эти джунгли до заката солнца, пора выступать, — ядовито сказала я. Он сдвинул брови, пытаясь расшифровать мой тон и тайный смысл этих слов.