На сей раз действительность превзошла все ожидания. Перед ней был сильный, открытый, красивый и явно влюбленный и не скрывающий этого мужчина, и она не испытывала и тени смущения. Все шло как надо. Все было прекрасно. Антон подхватил ее сумку, и они поднялись на яхту. Иллюминаторы двух кают, на юте и в средней части судна, были зашторены, а рубка и верхняя палуба погружены в легкий серебристый утренний туман.
— Погода портится? — спросила с опаской Алена.
— Узнаю москвичку! — засмеялся он. — Эти ваши вечные опасения, что солнце скроется, а муравейник закроется… Нет, Алена, просто еще очень рано. Но погода будет просто отличная. Я обещаю. Ты не завтракала?
— Нет, конечно. Я еле проснулась. Такая рань не для меня. Я вообще-то сова.
— Тогда пройдем на камбуз, я тебя ждал и приготовил вот только что крепкий кофе и гренки с сыром. Чувствуешь аромат?
— Еще бы! Мне уже даже есть захотелось. Наверное, это морской воздух так действует.
— Да, и способствует здоровому образу жизни. Здесь даже курить не хочется, хотя и можно. Это вечная проблема в Лос-Анджелесе. Тут все помешались на запрете курения, мне иногда это страшно мешает. Работа у меня, как ты понимаешь, нервная. Кому, как не врачам, знать о вреде курения, но почему-то мы почти все курим. А ты?
— Иногда. Под настроение. Но здесь и в самом деле не хочется.
— Пойдем, я сначала покажу тебе твою каюту, а потом — кофе.
Они прошли через кормовую каюту, небольшую, но очень уютную, и Антон показал ей кают-компанию, обставленную шкафами из светлого дерева, с выложенным отбеленными досками полом, покрытым индейским ковром ручной работы. Были там и мягкие удобные диваны с пестрыми этническими подушками, и круглый небольшой стол. На полках шкафов вперемежку лежали книги, какие-то немыслимые раковины, морские старинные приборы, сверкающие начищенной медью, назначения которых Алена не знала.
Позавтракав, она пошла переодеться в купальник, чтобы позагорать на верхней палубе. Яхта уже отчалила от пирса и устремилась по синей глади к розовеющему горизонту. Туман уже рассеялся, и солнце обрушилось на палубу внезапно, но так яростно, что даже легкий ветерок не остужал его горячих лучей. Это было великолепно. Вот так, растянувшись, лежать в шезлонге и отдаваться солнцу, океану, наполненному запахом йода воздуху и… грезам. «Можно! — сказала себе Алена. — Здесь можно все!»
— Смотри не обгори, — услышала она голос Антона.
Он стоял, склонившись над ней, и держал в руке флакончик с маслом для загара.
— Ой! Я и забыла!
— Ты позволишь намазать тебе спину?
— Конечно. Даже попрошу об этом.
Она встала, он разложил кресло так, чтобы можно было лечь, и Алена опустилась на это пружинящее ложе, распустив на спине бретельки от лифчика. Ее обнаженная кожа вдруг покрылась мурашками в предвкушении его прикосновений.
— Замерзла? — тихо сказал он, положив ладони на ее плечи.
— Нет… просто…
— Ничего не говори, просто наслаждайся. Он нанес пахнущее миндалем масло на ее спину и принялся его втирать нежными круговыми движениями. От его рук, как показалось Алене, исходили поистине волшебные флюиды. Каждая ее клеточка вибрировала, а он гладил ее плечи, постепенно спускаясь все ниже, пока не дошел до плавного изгиба ее талии. Его руки немного задержались, будто в раздумье, но она вся подалась к нему, и его пальцы скользнули под бикини, слегка приспустив узкую полоску трусиков, обнажая ее непокрытые загаром ягодицы.
— Ты здесь такая светлая… Не хочешь, чтобы загар был везде ровным? — прошептал он. В его голосе почувствовалось мимолетное смущение и сдерживаемая страсть.
Она только чуть слышно простонала в ответ. Антон расценил это так, как она и хотела. Он осторожно спустил ее купальник, нанес масло на упругие ягодицы, на ноги, массируя их. А потом, когда напряжение стало почти невыносимым, он принялся дразнить кончиками пальцев шелковистые завитки на ее лобке. Она извивалась и стонала все громче. Он просунул руку ей под живот и притянул ее к себе, давая больше пространства. Его пальцы переместились ниже и обнаружили скользкое блаженство. Алена буквально истекала чувственным соком, как перезревший экзотический плод.
— Я хочу тебя ласкать так, чтобы ты забыла все на свете, ты так прекрасна… — прошептал он, касаясь губами ее шеи, отводя в сторону спутавшиеся волосы. Она откинула назад голову и повернулась к нему лицом. Антон провел губами по ее дрожащим губам, словно вкушая их аромат, их сладость. И когда створки ее губ приоткрылись и впустили его нетерпеливый язык, он скользнул пальцем глубоко внутрь ее. Это вторжение заставило ее вскрикнуть, а все ее мышцы напряглись. Он дал волю чувствам, в которых сливались воедино внимание к ней, страсть, несказанная радость от того, что он доставляет ей такое наслаждение. Антон почти благоговейно прикасался к ее набухшим соскам, а она, отбросив стыдливость и все остальные чувства, отдалась страсти. Он настойчиво подводил ее к самому пику наслаждения, продлевая ее сладкие муки, и с началом первых спазмов резко погрузил палец внутрь ее тела, почувствовав, как его захватывают ритмично сжимающиеся тиски. Он держал ее в своих объятиях, пока не спали эти пульсирующие волны. На глазах ее выступили слезы восторга и благодарности.
— А ты? — спросила она дрогнувшим голосом.
— У нас впереди еще так много времени, дорогая. Ты — потрясающая женщина. Я не удивлюсь, если и наш друг Богородский это заметил.
— Что? — Она резко села на разложенном шезлонге и нашарила рукой лежавшие рядом трусики.
— Что с тобой? — вскинул он брови. — Почему ты так среагировала на мои слова? Что-то не так? Я имел в виду, что не заметить такую женщину и не увлечься ею просто невозможно. А…
— Ты… прости. Я поняла.
— Алена, — посмотрел он ей в глаза, — у тебя возникли какие-то проблемы?
— Да. Но я тебе не хотела говорить об этом сейчас. Зачем портить отдых?
— Но если ты все будешь держать в себе и не будешь со мной откровенна, то отдых уж точно будет испорчен. В чем дело?
— Пожалуйста, принеси что-нибудь выпить. — Она облизнула сухие губы.
Он ушел, и она перевела дыхание, быстро натянув купальник и пригладив волосы. Надо ему сказать все. Теперь или никогда. «Теперь», — решилась Алена. Он вернулся с двумя бокалами мартини, в которых плескались маленькие оливки.
— Это подойдет?
— Вполне.
Он уселся прямо на палубу, скрестив босые ноги в обрезанных до колена джинсах. Она невольно обратила внимание на его узкие, изящные ступни и рельефные мускулистые икры. На его обнаженном до пояса теле перекатывались мышцы, но не перекачанные, в нем все было в меру, все гармонично. Он откинул со лба влажную прядь волос.
— Ну, я тебя слушаю. Внимательно. Ты знаешь, от врача, как от священника, ничего не скрывают.
— Ты еще адвоката вспомни, — улыбнулась она.
— Ну, считай, что я — твой адвокат. Защитник, значит.
— Дело в том, что у меня возникли… непростые отношения с Андреем.
— Понятно, — нахмурился Антон, — ты была с ним…
— Нет! Это не то, что ты думаешь! — Она поняла, что лучше слукавить. — Просто он поставил меня в сложное положение, пользуясь своей властью. Ты же знаешь, он — владелец нашего телевизионного канала. А потом… Я бы все поняла. Но он пригрозил, что если я увлекусь тобой, то он отложит операцию Кати, просто не даст на нее денег. И я промолчала. Я хотела сразу же позвонить тебе. Это было в тот вечер, когда мы ужинали во французском ресторане.
— Ну и дела! — присвистнул он. — Я, конечно, знаю, что он за человек, но такое… Что же ты делаешь с мужчинами, Алена? Ладно, не обижайся. — Он погладил ее по руке. — Знаешь, ты мне зря не позвонила. Мы могли бы решить твою проблему раз и навсегда.
— Но как?!
— Неужели же ты думаешь, что все зависело только от него? И что я не помог бы девочке, если бы он отказал в деньгах? Господи! Бред какой-то! Он поймал тебя. Аленушка, дорогая, я вовсе не завишу от Богородского так, как ты могла подумать. Да, мы пока партнеры. Но это только пока он не сделал ничего дурного. Но теперь… Я даже не знаю, как дальше с ним работать? Нет, не думай, ему и в голову не придет меня уволить. Но мне самому будет неприятно. Хотя я так привык к нашему госпиталю, ко всему персоналу. Там работают отличные ребята, настоящие профессионалы. А я консерватор. Трудно привыкаю к месту и трудно его меняю. Ты не представляешь, сколько душевных сил мне стоило перебраться в Штаты! Меня ведь приглашали не раз и не два. А я все не мог сдвинуться с места. Меня и теперь зовут, самые разные больницы меня приглашают и здесь, и в Европе. Так что без работы я в любом случае не останусь. Но, но, но…
— Прости, Антон, я не должна была тебя этим загружать. Получается, приехала какая-то незначительная московская звездочка, простая журналистка, никто, по здешним меркам, и вот уже пошли какие-то волны по устоявшейся поверхности. Зачем это тебе? И… зачем мне?
Он ничего не ответил. Просто поставил на палубу свой бокал, взял у нее ее недопитый мартини, поставил рядом, а потом нежно коснулся ее губ, глядя ей в глаза.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — прошептала она.
— А что такого я должен знать? Алена, я знаю только одно, что влюбился в тебя, как мальчишка, как только увидел. Ты пришла такая серьезная, такая деловая! А потом я увидел, как ты озабочена малышкой, как сочувствуешь всем этим больным, как внимательна и тактична, как понравилась нашим медсестрам, которые тоже влюбились в тебя с первого взгляда. Ты никогда не замечала, как воздействуешь на людей? Тебя хочется любить и быть абсолютно уверенным, что ты достойна любви больше, чем кто бы то ни было. Неужели ты этого не понимаешь? Для этого вовсе не надо изучать твою биографию. Я что, ФСБ? Стану интересоваться «порочащими тебя связями»? Да мне на все наплевать. Ты здесь. Со мной. И мне больше ничего не нужно.
— Но что же мне делать? Как вернуться на виллу?
— А кто тебе сказал, что это необходимо?