Юрий Минаевич распоряжался запросто:
— Ну что, по оперативчику? Если тут никто не против, выпьем за жену мою Галину и дочечку Полину.
— Береги жену, Юра. Нам, служивым людям, покой в семье — как тыл для фронта, — поддержал Василевский, у которого, как знал Максим, любовница недавно родила второго сына.
Выпили за хозяев. Едва дождавшись, пока официанты снова наполнят рюмки, солидный гость в роговых очках провозгласил свой тост:
— А я, товарищи, хочу выпить за Россию. И за президента. Может, здесь кому-то это не понравится…
Ему возразили сразу несколько голосов:
— Конечно, выпьем! Стоя! За Россию!
— За веру, царя и отечество! — браво выкрикнул дядя Юся, делая знак официантам. И тут же с потолка и стен грянули литавры государственного гимна — Максим даже не сразу понял, что звук идет из спрятанных в стенах динамиков. Он поднялся вместе с остальными и выпил вина, ощущая себя персонажем повестей писателя Сорокина. Впрочем, чувство это было ему не ново. Он заметил только, что Глеб Румянцев остался либерально, с вызовом сидеть на месте.
Гимн отыграл, сменившись скрипками Вивальди, застучали по тарелкам вилки и ножи, завязались разговоры между соседями.
— Галя, — спрашивала хозяйку немолодая гостья, — скажи мне, зачем у тебя иконы по всем углам висят?
— Как зачем? — удивлялась та. — Мы же православные люди. Я, например, всю жизнь верила.
— Галя, ты всю жизнь верила в деньги!
За столом смеялись, хозяйка обижалась.
— Нужны новые механизмы социальной фильтрации, — рассуждал солидный гость. — Надо соединить православные законы и все хорошее, что было в советской морали. Ведь принципы-то общие: не укради, не пожелай чужого, не завидуй, не ленись.
Галина махала руками на Глеба:
— Только не начинай про Украину! Я уже не могу, у меня сердце надрывается от этих ужасов!
Одним взглядом кипучих глаз Юрий Минаевич заставил жену замолчать:
— У нас один путь. Надо выращивать новую, свою элиту. Из наших детей.
— Да все ваши дети, — Глеб Румянцев ткнул пальцем в Максима и Кристину, — живут и учатся в Европе! Какая им, к черту, советская мораль?!
— Вы тоже обучались за границей, Максим? — любезно поинтересовалась хозяйка.
— Считается, что я учился в Манчестерском университете.
Та хмурилась непонимающе:
— Считается? А на самом деле?
— Лучше всего я помню занятия, которые проходили в местных барах.
— А, это шутка! — ее силиконовые губы раздвинулись, обнажая десны и два ряда идеальных зубов.
— Петр Великий тоже за границей обучался, — гнул свою линию философ в очках. — Чтобы бить врага его оружием!
— Ну расскажи еще про жидо-масонский заговор! — кипятился Глеб.
Юрий Минаевич смеялся, и его показное добродушие как-то неприятно волновало.
Хозяйка заботливо подкладывала на тарелку Максима гусиный паштет, сырные рулеты, фаршированные икрой и крабами. Кристина молча улыбалась, у нее все же было чувство такта. Впрочем, Максим и сам не участвовал в разговоре. Спорить только ради того, чтобы поспорить, он не любил.
Когда обед закончился, хозяин пригласил мужчин в свой кабинет. Кристина осталась с женщинами за столом. Проходя мимо, он услышал, как она говорит хозяйке:
— Вот это кольцо мне подарил Максим на помолвку.
— Сверкашечка! — одобряла пожилая дама. — Якутский?
Хозяйка с видом эксперта разглядывала кольцо:
— Я прочитала, что в каждом бриллианте заключена частица мировой души. Поэтому они так притягивают. Я могу целый день просто сидеть и смотреть на бриллианты.
Дядя Юся снова приобнял Максима за плечо:
— Ты вообще каким спортом увлекаешься?
— Никаким. Немного теннис, лыжи…
— А боевые? Мужику бывает полезно подраться, ощутить командный дух.
— Зачем? — спросил Максим, встречая взгляд его рачьих безбровых глаз с голыми веками.
— Ты молодой, понятно. Думаешь, главное в жизни — деньги. Только это ерундистика. Запомни, в любом деле главное — люди. У деда твоего была команда. Отец собрал вокруг своих. Кстати, как он там? Слышал, прихватил себе поляну Коваля?
Про авантюриста, финансового мошенника и соперника отца в личных делах Майкла Коваля, погибшего больше года назад, Максим знал слишком мало, отец никогда не говорил о нем. Но по легковесному тону дяди Юси можно было догадаться, что тот весьма интересуется этим вопросом.
— У отца все в порядке, насколько я знаю. А насчет его дел лучше спросить у него.
Василевский подошел, очевидно, расслышав знакомое имя:
— Не обижаешь молодого? Хорош? Отцовская порода! И чего про Майкла Коваля?
— Да говорю, вот кто был по части покера, — дядя Юся похлопал Максима по плечу. — Ты давай осваивай. Покер, преферанс. Психология важнее всего. В каждом человеке есть точка слабости, надо учиться ее цеплять.
— Дайте мне точку опоры и я переверну мир!
— Иногда возьмешься за эту опору, а она тебя так хряпнет, что не успеешь отскочить, — встрял в разговор Марков.
Глеб Румянцев и гость в роговых очках вяло продолжали спорить о судьбах страны. Василевский нашел довольно меткое сравнение: мол, на Западе к России относятся как к кишечнику. Признают, что этот орган важен для организма, но брезгливо морщатся, когда кишечник позволяет себе высказываться. Глеб возражал, что голос из задницы никого не волнует, главное, чтобы оттуда не летели снаряды. Марков уже пересчитывал карты — собирались «расписать пулю до тридцати». Максим попрощался с хозяином и пошел искать жену.
В главном холле возле окна Кристина держала за вырез платья размякшую Аглаю, которая пошатывалась и, словно танцуя, топала по мраморному полу ногами, обутыми в индийские сандалии.
— Я была на Тибете! Я познала буддаяну! Алмазный путь, сияющее осознавание!
— Зачем ты напилась? Зачем ты нас позоришь?!
Увидев Максима, Кристина кинулась к нему:
— Макс, сделай что-нибудь! Эта сумасшедшая сломала микрофон для караоке, избила Веру! Я говорила ей не пить, не позорить нас у людей!
Аглая шагнула к Максиму, пьяно усмехаясь:
— Ну сделай со мной что-нибудь, она же просит!
— Мы едем домой, — сказал Максим и крепко взял сестру жены за руку выше локтя.
— А голливудский поцелуй? Он поможет нам понять друг друга.
Максим взглянул на Аглаю, она притихла.
В машине выяснилось, что сестра жены в зале для караоке затеяла спор и драку с бывшей одноклассницей, и только вмешательство охраны спасло обеих от увечий. При этом Аглая успела наговорить обидных вещей всем знакомым, включая хозяйку.
— Что с ней делать? Я чуть не провалилась со стыда! — причитала Кристина.
— Это мне за вас стыдно, тупые клуши! Вы все, и эта овца Полина, и ее мамаша, и дядя Юся… Ты что, не видишь, они нас позвали, чтоб узнать, когда наш папа наконец умрет от рака! Если б ты знала, как все они ждут его смерти, ты бы не орала на меня!
Кристина качала головой:
— Знаю, они злые. Но все равно не позволительно так себя вести на людях!
— Какие они люди? Человек — это сознание, это духовное существо! Людей сожгли в Одессе! Люди гибнут на Донбассе! Там не важно, сколько у твоих родителей бабла, там сразу видно, что ты можешь предъявить. А вы все, кто тут, — зажравшиеся свинорылые мажоры! Меня тошнит от вашей фальши, я просто блюю!..
— Я тоже духовное существо, — обиделась Кристина. — Да, я мало читаю, потому что мне некогда. И потом женщина не должна быть слишком умной. У нее другое предназначение.
Аглая начала икать, одновременно продолжая спор:
— Какое? Перебирать свои брюлики? Клеить ногти? Переводить икру на говно? У тебя же мозг не больше наперстка! Тебя одну обслуживают сто человек, тебе даже подмышки самой лень брить — ты в салон едешь!.. Даже простая курица полезней, чем ты! Она хоть яйца несет!
— Я тоже, — чуть не плача, Кристина оглянулась на Максима. — Я тоже… буду… Я беременна!
Новость застала Максима врасплох — он почти не вникал в спор сестер, размышляя над словами Юрия Минаевича и Владлена. Повернувшись к жене, он вопросительно поднял брови.
— Я хотела сказать, когда уже будет видно, мальчик или девочка, и чтобы не сглазить, — бормотала она виновато. — Бывает выкидыш на первых неделях. Еще никто не знает, только крестная. Максик, у нас будет ляля!
Максим выругался про себя. Он был уверен, что жена предохраняется — пьет таблетки, принимает еще какие-то свои женские меры, чтобы не забеременеть. Она говорила об этом после свадьбы, он помнил, что видел в шкафу для полотенец, рядом с витаминами и аспирином, упаковки ее лекарств. Но спрашивать об этом сейчас было совсем уж нелепо.
Аглая тоже растерялась в первую минуту, затем начала пьяно хохотать:
— Ляля! Это просто вынос мозга… У них будет ляля! Самое тупое, что я слышала сегодня!
Кристина все еще смотрела на Максима и улыбалась заискивающе, виновато. Лицо ее в эту минуту было некрасивым, но человеческим, на глазах выступили слезы. Максим все еще не понимал, почему перспектива стать отцом оказывает на него столь гнетущее воздействие, но постарался справиться с собой:
— Хорошо. Я очень рад.
— Он рад! Ты хоть слышишь его голос! — взвизгнула сестра жены.
— А ты, если не заткнешься, сейчас вылетишь из машины и пойдешь пешком! — прикрикнул Максим. — И запомни: больше ты никуда с нами не поедешь. И про войну в Донбассе не тебе рассуждать. Я еще займусь твоими делами, учти. Поговорю с твоим отцом.
Все замолчали. Даже водитель напрягся затылком. Кристина вздохнула и прижалась к Максиму всем своим тощим тельцем. Он нехотя обнял ее, осознавая, откуда явились паника и страх. Еще не родившийся ребенок отнимал у него свободу, словно обматывал вокруг горла свою пуповину, уже навсегда связывая его с чужой нелюбимой женщиной, которую случай, а может быть, судьба назначили ему в жены.
Левон
Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.