Георгий отхлебнул чая, глядя по сторонам:
— Можно и не пахать. Есть еще вариант все отнять и поделить заново. Самый эффективный метод ведения бизнеса.
— Это ты про Володю? — Василевский блеснул глазами. — Говорят, ты про него много чего знаешь? Старые дела, скелеты на чердаке?
Георгий поднял брови, изображая недоумение:
— О чем ты говоришь? Володя — друг простых людей и гордость нации.
Василевский натужно рассмеялся.
За соседним столом завтракали живущие в том же отеле официальные делегаты; кажется, прислушивались к их разговору. Нахальные турецкие чайки подлетали к окнам и стучали клювами в стекло, требуя свою долю прибыли.
Чайки нравились Георгию. Как и Стамбул, вышедший встречать новый мировой порядок в заплатанном халате. Позевывая, хозяин словно пояснял своим ученым гостям, что он весьма интересуется инновациями и прогрессом, но пока еще никто не разубедил его в том, что мир стоит на трех черепахах, имя которым — гордыня, алчность и похоть.
Игорь прилетел пятичасовым рейсом. Договорились, что после завершения переговоров они вдвоем останутся в Стамбуле еще на пару дней. Георгий собирался переехать в другую гостиницу, подальше от Владлена и делегатов, поближе к минаретам и фонтанам. Но выяснилось, что найти адекватную замену не так просто, лучшие номера забронированы, к тому же Игорь успел посмотреть на сайте отеля фотографии бассейна и турецких бань.
Прежде равнодушный к одежде, в последний год парень начал следить за модой. Ему шли все эти тесные пиджаки, узкие брюки, повязанные итальянским узлом шарфы. Но голый он был так хорош, что Георгий после короткого бурного секса не хотел отпускать его, снова целовал, гладил, рассматривал изгибы мышц и сухожилий, снова возбуждался, ощущая под своей ладонью горячее биение его мужской плоти. Полоса обид и подозрений прошла, близость их опять сделалась безумной и разнузданной. Поводя лопатками, парень жаловался:
— Дядечка, вы меня уже совсем, — он добавлял непристойное слово.
— Ничего, я доплачу, — говорил Георгий, опрокидывая его на спину.
— Ага, все вы обещаете, а потом из вас и десять баксов не выжмешь.
Приходил и стучал в дверь Василевский. К нему тоже приехала любовница Марина, они собирались гулять по городу, пойти в ночной клуб. «Не открывай, — шептал Игорь, знаками показывая, что не хочет вылезать из постели. — Давай никуда не пойдем».
Они все же спустились в халатах на нулевой этаж, к бассейну. В мужской раздевалке Георгий едва отделался от медоточиво любезного финансового аналитика, который тянулся к Игорю взглядом и всем телом, словно младенец к витрине кондитерской.
В бане потели и отдувались официальные лица, которые успели осточертеть Георгию за четыре дня переговоров. На них с Игорем поглядывали с осуждением. Было свое удовольствие в том, чтобы прямо встречаться с завистливым взглядом очередного блюстителя корней и традиций. Обыватель, даже голый, всегда импотент, лицемер и ханжа, рассуждал Георгий при невольном созерцании чужих пупков и распаренных ступней.
Немолодые, непривлекательные, ожиревшие или узкогрудые, в полуголом виде мужчины и женщины разных племен выглядели в большинстве своем неаппетитно. Европейская привычка к совместному принятию гигиенических процедур явно не шла на пользу укреплению семьи. Эти благочинные оргии лишали тело эротизма. Легитимная нагота теряла свой сакральный смысл в угоду медицинскому или научно-исследовательскому.
Сам Георгий пока без отвращения смотрел на себя в плавках: загар, побритая грудь, прямая спина. С началом финансовой войны он как-то забыл думать о приближающейся немощи. Напротив, те десять — пятнадцать лет активной жизни, которые были у него в запасе, казались бесконечно долгим сроком.
В бассейне довольно бодро, в одном темпе с Игорем, он одолел стометровку, дал себе отдохнуть на спине, понырял и поднялся по никелированной лестнице прежде, чем начал уставать. Мальчик остался на своей дорожке, и какое-то время Георгий наблюдал, как он взметает брызги, мерно взмахивая длинными руками.
В соляной пещере, оккупированной супружеской четой почтенных немцев, с которыми он пару раз завтракал за одним столом, Георгий сам засмотрелся на долговязого парня в голубых плавках. Прислушиваясь к болтовне старухи, тот весьма откровенно улыбался в ответ, и вся теория новой европейской сексуальности летела к черту. Нагота молодого стройного тела и здесь, среди обезличенных общей некрасивостью тел, волновала и притягивала взгляд.
Homo sapiens за три-четыре тысячелетия присвоил сексуальной связи слишком много побочных смыслов. При помощи искусства и религии человек переместил простое, приятное и необходимое занятие в область столь сложных коммуникаций, что постепенно запутался в этой паутине, как муха. В самом прогрессивном обществе секс по-прежнему оставался закрытой темой для обсуждения. Вокруг секса разрослась идеология унижения и доминирования, он стал пищей для тщеславия и политического шантажа. Насколько проще стало бы существование, если бы люди могли отказаться от оценочных категорий в области сексуального. В конце концов высокая мораль ничего общего не имела с заглядыванием под чужие простыни.
Георгий даже усмехнулся про себя: «У тебя вагон проблем, а в голове одна ебля». В баре он заказал апельсинового сока, и, словно по заказу, перед ним вырос старик с обвислым животом, с налипшими на плоское темя волосами и складчатым, дряблым, как скисшее тесто, лицом.
— Георгий Максимович, рад лицезреть. Пришел погреть свой ревматизм, а тут знакомое лицо. Приятное место, вы не находите?
Это был известный в Петербурге сводник по прозвищу Китаец. Он поставлял клиентам юношей всех возрастов и цветов кожи, путешествовал в поисках заказов и товара. Старик без предисловий развернул свою лавочку:
— У меня для вас чудесный гид по местным достопримечательностям. Молодой атлет, голубые глаза, прекрасные параметры… Имеются и прочие оригинальные решения.
Игорь заглянул в бар.
— О, так вы со своим самоваром? Как Адриан с прекрасным Антиноем, — Китаец изобразил что-то вроде воздушного поцелуя. — Сколь благородное постоянство!
— Я в номер, — сказал мальчик, и лицо его приобрело то замкнутое и хмурое выражение, которого Георгий так не любил.
— Уже? Не зайдешь в хамам? Там хорошо.
— Не хочется, — ответил он коротко.
— Ладно, я с тобой, — решил Георгий.
В лифте Игорь косился в сторону, в номере занялся выкладыванием вещей из чемодана.
— Эй, — окликнул Георгий, — что опять? Если ты думаешь, что я заказывал у Китайца новых парней, ты весьма переоцениваешь мои возможности.
— Финансовые?
Георгий подошел и взял его за подбородок:
— Игорь, я люблю тебя страстно, как тигр. Я уже давно не трахаю никого, кроме тебя. Но если я узнаю, что ты мне наставляешь рога с каким-нибудь заказчиком, я убью его штопором. А тебя посажу в мешок и сброшу с Литейного моста, под которым глубина составляет двадцать два с половиной метра.
— А если не с заказчиком? — спросил он, нервно улыбаясь.
— Я не шучу.
Они снова оказались в постели, потом вышли поужинать в ресторане неподалеку, погода стояла чудесная. На фоне глубокого темного неба светились острия минаретов. Стамбул окружал их цветами и зеленью. На завтра было назначено подписание протокола о намерениях с турецкими партнерами, во второй половине дня всей компанией, с Владленом и Мариной, собирались покататься на катере по Босфору. Возвратившись в номер, сразу легли. Георгий провалился в сон, как в теплую воду.
Утром в дверь постучали. Сквозь занавески струился бледный, еще сумеречный свет. В полусне Георгий протянул руку, чтоб удостовериться, что Игорь здесь, рядом, не растворился в мороке, не взят живым на небеса. Что весь он, горячий, отзывчивый, пахнущий медовым яблоком, принадлежит ему.
Но за дверью их сторожил карлик в безрукавке из лисьего меха, похожий одновременно на карту таро и на трансвестита по прозвищу Азиатский Сапфир. На его обнаженных руках переплетались сложные узоры татуировки — цветы, животные, готические буквы. Девиз древних алхимиков «Solve et Coagula». На калмыцком лице застыло выражение злой надменной силы. Он поднес к губам изогнутый рог. «Что это? — спросил Георгий во сне. — Предупреждение? Тайный знак?»
Поднявшись с постели, пару минут он отчетливо помнил плоское лицо блуждающего духа, серебряный рог, лисью безрукавку. Впрочем, это, кажется, была тигриная шкура. Затем сон вылетел из головы.
Игорь повернулся в постели, сбрасывая простыню. Георгий наклонился к нему:
— Я уехал.
— Не уходи, — пробормотал мальчик сонно.
Василевский стукнул в дверь: «Ты готов? Жду внизу!»
— Я вернусь часа через три, — сказал Георгий, не думая о том, что расстояния от точки «а» до точки «б» в древнем городе измеряются не километрами, а волей судьбы.
Blow up
Хватит ли у тебя мужества залезть со мной в печку, а потом в дымовую трубу? Там-то уж я знаю, что делать!
Сквозь дремоту Игорь слышал шум воды в ванной. Голос Василевского позвал из коридора: «Ты готов?»
— Я уехал, — произнес Георгий.
Игорь хотел задержать его, обнять на прощанье, но снова провалился в сон, в котором он видел, как Георгий превращается в морское животное. Его рот и легкие наполнялись соленой влагой, взгляд стекленел. Синяя кровь напитывала дорогое сукно костюма, белоснежный ворот сорочки. Игорь хотел окликнуть его, но голос не слушался, липкий язык прирос к небу. Настойчиво звонил телефон. Солнце успело прожарить комнату и постель. Марина, любовница Василевского, которая прилетела к Владлену вчера, требовала, чтоб Игорь немедленно вставал и шел в ресторан на завтрак. Для них была заказана экскурсия по городу, прогулка на катере по Босфору. Мужчины обещали вернуться к пяти часам.
Ветер шевелил занавеску. Морская даль на горизонте сливалась с небом. Игорь чувствовал жаркую истому и легкость внутри своего тела, с которым Георгий вчера управлялся, как с отбивной на разделочной доске, — мял, шлепал, поворачивал. Вспоминая об этом, Игорь закусил губу, сдерживая улыбку. Тут же вспомнилось неприятное — две вчерашние встречи, Равиль Маисович и Винсент.