По словам Эрнеста, была еще одна влиятельная сила, имеющая и мотивы, и ресурсы для покушения. В Лондоне отец занимался финансовыми операциями, не связанными с интересами холдинга. Всех подробностей юрист не знал, но мог предполагать, что дело касается наследства погибшего на Сицилии Майкла Коваля. Здесь были замешаны бизнес-партнеры двух покойных русских олигархов. Эрнест знал, что интерес к выморочным капиталам Коваля проявляет и Владлен Василевский, связанный с Департаментом экономической безопасности ФСБ. Марков тоже находил странным, что Василевский оказался в другой машине, хотя он должен был уехать со встречи вместе с отцом.
После двухчасового обсуждения было решено: дядя Саша Марков летит в Стамбул, чтобы прояснить детали покушения на месте, остальные делят сферы ответственности. Казимир должен связаться с Осипенко, который работал когда-то начальником службы безопасности у деда, а теперь вернулся в Следственный комитет. Марков обещал подключить к расследованию свои ресурсы. Эрнест садился готовить справку о встречах отца в Лондоне. Максим поехал к тестю.
Помощник сообщил, что у Владимира Львовича есть только полчаса между заседаниями и что Максима ждут на Охотном Ряду, ему заказан пропуск. Пожилая секретарша встретила его в приемной и проводила в депутатскую столовую. Максим не ожидал, что разговор состоится за обедом, в окружении жующих челюстей и сальных губ, но тесть не предложил ему выбора. Владимир Львович осторожно ел суп, брезгливо осматривая содержимое каждой ложки.
— Если бы ты был моим сыном, — сказал он, тщательно пережевывая разваренные овощи, — я бы дал несколько советов, полезных в данных обстоятельствах. Но ты сын своего отца, а Георгий имел… имеет свой взгляд на события.
— Отец в реанимации, и я собираюсь принимать решения самостоятельно, — возразил Максим.
— Но ты же пришел ко мне? — пожал плечами Владимир Львович. — Возьми что-нибудь. Котлеты, компот. Суп отвратительный.
— Спасибо, я пообедал. Я пришел узнать, что вы думаете об этом. Если вы что-то знаете.
Владимир Львович задумчиво жевал:
— Я знаю то же, что и ты.
Максим смотрел в его одутловатое больное лицо, пытаясь залезть ему в голову и понять, почему он так равнодушен к происходящему, хотя покушение на отца уже обрушило акции компании и возбудило кредиторов. Возможно, политик знал о подготовке взрыва, возможно, одобрил его или даже сам дал поручение. Подперев щеку рукой, тесть со скукой заговорил:
— Собственно, если тебе интересно мое мнение, я могу сказать, что думаю. Твоему отцу оформили пропуск в морг, а ты бежишь к чужому дяде и спрашиваешь, что тебе делать.
Максим заставил себя проглотить унижение. Тесть всегда соблюдал с ним дистанцию, как с посторонним и малознакомым человеком. Но теперь эта холодность приобрела почти демонстративный характер.
— Если бы я с уверенностью знал, кто это сделал…
Владимир Львович перебил его:
— Ты не хочешь открыть салон педикюра?
Максим расшифровал его иносказание: «Или действуй, или ищи себе другое занятие».
— Я не думаю, что в жизни только две альтернативы, — сдерживая раздражение, произнес Максим. — Или салон педикюра, или убивать всех, кто мне не нравится.
Тесть отставил тарелку, промокнул салфеткой рот:
— Хочешь убивать тех, кто тебе нравится?
Максим не стал делать вид, что ему смешно. Он чувствовал себя так скверно, как, наверное, никогда раньше. Почему-то только сейчас он отчетливо понял, что отец и в самом деле может умереть, оставив его один на один со всеми проблемами мира.
— Спасибо, что уделили время, — сказал он тестю, поднимаясь из-за стола.
— Дешевый зехер, — пробормотал Владимир Львович.
— Что?
— Дешевый понт, — повторил тесть и тоже поднялся.
Вместе они вышли из столовой. На ходу политик говорил, не глядя на Максима.
— Запомни, пока ты — никто. Просто сын Измайлова, хороший парень, у которого есть влиятельные друзья. Они готовы заплатить за тебя в ресторане. И предложить тебе начать политическую карьеру. Они уже обещали сделать тебя президентом? По крайней мере, вице-спикером Госдумы?
Максим вспомнил разговор с Юрием Минаевичем.
— Сейчас речь не обо мне, — возразил он.
— Нет, речь о тебе. Ты приехал покорять Москву и до сих пор ждешь, что золотые яблоки так и будут сыпаться с неба. Но здесь за все нужно платить. Когда тебя гасят лицом об стол, ты можешь сделать две вещи. Остаться хорошим парнем и открыть салон педикюра. Или надо отвечать по понятиям.
Возвращаясь в офис, Максим тяжело обдумывал слова тестя. Владимир Львович так просто толкал его к преступлению, словно предлагал посильнее ударить по теннисному мячу. Максим представлял волнистую челку и сочные губы Глеба Румянцева, ямочку на круглом подбородке. Тот был любовником Ларисы, Максим всегда вспоминал об этом с легким отвращением, как будто, лежа в постели, прикасался к чужому нечистоплотному телу. Конечно, Глеб был способен организовать покушение в другой стране, чтобы спрятать концы, запутать и затянуть расследование. Причин к устранению отца у него было вполне достаточно.
Если завтра Глеба застрелят на выходе из ресторана, а Курышев провалится на снегоходе под лед, можно будет представить все эти случаи как цепь покушений на верхушку холдинга. Марков или Владлен Василевский наверняка знали, где взять специалистов для такой работы. Но сама идея убийства не нравилась Максиму. Пугала не рациональной опасностью попасть в тюрьму или стать жертвой шантажа, скорее глубинным трепетом перед смертью. Внутренним чутьем он понимал, что, отняв чужую жизнь, навечно поселит в своей душе сосущего червя возмездия. Но тесть был прав. Если ничего не предпринять, отца снова попытаются убить. А после и самого его прихлопнут, как досадливую муху.
Сравнивая себя с отцом, Максим думал, что тому наверняка приходилось физически устранять врагов и конкурентов, хотя он не знал ни одного подтвержденного случая. Даже с семьей Сирожей, которые упекли его в тюрьму и отняли бо́льшую часть бизнеса, отец разошелся бескровно. Феодальный мир отца, где при всей жесткости нравов ценились преданность, дружба и верность, отличался от мира Румянцевых, Курышевых и Владимира Львовича. Понятия чести не имели хождения в обществе, где властвовали деньги, подлость и опережающий удар. Максим пока не знал, готов ли перейти границу между этими двумя мирами. Но разрешить гамлетовскую дилемму — убить или не убить — он должен был сам. Помочь тут не мог ни Саша Марков, ни Василевский, ни тесть, ни Бог.
В офисе Максим включил телефон, увидел пару десятков пропущенных звонков и сообщений. Секретарша, взятая на место прежней нерасторопной дочки начальника финотдела, распечатала для него стопку писем. Красивая длинноногая брюнетка, она чем-то напоминала Катю, модель, с которой Максим встречался до женитьбы и, возможно, встречался бы до сих пор, если бы она не переспала со всеми его приятелями.
— Анжела, — он перекатил ее имя во рту, словно раскусывая приторно-сладкий леденец. Ангелина, Снежана, Карина, Кристина — вычурные имена почему-то всегда доставались женщинам глупеньким и тщеславным. — Зайдите ко мне в кабинет.
Пока она зачитывала письма, Максим разглядывал ее всю, с ног до головы, представляя, как подходит к ней сзади, проводит ладонью по ее гладким волосам. Можно было пригласить ее в ресторан. Или просто снять номер в гостинице. Или прямо сейчас отвести ее в тесную гардеробную, обнять, нашарить грудь под блузкой. Он видел, что грудь у нее маленькая и уже немного обвислая, наверняка с черными сосками. Он давно не занимался сексом с женой, так и не завел любовницы, и сейчас тяжелое возбуждение поднималось от колен до живота. Он не знал, есть ли у Анжелы муж, дети. Собственно, он ничего не хотел о ней знать. Хотел только обнять ее и почувствовать влажное тепло внутри ее тела.
Думать о том, что отца положат в гроб и закопают в землю, было слишком тягостно, и Максим гнал от себя эти мысли. Но смерть словно держала его за шиворот и трясла как щенка, требуя ответа на свои вопросы.
— Что им ответить, Максим Георгиевич? — спросила Анжела.
«Анжела, я не люблю свою жену, у меня давно не было женщины. Мой отец умирает. Мой тесть хочет, чтобы я стал убийцей. Мне трудно и страшно. Помоги мне. Обними, пожалей меня», — произнес он мысленно, и ему сделалось стыдно за то, что он расклеился, как баба.
Трахнуть секретаршу ему хотелось просто в отместку за унижение, только что пережитое в депутатской столовой. Он отпустил ее, заметив, что в уголках накрашенного рта изобразилось разочарование.
Эрнест прислал список фондов, к которым имел отношение Коваль. Максим взял распечатки с собой. Выйдя из кабинета, он спустился на второй этаж и зашел в отдел кадров. Начальница вскочила при его появлении, не слишком убедительно изображая сочувствие.
— Максим Георгиевич, какое страшное несчастье! Мы все потрясены.
— Я по другому вопросу, — он увидел, как жадное любопытство на лице служащей скисает в простоквашу. — Замените мне секретаршу. Не надо больше присылать фотомоделей, найдите профессионального человека постарше.
Начальница кивнула понимающе.
Казимир Петрович, как и обещал, приставил к Максиму охрану, вооруженным людям выписывали пропуска. Дожидаясь, пока они закончат, Максим позвонил жене. Кристина плакала — ей сообщила о случившемся Галина, жена Юрия Минаевича. Слухи по Москве распространялись быстро.
Богомол
К оружию следует прибегать в последнюю очередь, когда другие средства окажутся недостаточны.
Марьяна ни минуты не винила себя в том, что произошло с Георгием. Она помнила шаманку, костер, иглу и куклу без лица, которая представлялась ей то Измайловым, то его любовником, которого она теперь ненавидела привычно, уже без всяких самооправданий. Однако в действенность заклинаний она отказывалась верить. Мысль о собственной смерти пугала ее, и связь магического ритуала с реальными событиями она отвергла сразу, как уже