Ленину не хотелось продолжать разговор, казавшийся ему ненужным.
— Вы самый жестокий член партии. Конечно, большевики часто чересчур добродушны, а мы иногда должны применять силу. Так что вы нужны в руководстве партии. И вы умелый организатор − тоже редкость среди нашей безалаберной публики. Но скажу вам по-дружески: вы наживете себе много врагов. А вы, я смотрю, человек одинокий. Без большого круга сторонников, без надежных друзей и единомышленников, без тех, кто вас поддержит…
Его слова звучали как предупреждение.
Сталин выслушал его внимательно. Произнес уверенно:
— Друзья будут. А врагов я не боюсь. Ненавидеть тоже надо уметь. Знаете, какое для меня лучшее наслаждение? Наметить врага, подготовиться, отомстить как следует, а потом пойти спать. Я умею ждать. Так что рано или поздно врагов у меня не останется.
Подошла озабоченная Надежда Константиновна Крупская:
— Володя, мы с Маняшей присмотрели тебе зимнее пальто с каракулевым воротником, шапку-ушанку, теплые перчатки и шерстяную вязаную кофту. Надо бы поехать купить, пока есть. Зима ожидается холодная.
Вечером Ленин и Крупская заехали к старой знакомой — Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.
— Как же вы добрались так поздно? — удивилась она. — Вероятно, трамваи-то уже и не ходят.
Владимир Ильич, быстро вошедший во вкус своего нового положения, удивился ее наивности:
— Какая вы чудачка — мы на машине приехали.
Революция любви не помеха
Первое заседание большевистского правительства происходило в Смольном, в кабинете Ленина, где за некрашеной деревянной перегородкой поместили телефонистку и машинистку. Первыми явились Троцкий и Сталин, которых никто бы не решился назвать друзьями. Воцарилось неловкое молчание. Лев Давидович и Иосиф Виссарионович не знали, о чем говорить. Но тут выяснилось, что еще один министр пришел раньше их.
Из-за перегородки доносился сочный бас признанного вождя балтийцев Павла Дыбенко. Он разговаривал по телефону с командированной в Финляндию − налаживать отношения с местными революционерами — Александрой Михайловной Коллонтай. Разговор, как поняли Троцкий со Сталиным, носил скорее нежный характер. Двадцатидевятилетний чернобородый матрос, веселый и самоуверенный гигант, сблизился незадолго перед тем с Коллонтай, женщиной аристократического происхождения, владеющей полудюжиной иностранных языков и старше его на полтора десятка лет.
Коллонтай, член ЦК большевистской партии и член Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, с первого взгляда влюбилась в матроса Павла Ефимовича Дыбенко, председателя высшего выборного коллектива военных моряков — Центрального комитета Балтийского флота. Она нашла мужчину, которого искала всю жизнь. Инженеры, ученые, профессиональные революционеры, все, кто прошел через ее постель, могли только красиво говорить. А он умел любить женщину.
Когда большевики взяли власть и они оба вошли в правительство, Коллонтай назначили наркомом государственного призрения, Дыбенко — наркомом по морским делам.
Любовная история внутри первого советского кабинета министров породила множество сплетен в партийных кругах. Сталин, который до того времени ни разу не вел личных разговоров с Троцким, подошел к Льву Давидовичу и сказал хихикая:
— Это он с Коллонтай, с Коллонтай…
Его жест и его смешок показались Троцкому неуместными и невыносимо вульгарными, особенно в этот час и в этом месте. Лев Давидович ответил сухо:
— Это их дело.
Лицо Сталина сразу изменилось, и в желтоватых глазах появились искры враждебности. После этого заседания они уйдут, еще менее симпатизируя друг другу, чем прежде.
За оборону Петрограда, который едва не взяли белые, политбюро постановило отметить Троцкого недавно учрежденным орденом Красного Знамени. Постановление Всероссийского Центрального исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов от 20 ноября 1919 года гласило:
«В ознаменование заслуг тов. Л.Д. Троцкого перед мировой пролетарской революцией и Рабоче-крестьянской Красной Армией РСФСР Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановил: наградить Л.Д. Троцкого орденом Красного Знамени.
Товарищ Лев Давидович Троцкий, взяв на себя по поручению ВЦИК задачу организации Красной Армии, проявил в порученной ему работе неутомимость, несокрушимую энергию. Блестящие результаты увенчали его громадный труд.
Товарищ Троцкий руководил Красной Армией рабочих и крестьян не только из центра, но неизменно переносил свою работу на те участки фронта, где задача была всего труднее, с неизменным хладнокровием и истинным мужеством идя наряду с героями красноармейцами навстречу опасности.
В дни непосредственной угрозы красному Петрограду товарищ Троцкий, отправившись на Петроградский фронт, принял ближайшее участие в организации блестяще проведенной обороны Петрограда, личным мужеством вдохновлял красноармейские части на фронте под боевым огнем».
И тут же председатель Моссовета Лев Борисович Каменев, который в отсутствие Ленина вел заседание политбюро, предложил отметить орденом и Сталина.
— За что? — спросил простодушный председатель ВЦИК Михаил Иванович Калинин. — За что Сталину орден, не могу понять?
Менее наивные члены политбюро только переглянулись. В перерыве Николай Иванович Бухарин, главный редактор «Правды», принялся вразумлять Калинина:
— Как же ты не понимаешь? Это Ильич придумал: Сталин не может жить, если у него нет чего-нибудь, что есть у другого. Он этого не простит.
Конфликт между Троцким, который покинул наркомат иностранных дел и возглавил Красную армию, и Сталиным быстро созрел, и в него вовлекались другие видные фигуры.
Выпускник юридического факультета Петербургского университета и поклонник изящной словесности, сам не чуждый литературного труда Вячеслав Рудольфович Менжинский в 1919 году возглавил особые отделы при ВЧК, которые должны были бороться с контрреволюцией и шпионажем в армии и на флоте.
Так появилась военная контрразведка, которая ввиду высокого положения и авторитета председателя Реввоенсовета республики и народного комиссара по военным и морским делам Льва Троцкого поначалу находилась под контролем Реввоенсовета. Менжинский докладывал о работе особых отделов, о ситуации в армии (и не только в армии) не своему непосредственному начальнику — председателю ВЧК Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому, а Троцкому. Он был куда более важной фигурой, чем Дзержинский.
Троцкий вспоминал, как Менжинский появился в его вагоне с докладом по делам особых отделов в армии. Закончив с официальной частью визита, он стал мяться и переминаться с ноги на ногу с вкрадчивой улыбкой, которая у его собеседников вызывала одновременно тревогу и недоумение. Спросил председателя Реввоенсовета:
— Знаете ли вы, что Сталин затеял против вас сложную интригу?
— Что? — спросил Троцкий в совершенном недоумении, так как был далек тогда от каких бы то ни было мыслей или опасений такого рода.
— Да, он внушает Ленину и еще кое-кому, что вы группируете вокруг себя людей специально против Ильича…
— Да вы с ума сошли, Менжинский, — высокомерно и самоуверенно бросил Троцкий, — проспитесь, пожалуйста, а я разговаривать об этом не желаю.
Начальник особых отделов ушел, перекосив плечи и покашливая.
Часть втораяМладший вождь становится зрелым
Кабинет Ленина
Политическая жизнь страны сосредоточилась в двух служебных кабинетах.
В одном — у себя в Кремле − сидел в кресле смертельно усталый и очевидно нездоровый Ленин. Он работал из последних сил. Глаза больные, лоб потный, он постоянно вытирал его платком. Действовала только левая рука. Правая, пораженная параличом, бессильно лежала на ручке кресла. Всякое усилие давалось ему с большим трудом. Но Владимир Ильич не хотел на покой.
По другому кабинету — в здании ЦК партии на Воздвиженке (потом аппарат переехал на Старую площадь) — с трубкой в руке расхаживал бодрый и веселый Сталин в новеньком френче. Трубку он держал в левой руке, которая с детских лет плохо сгибалась и разгибалась. Ничего тяжелее трубки он левой рукой держать не мог. Зато правой он действовал крайне энергично.
Присев за стол, Сталин принялся заполнять анкету. В графе «Образование» написал: окончил духовную семинарию. И пометил: православную. Он только в одном завидовал Ленину − русский и дворянин. А ему-то еще придется доказывать, что он свой.
Искры, воспламенявшие страну, поочередно высекались то в одном, то в другом служебном кабинете.
В разгар Гражданской войны, 17 декабря 1919 года, Надежда Константиновна Крупская получила телеграмму от Татьяны Филипповны Крупской, жены двоюродного брата, с отчаянным призывом о помощи: «Надюша, Владимир Ильич, муж лежит в госпитале в Эстонии, сообщил бежавший коммунист, обмен пленных возможен, выручайте, дорогие. Жду ответа, послала заказное письмо».
Эстония, взявшаяся за оружие, к тому времени уже отделилась от советской России. Надежда Константиновна передала записку мужу со своим комментарием: «С Григорием я говорила, но обмен пленными зависит, вероятно, не от него, скажи кому надо, чтобы выменяли Шуру на эстонца».
Григорий — это Григорий Евсеевич Зиновьев, старый друг ленинской семьи, а в ту пору член политбюро, хозяин Ленинграда и всего Северо-Запада. Крупская аккуратно приписала имя-отчество своего родственника: «Александр Александрович, имя жены его: Татьяна Крупская, адрес: Мариенбург, Петроградская губерния, Мариенбургская ул., дом 4».
Ленин, исполняя просьбу жены, обратился к человеку, чью надежность и исполнительность высоко ценил, — к Эфраиму Марковичу Склянскому, заместителю Троцкого в Реввоенсовете Республики и наркомате по военным и морским делам:
«т. Склянский!
Это — родственник моей жены. Кому и как дать телеграмму (составьте проект)».
Советская власть пустила в ход все рычаги, и родственника Надежды Константиновны вызволили из неволи. 5