— А кто же эти шпионы? — изумленно спросил Фадеев.
Сталин улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых некоторые люди падали в обморок и которая, как Фадеев знал, не предвещала ничего доброго.
— Почему я должен вам сообщать имена этих шпионов, когда вы обязаны были их знать? Но если вы уж такой слабый человек, товарищ Фадеев, то я вам подскажу, в каком направлении надо искать и в чем вы нам должны помочь. Во-первых, крупный шпион ваш ближайший друг Петр Павленко. Во-вторых, вы прекрасно знаете, что международным шпионом является Илья Эренбург. И наконец, в-третьих, разве вам не было известно, что Алексей Толстой — английский шпион? Почему, я вас спрашиваю, вы об этом молчали? Почему вы нам не дали ни одного сигнала?
Иногда даже Фадеева охватывал ужас. Комсомольский писатель Марк Борисович Колосов, который много лет был близок к Фадееву, рассказывал:
— Саша пришел. Выпил, но немного. И вдруг, зарыдав, упал на пол. Он повторял: «Не могу… больше не могу».
Сочинский бильярд
Николай Александрович Дыгай, бывший котельщик Таганрогского металлургического завода, после войны, в 1947 году, был назначен министром строительства военных и военно-морских предприятий. Его вызвали в Сочи на доклад.
Скучавший в одиночестве Сталин оставил министра обедать, затем пригласил сразиться на бильярде. Дыгай выиграл три партии подряд. Сталин посмотрел на него тяжелым взором и сказал:
— Правильно мне докладывают, что вы плохо строительством руководите. Все шары катаете!
У министра сердце ушло в пятки, руки затряслись, и он стал проигрывать. Тут Сталин и говорит:
— И строительством плохо руководите, и в бильярд играть не умеете…
Торт от Лаврентия Павловича
Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, любимец Сталина, был приглашен на ближнюю дачу.
Официантки приносили еду, ставили закуски на один стол, супы — на другой стол. Все приглашенные подходили и брали что хотели. По ходу застолья Пономаренко пошел что-то положить в тарелку, вернулся на свое место и почувствовал, что уселся на нечто мягкое и скользкое. Обомлел, сидел и не решался встать. Все отправились курить на террасу, и руководитель Белоруссии остался за столом один.
Его позвал Сталин − присоединяйтесь.
Пономаренко робко объяснил:
— Я во что-то сел.
Сталин подошел, взял его за локоть и поднял.
Позвал Берию:
— Лаврентий, иди сюда. Когда ты кончишь свои дурацкие шутки? Зачем подложил Пономаренко торт?
Хитрый парень из Совмина
«Сидели у т. Сталина часов до семи утра, — вспоминал заместитель главы правительства Вячеслав Александрович Малышев. — Пели песни, разговаривали. Тов. Сталин много рассказывал о своей жизни и, в частности, провозгласил тост «за стариков, охотно передающих власть молодым, и за молодых, охотно принимающих власть».
Во время войны Сталин поставил Малышева во главе наркомата танковой промышленности. Отличал его даже больше, чем Дмитрия Федоровича Устинова. Сделал Малышева заместителем главы правительства и членом президиума ЦК КПСС. Дал ему погоны генерал-полковника, золотую звезду Героя Социалистического Труда, четыре ордена Ленина, две Сталинские премии.
Малышев в присутствии вождя лишнего себе не позволял. Сталин это заметил:
— Э-э… машиностроители малолитражками пьют! Не годится!
Взял два рога, подошел к Малышеву, налил в роги вина и предложил с ним выпить. Выпили. От такой «порции» у заместителя главы правительства перед глазами все поплыло. Сталин рассмеялся:
— Он хитрый парень, хитрый!
Выпить не возбранялось.
Коллега Малышева по правительству Анастас Иванович Микоян, ведавший торговлей и пищевой промышленностью, объяснил линию партии:
— Почему шла слава о русском пьянстве? Потому, что при царе народ нищенствовал, и тогда пили не от веселья, а от горя, от нищеты. Пили, именно чтобы напиться и забыть про свою проклятую жизнь. Достанет иногда человек на бутылку водки и пьет, денег при этом на еду не хватало, кушать было нечего, и человек напивался пьяным. Теперь веселее стало жить. От хорошей и сытой жизни пьяным не напьешься. Весело стало жить, значит и выпить можно, но выпить так, чтобы рассудка не терять и не во вред здоровью.
Хотите меня отравить?
Адмирал Иван Степанович Исаков, начальник главного морского штаба, удостоился чести ужинать у Сталина в кремлевской квартире. Они вдвоем шли по коридорам. На каждом повороте — охранник, деликатно отступавший в проем, как бы упуская из глаз проходящих, но на самом деле передававший их глазами другому охраннику, который стоял у следующего поворота и в свою очередь передавал дальше.
Адмиралу не по себе стало. Он возьми и брякни:
— Скучно тут у вас…
— Почему скучно? — удивился вождь.
— Да вот — за каждым углом…
— Это вам скучно, — ответил Сталин, — а мне не скучно: я иду и думаю, кто из них в меня выстрелит. Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь.
Сталин любил пошутить со своими врачами. Поинтересовался у одного из них:
— Скажите, доктор, вы читаете газеты?
— Конечно, Иосиф Виссарионович.
— Какие же газеты вы читаете?
— Центральные — «Правду», «Известия».
— Вы думаете, это газеты печатают для вас? — изумлялся Сталин. — Вы же умный человек, доктор, и должны понимать: в них нет ни слова правды…
Несчастного доктора охватил ужас. Он не знал, что сказать. Вождь наслаждался растерянностью врача. Вдруг спросил его:
— Доктор, скажите, только говорите правду, будьте откровенны: у вас временами появляется желание меня отравить?
От испуга и растерянности доктор и вовсе не знал, что ответить. Посмотрев на него внимательно и, убедившись, что этого человека ему опасаться не следует, Сталин добавил:
— Я знаю, вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете. Но у меня есть враги, которые на это способны.
Никогда здесь не хлопайте!
Перед началом каждого пленума ЦК члены высшего руководства по традиции собирались в комнате президиума рядом со Свердловским залом. Обыкновенно Сталин приходил за десять-пятнадцать минут до начала и, если намечались кадровые перемены, предупреждал своих соратников о намерении кого-то снять или назначить.
На первый пленум последнего при жизни Сталина XIX партийного съезда вождь пришел только к самому открытию, заглянул в комнату президиума и, не присаживаясь, распорядился:
— Пойдемте на пленум.
Все, что происходило потом, стало сюрпризом даже для его близких соратников.
Начало пленума не предвещало никаких неожиданностей. Когда появился вождь, новенькие члены ЦК встали и с энтузиазмом зааплодировали. Сталин недовольно махнул рукой и буркнул:
— Здесь этого никогда не делайте.
Сталин посмотрел в зал желтыми немигающими глазами.
— Чего расхлопались? — спросил он глухо и неприязненно. — Что вам тут, сессия Верховного Совета или митинг в защиту мира?
Члены ЦК растерялись.
— Садитесь! — повелительно произнес Сталин. — Собрались решать важные партийные дела, а тут устраивают спектакль.
Когда приступили к выборам секретариата ЦК, Сталин зачитал фамилии новых секретарей. Себя не назвал. Сидевший в президиуме Маленков протянул руку в направлении трибуны, где стоял Сталин. Из зала раздался хор голосов, так как жест был всем понятен:
— Товарища Сталина!
Вождь негромко произнес:
— Не надо Сталина, я уже стар. Надо на отдых.
А из зала неслось:
— Товарища Сталина!
Все встали и зааплодировали.
Сталин махнул рукой, призывая успокоиться:
— Нет, меня освободите от обязанностей и генерального секретаря ЦК, и председателя Совета министров.
Все изумленно замолчали. Маленков поспешно спустился к трибуне и сказал:
— Товарищи, мы должны все единогласно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь генеральным секретарем.
Опять началась овация:
— Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!
Сталин прошел к трибуне:
— На пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей генерального секретаря и председателя Совета министров. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого!
Поднялся маршал Семен Константинович Тимошенко, бывший нарком обороны:
— Товарищ Сталин, народ не поймет этого. Мы все как один избираем вас своим руководителем. Иного решения быть не может.
Зал стоя аплодировал. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой, словно в досаде:
— Ну ладно, пусть будет и Сталин.
Слабые люди, думал он. Пасуют перед трудностями. Нет в них настоящей стойкости. Впадая в дурное настроение, вождь часто упрекал соратников:
— Что с вами будет без меня? Пропадете. Вас передушат.
Головой в колодец
Осенью 1951 года Сталин поехал отдыхать на озеро Рица, где ему построили новую дачу. Отпуск вождь взял себе долгий — пять месяцев. Но уже в середине октября вызвал к себе нового министра государственной безопасности Семена Денисовича Игнатьева.
Выбор казался странным. Игнатьев — чиновник. До перехода на Лубянку заведовал в аппарате ЦК отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров, то есть был главным кадровиком. Но Сталину и понадобился человек со стороны. Он сознательно назначил министром чужого для чекистов аппаратчика.
Появившись на сталинской даче, новый министр увидел старого человека, несколько сгорбленного, с опущенными плечами. Но по-прежнему внушавшего страх.
Вождя интересовало, как идут допросы бывшего министра госбезопасности генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова, которого до ареста считали сталинским любимцем. Распорядился на его счет: