– Значит, надо быть при смерти, чтобы стать…
– Нет, это все Карин. Она ни за что не поступила бы так с тем, у кого есть хоть какой-то выбор. – Всякий раз, когда Эдит упоминала о своей приемной матери, в ее голосе звучало уважение. – Правда, она говорит, что обычно бывает легче, когда кровь слабая, – она неотрывно смотрела на уже потемневшую дорогу, и мне снова показалось, что тема закрыта.
– А Элинор и Ройал?
– Следующей в нашу семью Карин привела Ройала. В моем присутствии она была осторожна в мыслях, и лишь гораздо позднее я поняла: она надеялась, что Ройал станет для меня тем же, чем Эрнест стал для нее самой, – она закатила глаза. – Но Ройал навсегда остался для меня просто братом. И всего через два года он нашел Элинор. Он охотился – в то время мы находились неподалеку от Аппалачей, – и столкнулся с медведем, который чуть было не прикончил ее. Ройал отнес Элинор к Карин, более чем за сто шестьдесят километров, боясь, что у него самого ничего не получится. Я только теперь начинаю понимать, с каким трудом ему дался этот путь. – Она многозначительно посмотрела на меня, подняла руку, не выпуская моих пальцев, и провела тыльной стороной ладони по моей щеке.
– Но Ройал справился.
– Да. Он увидел в лице Элинор то, что придало ему силы. С тех пор они неразлучны. Иногда они живут отдельно от нас, как супружеская пара. Но чем более молодыми мы выглядим в глазах окружающих, тем дольше нам удается обходиться без постоянных переездов. Форкс показался нам идеальным местом, поэтому всех нас записали в школу, – она засмеялась. – Думаю, через несколько лет нам опять предстоит их свадьба.
– А Джессамин и Арчи?
– Арчи и Джессамин – редкие существа. У обоих сознательность, как мы это называем, развилась без посторонней помощи. Джессамин принадлежала к… другой семье, совсем не такой, как наша. Она впала в депрессию и какое-то время странствовала в одиночку. Ее нашел Арчи. Как и у меня, у него есть некоторые особые способности.
– Правда? – заинтересованно перебил я. – Но ты же говорила, что только ты умеешь читать мысли людей.
– Так и есть. А у него свои умения. Он видит – то, что может произойти, то, что грядет. Но эти видения субъективны. Будущее не определено раз и навсегда, оно меняется.
Она договорила, сжала челюсти и метнула в меня настолько быстрый взгляд, что я так и не понял, почудился он мне или нет.
– И что же видит Арчи?
– Он увидел Джессамин и понял, что она ищет его, еще до того, как это осознала сама Джессамин. Увидел Карин и нашу семью, и вместе с Джессамин отправился искать нас. Особенно развито у него чутье на нелюдей. Так, он всегда предвидит приближение другой стаи вампиров. И угрозу, которую они могут представлять.
– А разве… таких, как вы, много? – удивился я. Сколько же вампиров живет среди людей?
В голове застряло одно из слов, которые она произнесла. Угроза. Впервые за все время она намекала, что ее мир опасен не только для людей. Я встревожился и уже собирался задать новый вопрос, но она начала отвечать на предыдущий.
– Нет, немного. Но большинству чужд оседлый образ жизни. Только те, кто, как мы, отказались от охоты на человека, – ироничный взгляд в мою сторону, – могут достаточно долго сосуществовать с людьми. Нам удалось найти единственную семью, такую же, как наша, – в одной деревушке на Аляске. Некоторое время мы жили вместе с ними, но нас было так много, что со временем мы стали привлекать внимание. Тем из нас, кто живет… иначе, свойственно объединяться.
– А остальные?
– В большинстве своем кочуют с места на место. Все мы порой ведем такой образ жизни. Как любой другой, он приедается. Но время от времени мы неизбежно сталкиваемся с себе подобными, потому что большинство из нас предпочитает север.
– Почему?
Мы уже стояли перед моим домом, Эдит заглушила двигатель. После рева пикапа тишина казалась абсолютной. Было очень темно, вечер выдался безлунный. Свет на крыльце не горел, и я понял, что отец еще не вернулся.
– Неужели сегодня ты весь день не открывал глаз? – пошутила она. – Думаешь, я способна разгуливать по улицам при свете солнца, не создавая аварий?
Я мысленно ответил, что остановить уличное движение она способна даже без всех этих спецэффектов.
– Потому-то мы и выбрали полуостров Олимпик – одно из самых пасмурных мест на планете. Приятно иметь возможность выходить из дома днем. Ты не представляешь себе, как может надоесть за восемьдесят с лишним лет ночная темнота.
– Значит, вот откуда берутся легенды?
– Вероятно.
– А Арчи, как и Джессамин, пришел из другой семьи?
– Нет, в этом и заключается тайна. Арчи вообще не помнит своей человеческой жизни. И не знает, кто создал его. Когда он пробудился, рядом никого не было. Тот, кто сотворил его, ушел, и никто из нас не может понять, почему и как ему это удалось. Если бы не чутье Арчи, если бы он не увидел Джессамин и Карин и не понял, что скоро станет одним из нас, он, скорее всего, одичал бы.
Столько пищи для размышлений, столько еще незаданных вопросов! Но у меня вдруг заурчало в животе. Заинтригованный, я даже не заметил, как проголодался. И только теперь почувствовал, что у меня разыгрался зверский аппетит.
– Извини, что из-за меня ты пропустил ужин.
– Ничего страшного.
– Я мало общаюсь с теми, кто ест человеческую пищу, потому и забыла.
– Мне хочется побыть с тобой еще.
Выговорить эти слова в темноте было проще: я знал, что голос выдаст мою безнадежную зависимость от Эдит.
– А мне нельзя к тебе? – спросила она.
– Ты хочешь? – я не мог представить себе эту богиню сидящей на старом стуле в кухне моего отца.
– Да, если ты не против.
Я улыбнулся.
– Нисколько.
Я выбрался из пикапа, она обогнала меня, направилась вперед и исчезла. В окнах дома вспыхнул свет.
Она встретила меня в дверях. Странно было видеть ее в моем доме, в привычной будничной обстановке. Я вспомнил игру, в которую мать часто играла со мной, когда мне было лет пять. «То, да не то – один из этих предметов не похож на остальные».
– Дверь была не заперта?
– Нет, я открыла ее ключом из-под карниза.
Ключ из-под карниза я при ней ни разу не доставал. Я вспомнил, как она разыскала ключ от пикапа, и пожал плечами.
– Ты ведь есть хочешь, да? – она направилась в кухню так, словно миллион раз бывала в этом доме. Включив свет, она устроилась на том самом стуле, на котором я ее себе представил. Кухня уже не казалась обшарпанной – возможно, потому, что я смотрел только на Эдит. Я застыл на месте, пытаясь осмыслить ее присутствие здесь, в моей стране Рутинии.
– Съешь что-нибудь, Бо.
Я кивнул и сунулся в холодильник. От вчерашнего ужина осталась лазанья. Сначала я отложил себе на тарелку половину, потом передумал, добавил все, что оставалось в кастрюле, и поставил тарелку в микроволновку. Пока тарелка вращалась в ней, наполняя кухню запахом помидоров и орегано, я вымыл кастрюлю. В животе снова заурчало.
– М-да, – откликнулась Эдит.
– Что такое?
– Постараюсь, чтобы в следующий раз у меня получилось лучше.
Я рассмеялся.
– А разве есть что-то, что у тебя получается плохо?
– Я забыла, что ты человек. Надо было мне… ну, не знаю… прихватить еду с собой, устроить пикник.
Микроволновка звякнула, я вытащил тарелку, но она оказалась горячей, пришлось сразу же поставить ее.
– Об этом не беспокойся.
Я взял вилку и принялся за еду, понимая, что по-настоящему проголодался. Первый же кусок ошпарил мне рот, но я продолжал жевать.
– Ну как, вкусно? – спросила она.
Проглотив то, что было у меня во рту, я ответил:
– Даже не знаю. Кажется, обжег себе язык и теперь не чувствую вкуса. Но вчера было вкусно.
Видимо, мой ответ ее не убедил.
– А тебе случается скучать по еде? По мороженому? Или арахисовой пасте?
Она покачала головой.
– Еду я почти не помню. Даже не могу сказать, что любила когда-то. Сейчас она пахнет… несъедобно.
– Обидно.
– Не такая уж большая жертва, – с грустью возразила она, словно думала о других жертвах, куда более значительных.
Поддерживая тарелку снизу кухонным полотенцем вместо прихватки, я перенес ее на стол, чтобы сесть поближе к Эдит.
– А ты скучаешь по чему-нибудь, что осталось в человеческой жизни?
Над ответом она думала недолго.
– Вообще-то нет: чтобы скучать, надо помнить, а я свою человеческую жизнь припоминаю с трудом. Но есть то, от чего я бы не отказалась. Пожалуй, можно даже сказать, что я завидую этому.
– Чему же ты завидуешь?
– Прежде всего – сну. Это здорово утомляет – все время бодрствовать. Мне хотелось бы хоть на время забыться сном…
Я съел еще несколько кусков, обдумывая ее слова.
– Тяжело тебе, наверное. Чем же ты занимаешься по ночам?
Она смутилась, потом поджала губы.
– Ты имеешь в виду – обычно?
Интересно, правильно ли я угадал, что отвечать ей не хочется? Может, вопрос слишком общий?
– Нет, не обязательно. Например, чем ты займешься сегодня ночью, когда уйдешь отсюда?
Напрасно я заикнулся об этом. Я отчетливо сознавал свой промах. Теперь она наверняка уйдет. Но какой бы краткой ни была разлука, я заранее ужасался ей.
Похоже, и Эдит не понравился вопрос, и поначалу я думал, что по тем же причинам. Но потом она скользнула взглядом по моему лицу и отвернулась так, будто ей стало неловко.
– Ну, так что?
Она состроила гримасу.
– Хочешь услышать приятную ложь или правду, которая может тебя расстроить?
– Правду, – сразу выпалил я, хотя и без полной уверенности.
Она вздохнула.
– Я вернусь сюда после того, как ты и твой отец уснете. В последнее время это вошло у меня в привычку.
Я моргнул. Потом еще раз.
– Ты бываешь здесь?
– Почти каждую ночь.
– Зачем?
– Интересно смотреть на тебя, когда ты спишь, – буднично объяснила Эдит. – Ты говоришь во сне.
Я разинул рот. Шея и лицо вспыхнули. Конечно, я знал, что разговариваю во сне, мать часто дразнила меня. Но я не думал, что и здесь у меня будет тот же повод для беспокойства.