Охотница присела возле моей головы, в ее руке мерцал красный огонек.
– А теперь – твой крупный план, Бо.
С хрипом я выкашлял из горла остатки едкой жижи.
– Камера отъезжает… Поможешь мне? Сделай одолжение, надо немного ускориться. По-моему, логично?
Я не мог сосредоточить взгляд на ее лице, и красный мерцающий огонек казался размытым.
– Просто объясни Эдит, как тебе больно, – уговаривала она. – Скажи, чтобы отомстила за тебя – ведь ты это заслужил. Она втянула тебя в эту историю. В буквальном смысле слова это она причинила тебе боль. Преподнеси эту мысль поэффектнее.
Я закрыл глаза.
Она подняла мою голову неожиданно мягко, и все равно по рукам и ребрам разбежались вспышки боли.
– Бо! – ласково произнесла она, будто я спал, а она старалась меня разбудить. – Бо, ты справишься. Попроси Эдит отомстить за тебя.
Она небрежно встряхнула меня, и из моих легких вырвался вздох.
– Бо, дорогой, у тебя еще осталось столько костей! А крупные кости можно сломать в таком множестве мест! Сделай, как я прошу, пожалуйста.
Я смотрел в ее размытое лицо. Такая сделка меня не устраивала. Что бы я ни сказал, мне не спастись. А на карту поставлено слишком многое.
Я осторожно покачал головой. Может, Эдит поймет, что это значит.
– Не хочет кричать, – смешным голоском нараспев произнесла она. – Не хочет – заставим!
Я ждал, когда раздастся очередной треск.
Вместо этого она бережно подняла мою целую руку и приложила ее к своим губам. Это даже нельзя было назвать настоящей болью. Она с легкостью могла бы откусить мне палец, но лишь слегка прикусила его. Неглубоко вонзила зубы.
Я даже не вздрогнул, но она вдруг вскочила, отвернулась и отошла. Моя голова ударилась об пол, сломанные ребра взвыли. Я смотрел на странно отрешенную охотницу, которая вышагивала в дальнем углу зала, скалила зубы и встряхивала головой. Работающую камеру она оставила возле моей головы.
Первой подсказкой относительно того, что произошло, стал жар – палец горел. Странно, даже сквозь боль в костях я отчетливо чувствовал его. И тут я вспомнил историю Карин. И понял, что началось. Времени у меня почти не осталось.
А охотница по-прежнему старалась успокоиться – кровь, вот в чем все дело. Она почуяла вкус моей крови, но пока не хотела убивать меня и боролась с жаждой, как могла. Обо мне она забыла, но мне не составило бы труда привлечь ее внимание.
Жар быстро нарастал. Я пытался не замечать его, забыть о том, как колет в груди. Выбросив руку вперед, я схватил камеру. Поднял ее как можно выше и с силой ударил об пол.
И отлетел назад, в битые зеркала. Осколки впились мне в плечи и голову. Казалось, все переломанные кости сломались вновь. Но закричал я не от этого.
Огонь охватил мой укушенный палец, пламя лизало ладонь. Запястью было нестерпимо жарко. Этот огонь был не просто огнем, а боль – не просто болью.
В сравнении с ней другие муки ничего не значили. Сломанные кости почти не болели. Или болели, но совсем не так, как рука.
Вопль прозвучал, словно рвался не из моего тела – это был протяжный и дикий звериный вой.
С трудом сфокусировав взгляд, я увидел, что в руке охотницы мерцает красный огонек. Она оказалась проворней, а я облажался.
Но мне было уже все равно.
Кровь стекала по руке, растекалась лужей под локтем.
Охотница зашевелила ноздрями, раздула их, свирепо сверкая глазами и скаля зубы. Кровь капала на пол, но мой вопль заглушал этот звук. Вот она, последняя надежда. Теперь она не сможет остановиться. Ей придется убить меня. Наконец-то.
Она широко разинула пасть.
Я выл и ждал.
23. Выбор
Звук, слившийся с моим воплем, был похож на оглушительный визг цепной пилы, вгрызающейся в арматурную сталь.
Охотница ринулась вперед, но ее зубы щелкнули в сантиметре от моего лица: что-то рвануло и оттащило ее назад.
Огонь дополз до локтевого сгиба, и я снова закричал.
И не я один – вокруг звучали и другие голоса: в рычании одного слышался лязг металла, второй пронзительно заверещал и вдруг оборвался. Сквозь шум было слышно, как нарастает утробный рокот. Опять вой пилы по металлу и сырой треск, будто что-то кромсали на куски…
– Нет! – завыл кто-то мучительно, под стать мне. – Нет, нет, нет!
Этот голос что-то значил для меня, я понимал это, хотя жжение пересиливало его. Пламя устремилось к плечу, а голос все звал меня. Даже теперь он казался ангельским.
– Бо, прошу тебя! – всхлипывала Эдит. – Умоляю, умоляю, Бо! Пожалуйста!
Я пытался ответить, но не мог даже пошевелить губами. Мои крики смолкли, но лишь потому, что не хватало воздуха.
– Карин! – вскрикнула Эдит. – Помоги мне! Бо, пожалуйста, прошу тебя, Бо!
Она держала мою голову у себя на коленях, сжимала ее пальцами. Ее лицо было не в фокусе, как и лицо охотницы. Я проваливался в туннель, возникший у меня в голове. Но огонь следовал за мной, такой же жгучий, как прежде.
Что-то прохладное овеяло мои губы, наполнило легкие. Воздух сразу вышел из них. Прохладный вдох повторился.
Эдит появилась в фокусе, ее прекрасное лицо было искажено страданием.
– Дыши, Бо! Дыши!
Она прижала губы к моим губам и снова наполнила мои легкие.
На периферии зрения появилось золотое сияние – еще одна пара холодных рук.
– Арчи, приготовь шины для его ноги и руки. Эдит, помоги наладить дыхание.
Я уставился в ее лицо, давление на голову ослабело. Мои вопли превратились в жалкий скулеж. Боль не стихала; напротив, усиливалась. Но крики не помогали мне, зато причиняли страдания Эдит. Пока я видел ее лицо, я помнил: в мире есть не только нестерпимое жжение.
– Мою сумку, пожалуйста. Задержи дыхание, Арчи, это поможет. Спасибо, Элинор, а теперь уходи, будь добра. У него кровопотеря, но раны не особенно глубокие. Похоже, сильнее всего повреждены ребра. Поищите скотч.
– И обезболивающее, – прошипела Эдит.
– Вот… у меня не хватает рук. Может, ты?
– Так будет лучше, – пообещала Эдит.
Кто-то выпрямлял мне ногу. Эдит затаила дыхание – наверное, в ожидании моей реакции. Однако нога болела не так, как рука.
– Эдит…
– Т-с-с, Бо, скоро все пройдет. Клянусь, все будет хорошо.
– Э… но… нет…
Что-то впивалось мне в голову, неизвестно кто дергал меня за сломанную руку. От этого ребра сдвинулись с места, и у меня перехватило дыхание.
– Держись, Бо, – умоляла Эдит. – Пожалуйста, держись!
Я старался сделать вдох.
– Не… ребра, – выдохнул я. – Рука!
– Ты его понимаешь? – Голос Карин слышался возле моей головы.
– Просто расслабься, Бо. И дыши.
– Нет… рука, – прохрипел я. – Эдит, правая рука!
Прикосновения ее холодных пальцев к коже я не почувствовал – огонь был слишком силен. Но я услышал, как она ахнула.
– Нет!
– Что, Эдит? – испугалась Карин.
– Она укусила его. – Голос Эдит звучал глухо, словно и у нее кончился в легких воздух.
Карин в ужасе затаила дыхание.
– Что мне делать, Карин? – выкрикнула Эдит.
Никто не ответил ей. В мою голову по-прежнему что-то вонзалось, но больно не было.
– Хорошо, – сквозь зубы выговорила Эдит. – Я попробую. Арчи, скальпель.
– Шанс, что ты убьешь его сама, очень велик, – предупредил Арчи.
– Дай сюда, – рявкнула она. – Я справлюсь.
Я не видел, что она делала со скальпелем. И больше не чувствовал своего тела – ничего, кроме огня, сжигающего руку. Но увидел, как она поднесла мою руку к своим губам, в точности, как охотница. Из раны текла свежая кровь. Она прижалась к ране губами.
Я снова закричал, не сумев удержаться. Казалось, она тянет огонь в моей руке обратно к пальцу.
– Эдит, – предостерегающе сказал Арчи.
Она как будто не слышала, по-прежнему присосавшись к моей руке. Огонь метался по ней вверх-вниз, по руке как будто водили пилой. С моих стиснутых губ срывались стоны.
– Эдит! – крикнул Арчи. – Смотри!
– Что такое, Арчи? – спросила Карин.
Взметнувшаяся рука Арчи ударила Эдит по щеке.
– Стой, Эдит! Прекрати сейчас же!
Она уронила мою руку и уставилась на Арчи огромными, на пол-лица, глазами. Потом схватила ртом воздух.
– Арчи! – рявкнула Карин.
– Слишком поздно, – сказал Арчи. – Мы опоздали.
– Ты видишь? – понизив голос, спросила Карин.
– В будущем осталось только два пути, Карин. Или он выживет, как один из нас, или Эдит убьет его, пытаясь этому помешать.
– Нет… – простонала Эдит.
Карин молчала. То, что вонзалось мне в голову, замедлило движения.
Эдит приблизила лицо к моему лицу. Поцеловала меня в веки, щеки и губы.
– Прости меня! Я так виновата!
– Зачем тянуть? – возмутился Арчи. – Карин?..
– Арчи, я дала клятву.
– А я нет, – отрезал он.
– Стоп, стоп! – вскинув голову, вмешалась Эдит. – Он заслужил выбор.
Ее губы коснулись моего уха. Я стиснул зубы, сдерживая стоны, и напряг слух.
– Бо, я не стану принимать это решение за тебя. Не отниму у тебя это право. И я все пойму – поверь мне, Бо. Если ты не хочешь такой жизни, я не заставлю тебя. Я с уважением приму твое желание. Да, это страшный выбор. Если бы я могла, я предложила бы тебе другой. Я умерла бы, если бы этим могла вернуть тебе жизнь… – она осеклась. – Но это зависит не от меня. Я ничего не могу – только прекратить боль. Если ты этого хочешь. Тебе незачем становиться… таким. Я могу отпустить тебя – если ты этого хочешь, – она, кажется, снова всхлипнула. – Скажи мне, чего ты хочешь, Бо. Что бы это ни было.
– Ты, – выговорил я. – Только ты.
– Ты уверен? – прошептала она.
Я застонал. Жаркие пальцы огня достигли моей груди.
– Да, – я закашлялся. – Просто… позволь мне… остаться с тобой.
– С дороги, Эдит! – рявкнул Арчи.
Ее голос хлестнул его, как хлыстом.
– Я тоже не давала никаких клятв!
Ее лицо возникло возле моей шеи, и хотя я не чувствовал ничего, кроме обжигающего пламени, я услышал тихий хруст, с которым ее зубы впились в мое тело.