24. Перемена
В конце концов я передумал.
Огонь, сжигающий руку, – это еще терпимо, хоть такой сильной боли я раньше никогда не чувствовал. Но она не шла ни в какое сравнение с болью, когда горело все тело.
Я умолял Эдит остановиться. Уверял, что именно этого я хочу. Чтобы жжение прекратилось. И больше ничего.
Я слышал, как Арчи доказывал ей, что все так говорят, и напоминал, как она сама просила Карин убить ее. И добавлял, что считается только мое первое решение.
Помню, как в какой-то момент я заорал на него и велел заткнуться.
Кажется, он извинился.
Но обращать внимание на то, что происходило снаружи, вне охватившего меня огня, было трудно. Они куда-то перенесли меня. Похоже, на полу в луже крови и рвоты я пролежал довольно долго, но судить трудно – возможно, прошло всего несколько минут. Иногда Карин что-то говорила, и мне казалось, что проходили годы, прежде чем Арчи отвечал ей. А может, это просто мой огонь превратил секунды в годы.
Потом кто-то поднял и понес меня. Еще одну секунду длиною в год я видел солнце – оно показалось мне бледным и холодным. И вдруг стало темно. Темнота окружала меня очень долго.
Я по-прежнему видел Эдит. Она обнимала меня, смотрела мне в глаза, гладила по щеке. Арчи тоже был рядом. Кажется, придерживал мои ноги.
Когда я надрывался от крика, Эдит снова начинала извиняться. Я старался не кричать. Это все равно не помогало. Облегчение не приходило, лучше не становилось. Огню было плевать, что со мной. Он просто горел.
Иногда мне удавалось сфокусировать взгляд, и я видел, как тусклые огни скользят по лицу Эдит, хотя вокруг ее головы все было черно. Кроме ее и моего голоса, слышался низкий, рокочущий звук. Иногда он усиливался, а потом снова затихал.
Я понял, что лежал на заднем сиденье черной машины, только когда она остановилась. Как открылась дверца, я не слышал, но внезапная вспышка света ослепила меня. Наверное, я отпрянул, потому что Эдит заворковала мне на ухо:
– Мы остановились заправить машину. Еще немного – и мы будем дома, Бо. Ты молодец, хорошо держишься. Скоро все кончится. Пожалуйста, прости меня.
Я не чувствовал ее ладони на своей щеке – она должна быть холодной, а теперь перестала холодить. Попытался дотянуться до нее, но не мог определить, где мои конечности и что с ними происходит. Кажется, я начал метаться, но Эдит и Арчи удержали меня. Эдит догадалась, что мне нужно, схватила мою руку и прижала к губам. Жаль, что я этого не почувствовал. Я пробовал сжать ее руку, но не знал, как заставить мышцы работать и не ощущал их. Может, у меня даже что-то получилось. Эдит не пыталась вырваться.
Стемнело. В конце концов лицо Эдит скрылось из виду. В машине царила кромешная тьма – все равно, держал я глаза закрытыми или открывал их. Я запаниковал. Из-за огня я как будто попал в камеру сенсорной депривации, не чувствовал ничего, кроме боли, – ни сиденья подо мной, ни Арчи, державшего меня за ноги, ни Эдит, прижимавшей к себе мою голову и руки. Я остался один на один с жжением и ужаснулся.
Не знаю, что мне удалось прохрипеть – голос совсем пропал, то ли был сорван от бесконечных воплей, то ли его сжег огонь, – но Эдит снова зашептала мне на ухо:
– Я здесь, Бо. Ты не один. Я тебя не оставлю. Я всегда буду рядом. Слушай мой голос. Я здесь, с тобой…
Ее голос успокаивал меня, прогонял если не боль, то панику. Я слушал, дыша часто и неглубоко, чтобы ничего не пропустить. Жжение не ослабевало, только усиливалось, но я к нему уже притерпелся. Да, кроме него, я больше ничего не чувствовал, но думать мог не только о нем.
– Я никогда не желала тебе такой судьбы, Бо, – продолжала Эдит. – И отдала бы что угодно, лишь бы отвести ее. Я наделала столько ошибок! Мне надо было в первый же день бежать от тебя как можно дальше. Напрасно я тогда вернулась. Я сломала тебе жизнь, отняла у тебя все… – Кажется, она снова начала всхлипывать.
– Нет, – попытался выговорить я, но так и не понял, получилось ли у меня хотя бы это короткое слово.
– Времени прошло уже немало, он наверняка запомнит это, – негромко заметил Арчи.
– Надеюсь, – голос Эдит дрогнул.
– Я вот о чем: можно потратить время с пользой. Он еще слишком многого не знает.
– Да-да, ты прав. – Она вздохнула. – С чего начать?
– Можно объяснить про жажду, – предложил Арчи. – Для меня это было самым трудным, когда я очнулся. А мы возлагаем на него большие надежды.
Эдит ответила ему так, будто выплевывала слова сквозь зубы:
– Я не стану предъявлять ему никаких требований. Эту судьбу он не выбирал. Он вправе стать тем, кем захочет.
– Ха! – отозвался Арчи. – Ты же его знаешь, Эдит. Меньшим он не удовлетворится. Понимаешь? С ним все будет в порядке.
Эдит молчала, настраиваясь на видения Арчи. Я понимал, почему она молчит, но это означало, что я снова остался наедине с огнем и запаниковал.
– Я здесь, Бо, здесь. Не бойся. – Она тяжело вздохнула. – Я продолжу. Мне надо многое объяснить тебе. И первым делом – вот что: когда все пройдет, когда ты станешь… новым, поначалу ты будешь не таким, как я. Быть молодым вампиром означает свыкаться с определенными обстоятельствами, и труднее всего будет приспособиться к жажде. Жажду ты будешь испытывать постоянно. На первых порах ты не сможешь думать ни о чем другом. Это продлится год, может, два. У всех по-разному. А когда все кончится, я возьму тебя с собой на охоту. Ты ведь хотел увидеть ее, да? Позовем с собой Элинор, чтобы ты посмотрел на нее в образе медведя… – Она коротко рассмеялась, смешок получился сдавленным. – Если ты решишь… если захочешь жить так, как мы, будет нелегко. Особенно поначалу. Может, даже слишком трудно, и я это пойму. Все мы поймем. Если захочешь испробовать мой способ, я буду рядом и подскажу, кто из людей заслуживает подобной участи. Возможны варианты. В общем, все будет так, как ты захочешь. А если… ты не захочешь, чтобы я была рядом, я тоже это пойму, Бо. И клянусь, я не буду следить за тобой, если ты запретишь…
– Нет, – прохрипел я. На этот раз я услышал себя и понял, что сумел выговорить слово.
– Пока что тебе незачем принимать решения. Времени предостаточно. Просто знай: я приму любое твое решение, каким бы оно ни было. – Она снова тяжело вздохнула. – Пожалуй, стоит предупредить тебя насчет глаз. Твои глаза уже не будут голубыми, – она снова всхлипнула. – Но не пугайся, когда увидишь их. Такими блестящими они останутся не надолго.
С другой стороны, это же мелочь… пожалуй, стоит сначала поговорить о самом важном. О самом трудном и страшном. Бо, мне так жаль! Больше ты никогда не увидишь своих родителей. Это небезопасно. Ты причинишь им вред, ты ничего не сможешь с собой поделать. И потом… существуют правила. Правила, которым подчиняюсь я, твоя создательница. Мы оба понесем ответственность, если ты сорвешься. О-о… – она осеклась. – Сколько же всего он пока не знает, Арчи!
– Время у нас есть, Эдит. Успокойся. И не спеши.
Я услышал, как она вздохнула.
– Итак, правила, – продолжила она. – Одно из них существует в тысяче различных формулировок: мир вампиров должен оставаться тайным. Это значит, что новообращенных вампиров следует держать под контролем. Я научу тебя всему, я позабочусь о твоей безопасности – обещаю тебе. – Она снова вздохнула. – Никому нельзя рассказывать о том, кто ты такой. Я нарушила это правило. Не думала, что оно навредит тебе, даже не предполагала, что кто-нибудь может узнать эту тайну. Мне следовало догадаться, что я сломаю тебе жизнь и что я лгу самой себе, считая, что возможен какой-то другой путь. Я все испортила…
– Эдит, опять ты увлеклась самобичеванием вместо того, чтобы делиться информацией.
– Да-да, – глубокий вздох. – Бо… ты помнишь картину в кабинете Карин? Ночные покровители искусств, о которых я тебе рассказывала? Они зовутся Вольтури, и они… – за неимением лучшего слова, полиция нашего мира. Скоро я подробнее расскажу о них, а пока тебе достаточно просто знать, что они существуют. Ты не можешь сообщить Чарли и маме, где ты сейчас. Любые разговоры с ними для тебя отныне под запретом, Бо. – Ее голос звучал, как натянутая струна, которая вот-вот лопнет. – Так будет лучше… нам не остается ничего другого, кроме как позволить им думать, что ты умер. Прости за это. Ты не успел даже попрощаться. Это несправедливо!
Последовала долгая пауза, я слышал только сбивчивое дыхание Эдит.
– Может, лучше опять про Вольтури? – предложил Арчи. – Только без эмоций.
– Ты прав, – шепотом согласилась она. – Готов прослушать новый курс всемирной истории, Бо?
Она говорила всю ночь, не прерываясь, пока не взошло солнце и я не увидел снова ее лицо. То, что она рассказывала, производило впечатление страшной сказки. Только теперь я начинал понимать, насколько велик этот мир, но догадывался, что пройдет немало времени, прежде чем я сумею как следует оценить его масштабы.
Эдит рассказывала мне о тех, кого я видел на картине Карин – о Вольтури. О том, как они объединили силы во времена Микенской цивилизации и приступили к тысячелетней кампании установления мира и порядка среди вампиров. Как поначалу их было шестеро. Как убийство и предательство сократили их численность вдвое. Некто Аро убил свою сестру, которая была женой его лучшего друга. Этим лучшим другом был Марк, которого я видел на картине рядом с Карин. Единственной свидетельницей этого преступления стала жена самого Аро, Сульпиция, пышноволосая брюнетка с картины. Она выдала его Марку и войскам. Встал вопрос, как быть дальше: Аро умел читать мысли, и Вольтури сомневались, что они смогут обойтись без него. Но Сульпиция нашла молодую девушку Меле – ту самую, которую Эдит назвала служанкой и воровкой, – у нее тоже был особый дар. Она умела отнимать способности у других вампиров. Пользоваться украденным сама Меле не могла, зато могла передать отнятый дар тому, к кому прикасалась. Сульпиция приказала Меле отнять у Аро его дар, после чего Марк казнил его. Заполучив дар мужа, Сульпиция узнала, что третий мужчина в их кругу задумал заговор. Он тоже был казнен, а его жена Атенодора возглавила войска вместе с Сульпицией и Марком. Они одержали победу над вампирами, которые наводили ужас на всю Европу, затем разгромили другое племя, поработившее Египет. Оказавшись во главе вампиров, они издали законы, согласно которым вампиры уходили в тень и существовали втайне от людей.