Она пронзила меня взглядом в упор.
– Чего ты от меня хочешь, Бо?
– Хочу знать правду. Знать, зачем я вру, выгораживая тебя.
– Ну и что, по-твоему, случилось? – рявкнула она.
Слова выплеснулись из меня разом:
– Я помню только, что рядом со мной тебя не было, и Тейлор тоже тебя не видела, только вот не надо твердить, что это у меня от ушиба! Тот фургон должен был раздавить нас обоих, но не раздавил, а на боку у него остались вмятины от твоих ладоней, и еще одна вмятина от тебя, на другой машине, а ты цела и невредима! И еще тот фургон должен был раздавить мои ноги в лепешку, но ты задержала его и подняла… – С каждым словом мой рассказ звучал все абсурднее. Продолжать было бессмысленно.
Эдит смотрела на меня огромными удивленными глазами. Но не могла спрятать свою настороженность и готовность защищаться.
– По-твоему, я подняла фургон, спасая тебя?
Судя по тону, она сомневалась в моем здравом рассудке, однако слова звучали, как отрепетированная реплика опытного актера – вроде не придерешься, а рамка киноэкрана напоминает, что это только игра.
Я лишь кивнул.
– Ты же понимаешь: никто тебе не поверит, – с оттенком издевки выговорила она.
– А я и не собираюсь никому об этом рассказывать.
На ее лице промелькнуло удивление, улыбка погасла.
– Тогда не все ли равно?
– Мне – не все, – возразил я. – Не люблю врать, и если делаю это, то только в случае, если на то есть веские основания.
– Неужели нельзя просто сказать «спасибо» и на этом закончить?
– Спасибо, – произнес я, скрестил на груди руки и застыл в ожидании.
– Значит, не уймешься?
– Не-а.
– Вынуждена тебя разочаровать: я не собираюсь ничего объяснять.
Мы молча и хмуро уставились друг на друга, и когда я увидел, как она красива, когда сердится, у меня сбились все мысли. Придется заговорить первым, пока я еще помню, о чем речь. Глядя на этого грозного ангела, можно забыть все на свете.
– Если ты так к этому относишься, – спросил я, – зачем вообще было утруждаться?
Она помолчала, и на краткий миг ее изумительное лицо вдруг стало беззащитным.
– Не знаю, – прошептала она.
Потом повернулась и пошла прочь.
На несколько минут я потерял способность сдвинуться с места. А когда наконец смог идти, то медленно побрел к выходу в конце коридора.
Как я и думал, в приемном покое меня не ожидало ничего хорошего. Казалось, здесь собралось все знакомое мне население Форкса, и все глаза были устремлены на меня. Чарли бросился ко мне, я вскинул руки, останавливая его.
– Ничего со мной не случилось, – заверил я, вдруг разозлившись на всю эту нелепую ситуацию.
– Что сказал врач?
– Меня осмотрела доктор Каллен, сказала, что все в порядке, и отпустила домой.
– Пойдем, – поторопил я отца, заметив краем глаза, что к нам приближаются Маккайла, Джереми и Эрика.
Чарли попытался обхватить меня, полагая, что сам я идти не смогу, но я сердито высвободился и быстро зашагал к двери, помахав на прощание всем собравшимся. Если повезет, к завтрашнему утру они обо всем забудут.
Хотя, конечно, маловероятно.
В кои-то веки я сел в патрульную машину с явным облегчением.
Всю дорогу домой ехали молча. Я так погрузился в свои мысли, что почти не замечал присутствия Чарли. Во время разговора в коридоре Эдит явно защищалась, и ее поведение подтверждало, что невероятные события, которые я пытался осмыслить, случились на самом деле. Мне ничего не привиделось.
Возле дома Чарли наконец заговорил:
– Знаешь… ты позвони Рене. – Он виновато опустил голову.
Я ужаснулся.
– Ты сказал маме?!
– Извини.
Покидая машину, я в сердцах хлопнул дверцей.
Мама, конечно, впала в истерику. Пришлось раз тридцать повторить, что я в полном порядке, прежде чем она успокоилась. Она умоляла меня вернуться домой, совсем забыв, что дом в Финиксе сейчас пуст, но устоять под натиском ее уговоров оказалось проще, чем я полагал. Все мои мысли занимала тайна Эдит. И не в последнюю очередь – сама Эдит. Бред, ну реально же бред. И все равно я не собирался уезжать из Форкса, как сделал бы на моем месте любой нормальный, здравомыслящий человек.
Тем вечером я отправился спать пораньше. Чарли по-прежнему озабоченно следил за мной, и это реально действовало на нервы. По дороге к себе я прихватил из ванной три таблетки тайленола. Они подействовали, боль утихла, и я задремал.
Той ночью мне впервые приснилась Эдит Каллен.
4. Приглашения
В сновидении царила тьма, и только кожа Эдит слабо светилась. Я не видел ее лица – она уходила вдаль, оставляя меня во мраке. Я бежал изо всех сил, но не мог догнать ее, звал во весь голос, но она не оборачивалась. Острое желание догнать ее сводило меня с ума, пока наконец не разбудило. Это случилось среди ночи, и потом я долго, очень долго не мог заснуть. С тех пор я видел Эдит во сне каждую ночь, но только издалека. И ни разу – рядом.
Месяц после происшествия на стоянке прошел в беспокойстве, напряжении и поначалу – в мучительной неловкости.
На всю неделю я очутился в центре всеобщего внимания. Тейлор Кроули меня достала – слонялась за мной по пятам, пытаясь загладить свою вину. Я убеждал ее, что больше всего хочу, чтобы она просто на все забила, тем более что со мной ничего особенного не случилось, однако она не унималась, таскалась за мной с урока на урок, сидела во время обеда за нашим и без того многолюдным столом. Маккайле и Эрике это не нравилось, они поглядывали на Тейлор так же косо, как друг на друга, и я уже начинал опасаться, что обзавелся еще одной непрошеной поклонницей. Мода, что ли, у них такая – влюбляться в новеньких?
Об Эдит никто не вспоминал – никто не ходил за ней следом и не расспрашивал, как все было, хотя я без устали объяснял, что она и есть настоящая героиня, ведь это она буквально выволокла меня из-под машины, рискуя собственной жизнью. Но слушатели всякий раз возражали, что увидели Эдит рядом со мной, только когда фургон оттащили в сторону.
Я терялся в догадках, почему никто не видел того, что произошло на самом деле: она совершила невозможное и спасла мне жизнь. И наконец был вынужден признаться себе: никто не чувствовал присутствие Эдит так же остро, как я. Никто не следил за ней так же пристально. Я вдруг показался сам себе навязчивым и жалким.
Все сторонились Эдит, как обычно. Каллены и Хейлы занимали тот же столик, что и всегда, не ели и разговаривали только друг с другом. В мою сторону никто из них больше не смотрел.
Сидя со мной на уроке, Эдит старалась отодвинуться как можно дальше и, казалось, даже не замечала моего присутствия. Как будто рядом с ней – пустое место. Только время от времени она вдруг сжимала кулаки, и я снова задавался вопросом, так ли самом деле она равнодушна, как кажется.
Мне страшно хотелось продолжить разговор, начатый в коридоре больницы, и на следующий день я предпринял новую попытку. Когда я видел ее в предыдущий раз, в коридоре у приемного покоя «Скорой», мы оба были слишком взвинчены. Но несмотря на то, что мне хотелось знать, как же все было на самом деле, и я считал, что заслуживаю правды, я понимал и то, что выгляжу назойливым – ведь она действительно спасла мне жизнь и вовсе не обязана объясняться. А я ведь даже не поблагодарил ее толком.
Когда я вошел в кабинет биологии, Эдит уже сидела на своем месте. Я сел рядом, но она не повернулась, глядя прямо перед собой. И не подавала виду, что заметила мое появление.
– Привет, Эдит, – сказал я.
Она слегка повернула голову в мою сторону, продолжая смотреть на доску, коротко кивнула и отвернулась.
Вот и весь разговор.
Мы по-прежнему виделись каждый день и на биологии сидели рядом, почти вплотную. Иногда, где-нибудь в кафетерии или на парковке, я исподволь наблюдал за ней и заметил, что ее золотистые глаза день ото дня становятся темнее. Потом они вдруг снова стали золотисто-медовыми. А потом опять начали темнеть. Но на уроках я обращал на нее не больше внимания, чем она на меня. И тосковал. А сны продолжались.
Она раскаивается в том, что спасла меня от фургона Тейлор – другого объяснения не находилось. И поскольку она явно предпочла бы видеть меня мертвым, я делал вид, что меня нет. В письмах матери я бодро врал, что у меня все отлично, однако мать есть мать, и этот бодрый тон ее насторожил. Несколько раз она звонила, чтобы послушать мой голос и убедиться, что все действительно в порядке. На вопрос, почему у меня такой невеселый голос, я отвечал, что достали бесконечные дожди.
Зато Маккайлу явно радовало охлаждение между мной и Эдит. Вероятно, она опасалась, как бы я не влюбился в свою спасительницу. Но теперь Маккайла осмелела, присаживалась на край моего стола перед началом урока и не замечала Эдит так же, как Эдит не замечала нас.
После памятного гололеда снегопады прекратились надолго. Маккайла сокрушалась, что битва на снежках так и не состоялась, однако утешалась мыслью о предстоящей поездке на побережье. Но проходили недели, а дожди все не заканчивались.
Я даже не замечал хода времени. Все дни выглядели одинаково: серость, зелень и опять серость. Мой отчим, Фил, вечно жаловался, что в Финиксе практически не заметна смена сезонов, но, насколько я мог судить, в Форксе с сезонами дело обстояло еще хуже. Я понятия не имел, что весна уже близко, пока однажды дождливым утром не разговорился с Джереми по пути в кафетерий.
– Слушай, Бо… – начал он.
Я спешил укрыться от дождя, но Джереми едва переставлял ноги. Пришлось подстраиваться к его шагу.
– Что, Джереми?
– Да просто хотел узнать, пригласил тебя кто-нибудь уже на весенний бал. На него ведь девчонки приглашают парней.
– А-а. Эм-м… нет.
– М-да. А ты хочешь… то есть, как думаешь: Маккайла пригласит тебя?
– Надеюсь, нет, – чересчур поспешно отозвался я.
Он удивленно вскинул голову.
– Что так?
– Я не танцую.
– А-а.
Некоторое время мы тащились на урок молча. Он задумался. Меня бесила изморось, и не терпелось очутиться под крышей.