Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление — страница 91 из 147

Преподобный Монтегю Саммерс

Если и найдутся в этом мире неоднократно подтвержденные свидетельства, то это свидетельства о вампирах. В них есть все: официальные отчеты и данные под присягой письменные показания людей, заслуживающих доверия: врачей, священников, судей – самые полные судебные доказательства, какие только возможны. Но при всем при этом найдется ли хоть кто-нибудь, кто верит в вампиров?

Руссо

В остальном сайт представлял собой алфавитный список всевозможных историй о вампирах со всего мира. Первым, на кого я кликнул, оказался Данаг – филиппинский вампир, благодаря которому на островах якобы начали с давних времен выращивать клубни таро. Согласно этому мифу, Данаг много лет трудился бок о бок с людьми, пока однажды этому сосуществованию не пришел конец: какая-то женщина порезала палец, Данаг высосал из ранки кровь, и ее вкус настолько ему понравился, что он выпил у пострадавшей всю кровь до последней капли.

Я вдумчиво читал тексты в поисках хоть каких-нибудь знакомых или хотя бы правдоподобных подробностей. По-видимому, в большинстве вампирских мифов фигурировали прекрасные женщины в качестве злодеек и дети в качестве жертв; казалось, концепция вампиризма для того и выдумана, чтобы объяснить высокий уровень смертности среди маленьких детей и оправдать измены мужчин. Во многих сюжетах упоминались бестелесные духи и содержались предостережения против неподобающих обрядов погребения. Мало что напоминало виденные мною фильмы о вампирах, и лишь очень немногие из вампиров, например, еврейская «эстри» и польский «упырь», жаждали напиться крови.

Лишь три статьи завладели моим вниманием: о румынских «варколачи» – могущественной нежити, способной превращаться в прекрасных людей с бледной кожей, о словацких «нелапси» – существах такой удивительной силы и проворства, что им не составляет труда в полночь вырезать целую деревню всего за час, и еще одна, о «стрегони бенефичи».

Эта последняя состояла всего из одного краткого предложения:

Стрегони бенефичи – итальянский вампир, по свидетельствам, будто бы стоящий на стороне добра, заклятый враг всех злых вампиров.

Хоть что-то, хоть одна короткая статья, один миф среди сотен, подтверждающий, что добрые вампиры существуют.

Но в целом с рассказом Джулс и моими наблюдениями мало что совпадало. Читая и тщательно сравнивая мифы, я составил маленький перечень: скорость, сила, красота, бледная кожа, меняющие цвет глаза. И характеристики, названные Джулс: питье крови, вражда с волками-оборотнями, холодная кожа и бессмертие. Мифов, соответствующих хотя бы по одному признаку, почти не попадалось.

Возникла еще одна сложность, памятная мне по немногочисленным ужастикам, которые я смотрел, и подтвержденная сегодняшним чтением: вампиры не выходят на свет, иначе солнце спалит их дотла. Днем они спят в гробах, а по ночам выходят.

Я разозлился и выключил компьютер, не дожидаясь, когда сеанс работы завершится, как положено. К моему раздражению примешивался жгучий стыд. Идиотизм! Сижу у себя в комнате, ищу в Интернете вампиров. Да что со мной такое?

Вырваться бы отсюда, но до любого места, куда бы мне хотелось, как минимум три дня езды. И все-таки я обулся и спустился вниз, понятия не имея, куда направляюсь. Не посмотрев, какая за окном погода, я набросил дождевик и вышел за дверь.

Было облачно, но пока без дождя. Оставив пикап у дома, я двинулся пешком через двор Чарли и на восток, к ближайшему лесу. Вскоре и дом, и шоссе остались далеко позади, и я слышал только, как хлюпает сырая земля у меня под ногами.

Узкая тропа вела через лес, постепенно углубляясь в чащу, – насколько я мог судить, на восток. Тропа вилась между елками и тсугой, тисом и кленами. Названия окружающих меня растений я припоминал смутно, зная их только потому, что Чарли когда-то показывал их мне из окна патрульной машины. Попадалось много незнакомых видов, насчет других, сплошь обросших растениями-паразитами, я сомневался.

Я следовал тропе до тех пор, пока злость на самого себя гнала меня вперед, и сбавил шаг, лишь когда немного успокоился. Несколько холодных капель просочились сквозь навес веток над головой, но я так и не понял – то ли снова начинается дождь, то ли ветер стряхнул с листьев застоявшуюся со вчерашнего дня дождевую воду. Недавно поваленное дерево – я знал, что оно упало недавно, потому что оно еще не успело покрыться ковром мха, – опиралось на ствол другого, получилась уютная скамейка всего в нескольких шагах от тропы. Переступив через папоротники, я сел и прислонился головой в капюшоне к живому дереву, служившему опорой для поваленного.

Не стоило сюда приходить, но куда еще мне податься? Темный зеленый лес слишком сильно напоминал лес из моего ночного кошмара, и я чувствовал себя неуютно. Теперь, когда я больше не слышал собственных шагов, тишина казалась пронзительной. Птицы притихли, капли сверху падали все чаще – должно быть, все-таки начался дождь. Папоротники поднимались выше моей головы, поэтому здесь меня никто не заметил бы, даже пройдя по тропе на расстоянии трех шагов.

Здесь, среди деревьев, поверить в глупости, которых я устыдился дома, было гораздо проще. В этом лесу ничто не менялось тысячелетиями, в зеленом сумраке мифы и легенды сотен разных народов казались более правдоподобными, чем в моей привычной спальне.

Нехотя я заставил себя сосредоточиться на двух самых главных вопросах, на которые мне требовалось ответить.

Прежде всего предстояло решить, может ли быть правдой то, что я узнал от Джулс о Калленах.

Мой разум сразу же выдал категоричное «нет». Глупо даже просто задумываться о такой ерунде. Это всего лишь дурацкие выдумки. Древние страшные байки.

«А как же доказательства?» – спросил я себя. Разумного объяснения, почему я до сих пор жив, не находилось. Я мысленно перечислил все странности, которые заметил сам: нечеловеческая красота, невероятные скорость и сила, глаза, меняющие цвет с черного на золотистый и наоборот, бледная холодная кожа. И мелкие подробности, осознание которых пришло постепенно: они никогда не едят и двигаются с настораживающей грацией. Вдобавок Эдит порой изъясняется в выражениях, подходящих скорее для исторического романа вроде тех, которые любит читать моя мать, чем для школы двадцать первого века. Урок, на котором мы определяли группу крови, она прогуляла. Была не прочь поехать на побережье, но лишь до тех пор, пока я не сказал, куда именно мы едем. Похоже, знала мысли всех вокруг… кроме моих. И намекала, что она опасная злодейка…

Неужели Каллены – вампиры?

Они – нечто. Нечто за пределами нормального и разумного, неизвестно как появившееся в этом никчемном городишке. Но кем бы ни была Эдит Каллен – «холодной» из легенды Джулс или супергероем из моей гипотезы, – она… не человек. Она нечто большее.

Значит, в принципе слова Джулс могут быть правдой: таким и будет пока мой ответ на первый вопрос.

А теперь – самое важное. Если это все-таки правда, что делать мне?

Если Эдит действительно вампир, – я не мог произнести эти слова даже мысленно, – тогда как мне быть? О том, чтобы обратиться к кому-нибудь за помощью, не могло быть и речи. Я сам не могу в это поверить, а если поделюсь с кем-нибудь еще, меня упрячут в психушку.

Приемлемыми казались только два пути. Первый – послушаться совета Эдит и по возможности избегать ее. Отменить все наши планы и делать вид, что нас разделяет толстая, непроницаемая стеклянная стена – на том единственном уроке, который нам приходится проводить за одной партой. Сказать ей, что она права, и больше ни разу не перемолвиться с ней ни словом.

От этой перспективы меня охватило мучительное отчаяние. Отторгая боль, разум тут же перешел ко второму варианту из возможных.

Можно просто оставить все, как было. В конце концов, даже если она и вправду нечто… зловещее, до сих пор она ничем не навредила мне. Напротив, если бы не молниеносная реакция Эдит, сейчас обо мне напоминала бы только вмятина на крыле машины Тейлор. Она действовала стремительно, вполне возможно, рефлекторно. Но если рефлексы побуждают ее спасать людям жизнь, разве она может быть злодейкой? И мои мысли вновь двинулись по прежнему пути, от которого голова шла кругом.

Если я и был уверен в чем-то, то лишь в одном: Эдит в черном платье, с острыми зубами и ногтями – просто отражение моего страха, но я боюсь не Эдит, а всего лишь слова, которое произнесла Джулс. И даже когда я закричал, ужаснувшись броску оборотня, отчаянное «нет» у меня вырвал не страх перед волчицей. А боязнь, что пострадает она. Она звала меня, обнажая длинные острые клыки, а я все-таки боялся за нее.

И тут я понял, что нашел ответ. В сущности, у меня и не было выбора – слишком далеко все зашло. Теперь, когда я все знал – если я знал хоть что-то, – что мне оставалось? Потому что когда я вспоминал ее – голос, гипнотические глаза, тело, которое влекло меня, как магнит, – мне хотелось только одного: оказаться рядом с ней прямо сейчас. Даже если она… нет, это слово я больше не буду вспоминать. Особенно сейчас, когда я один в густом лесу. Где от дождя потемнело, как в сумерках, а шум капель стал похож на шаги по мягкой земле под деревьями. Вздрогнув, я вскочил и покинул свое убежище, опасаясь, что тропинка вдруг исчезнет под дождем.

Но тропинка вилась между деревьями, как прежде, выводя меня из мокрой зеленой мглы. Я почти бежал по ней, поглубже надвинув капюшон, и удивлялся, как далеко я забрел. Мне уже казалось, что я никогда отсюда не выберусь или что по ошибке я повернул не в ту сторону и теперь углубляюсь в лес. Но прежде чем я начал паниковать, в паутине веток наконец появились просветы. А потом прошумела машина, и я очутился на свободе: под моими ногами расстилалась лужайка возле дома Чарли.

Был полдень, когда я вошел в дом. Я поднялся к себе и переоделся в чистые джинсы и футболку, поскольку выходить никуда не собирался. Без особых усилий я сосредоточился на сегодняшней задаче – сочинении по «Макбету», сдать которое надо было в среду. Вскоре я уже набрасывал черновик, ощущая умиротворение впервые с… если уж говорить начистоту, впервые с четверга.