Маргарита толкает дверь кафе и садится за столик выпить чашку чая. На обороте счета она пишет заглавными буквами слово «ПОЧЕМУ» и начинает размышлять о причинах, которые заставляют Камиллу выдавать себя за адвоката, в то время как теперь совершенно ясно, что она флорист. Для Маргариты ложь крепко-накрепко связана с вопросом жизни и смерти.
53Камилла
Первый мастер-класс по изготовлению флорариума состоится через несколько дней. Камилла пролистала несколько книг на эту тему, чтобы изучить технику, но в итоге отложила их и решила довериться своему чутью. У нее всегда была «зеленая рука»[4]. Что может показаться само собой разумеющимся для флориста, но означает не просто профессиональные навыки. Камилле всегда казалось, что она понимает растения. Как бы безумно это ни звучало, она знает, когда растение себя плохо чувствует. Это может быть вызвано неудачным расположением в магазине, близостью к другому цветку или неподходящим горшком. Люди часто думают, что им не повезло с растениями или что они слишком хрупкие, но обычно дело не в этом. Если растения погибают, это потому, что никто не пытается понять, что они собой представляют и что хотят сказать.
У Камиллы всегда была эта чуткость. Еще в огороде у дедушки она любила заниматься растениями. Однажды в апреле она посадила помидоры в самой солнечной части огорода и, вернувшись в июле, с огромной радостью вгрызалась в плоды своих трудов. Понимание, что она может прокормить себя сама, дало ей чувство бесконечной свободы. Поэтому она начала сажать все подряд, неукоснительно соблюдая принцип севооборота, и всегда получала щедрый урожай. Она гордилась собой, зная, что такому не научит ни одна книга.
Перебирая эти воспоминания, Камилла продолжает проверять в компьютере список участников мастер-класса по цветоводству. Некоторых записавшихся она помнит, в том числе Аделаиду, которая буквально запрыгала от радости, узнав, что в одном из ее магазинов будет проведен такой мастер-класс. Вечером Аделаида позвонила и говорила с энергией, которая, казалось, выплескивалась из телефона прямо в ухо.
– Камилла, ты знаешь, что нужно сделать, чтобы получить «Сезар»?
– «Сезар»? Э-э… нет.
– Есть три пути. Либо актер переживает необычную трансформацию. Например, выучивает новый язык, набирает тридцать килограммов или изображает тяжелую инвалидность. Либо фильм служит благородному делу. Защищает угнетенное население, проливает свет на большую несправедливость или затрагивает чувствительную тему. И последнее – революционный формат. Способ съемки, особые условия и место съемки или же совершенно оригинальная постановка. Понимаешь?
– Да, очень хорошо, но вот что касается магазина, я не совсем понимаю, как мы можем…
– Все три варианта! Но ты, Камилла, уже работаешь по последнему из них. Ты революционно меняешь формат! Ты превращаешь магазин в живое пространство!
Камилла задумалась.
– Мы могли бы поставить стол на террасе и подавать напитки на растительной основе.
– …
– Например, каркаде. Это сок гибискуса. Мы могли бы даже сами его делать… Я могу научиться.
– …
– Аделаида? Ты еще здесь?
– Но это же ГЕНИАЛЬНО! Камилла! Я тебе говорю – «Сезар» наш! Нас ждут великие дела!
Камилла продолжает просматривать список участников на экране своего компьютера, удивляясь, как много людей записалось. Она уже собралась прочитать одно за другим все имена в списке, чтобы понять, знает ли кого-нибудь из клиентов, но тут дверь магазина распахнулась и вошла женщина.
54Маргарита
За час Маргарита почти ничего не написала на своем листке. Она молча смотрит в чашку с остывшим чаем. Во время войны Маргарита лгала, очевидно, как все остальные. И после войны тоже. Люди не могут измениться в одночасье. То, что они делали или, еще хуже, не делали, так и остается с ними. Но со временем ложь Маргариты приобрела очертания недосказанности. Умалчивать о подробностях своей жизни, если никто не задает вопросов, – не совсем ложь. Впрочем, есть кое-что, о чем она сожалеет. То, о чем она думает каждое утро на протяжении последних двадцати восьми тысяч дней и о чем никогда никому не рассказывала. Даже Ришару, своему мужу. За шесть лет, с тех пор как овдовела, она думает об этом вдвое чаще. Утром, когда встает, и вечером, когда ложится спать. Более четырех тысяч раз. Четыре тысячи сожалений, которые следуют за ней по пятам. Почему она ему не сказала?
Иногда, когда она видит все в черном цвете, то говорит себе, что на самом деле они не знали друг друга. Шестьдесят лет любви с человеком, который не совсем тот, за кого ты его принимал, – иногда она чувствует себя ужасно виноватой. Сердится ли он на нее оттуда? Теперь, когда он среди тех, кто знает правду.
Маргарита берет счет, скатывает его в шарик и бросает в остатки чая. Неважно, какие причины заставляют Камиллу скрывать правду, Маргарита должна сказать ей, что дальше так продолжаться не может. Она скажет ей об этом, потому что она, Маргарита Дюма, знает, о чем говорит. Она лжет всем и, возможно, даже самой себе с того момента, как ей исполнилось девять лет.
55Камилла
Камилла задумывается, чтó в ее жизни соответствует медовым леденцам. Исчезновение какой вещи заставило бы ее ужасно расстроиться?
Ей ничего не приходит в голову.
Похоже, в мире, в котором она живет, ничто не исчезает бесследно. Достаточно зайти в интернет, набрать в строке поиска, и всегда найдется то, что нужно.
Внезапно ее осеняет.
В тысяча девятьсот семьдесят девятом году Шарлю Виллару было сорок пять лет… Шансы на то, что он все еще жив, невелики, но Камилла настроена оптимистично. Она набирает имя и фамилию на сайте телефонной книги и получает четыре телефонных номера в Иль-де-Франс. С них она и начнет. Первый слишком молод, она это сразу понимает по голосу. Второй – автомеханик в департаменте Сена и Марна, третий – начальник участка на стройке и ему всего пятьдесят шесть лет. Когда она звонит последнему, то уже особо не надеется. После трех гудков отвечает женский голос. Когда Камилла говорит, что хочет связаться с Шарлем Вилларом, женщина сообщает, что он умер полгода назад.
– Но он действительно был директором завода, о котором вы говорите.
– У вас случайно не осталось конфет, которые там производили?
– О нет! Эти конфеты у меня уже из ушей лезли! Я не ела их много лет и, конечно же, не собиралась их хранить! И потом, если хотите знать мое мнение, я не думаю, что они могли храниться так долго.
– Да, конечно… А вы, случайно, не работали вместе с мужем?
– О нет! Это, знаете ли, было совсем другое время. Свобода женщин существовала только в головах мужчин.
– Понимаю. А ваши дети?..
– Тоже нет! Никто из моих сыновей не захотел продолжить дело. Надо сказать, с каждым годом прибыль только падала. Со всем этим желатином, хлынувшим на рынок, медовые леденцы быстро устарели.
Камилла разочарована. Она собирается распрощаться, но мадам Виллар продолжает.
– Не знаю, мадемуазель, что вы ищете, но, если вам нужен рецепт, я могу вам его дать. Для этого не надо быть правой рукой директора! Берете сто двадцать пять грамм мелкого сахара, пятьдесят грамм воды и двадцать пять грамм меда, кладете все это в сотейник и ждете, когда нагреется до ста шестидесяти градусов, чуть меньше, чем для карамели, понятное дело. Главное, не перемешивать! Минуту держите на огне, затем разливаете в маленькие силиконовые формочки, они теперь есть всякие, любого размера. Даете остыть, потом посыпаете сахарной пудрой. Все, готово! Разве в вашем интернете этого нет?
56Камилла
Камилла не понимает, как она могла не догадаться раньше. Только в лифте, который поднимал ее на последний этаж дома в глубине двора, до нее дошло, что через несколько минут она окажется перед тремя знакомыми окнами. Вход в здание был далеко от ее улицы, а внутренний двор только все запутал. Ей кажется, что она – точка на трехмерном плане и что вдруг перспектива изменилась на обратную. Конечно, такая возможность приходила ей в голову, но, когда Тома назвал адрес, она убедилась, что это не тот дом. И тем не менее. Камилла будет ужинать с друзьями Тома, и теперь уже нет никаких сомнений, что это Жюльен и Каролина.
Камилла пытается найти выход из ситуации. Ей кажется, что лифт становится все меньше и меньше, съеживается, как кусок газеты, брошенный в огонь. Она уставилась в пол, но внутри у нее пылает такой жар, что трудно дышать. Через несколько бесконечных секунд двери наконец открываются, и она словно выпадает наружу.
– Ты в порядке, Камилла?
Тома смотрит на нее с беспокойством.
– Да, просто… наверное, мне лучше…
Она не успевает закончить, как дверь в середине коридора распахивается, и из нее выходит девушка с мусорным мешком в руках. Камилла сразу узнает Каролину.
– А, вы уже здесь! Входите, входите!
При виде Камиллы Жюльен, которого на самом деле зовут Артур, не выказал никакой особой реакции. Он тепло поприветствовал ее, и по его взгляду было видно, что он совсем не помнит их встречу в магазине. Чем больше проходит времени, тем больше Камилла успокаивается. Она говорит себе, что зря нервничала. В конце концов, она почти уверена, что не узнала бы булочника, встретив его в кинотеатре или на пляже. Некоторые лица связаны с определенной ролью, с окружающей обстановкой. Когда Камилла работает, она надевает серо-зеленый фартук с карманами, в которые можно засунуть кучу инструментов. Она убеждена, что фартук – это своего рода маска. Когда она его снимает, становится совершенно другим человеком. В данном случае она больше не флорист.
Вечер проходит очень тепло. Каролина, которую на самом деле зовут Клеманс, делает все, чтобы гостье было комфортно, а Артур следит за тем, чтобы ее бокал не пустовал. Камилле не верится, что она находится в квартире, за которой тайно наблюдает уже более трех лет. Держа в одной руке бокал, другой она тихонько поглаживает диван, который видела в окно и на который столько раз мысленно садилась. Потом она берет с журнального столика книгу, читает первые две строчки на задней стороне обложки и кладет обратно. Внимательно разглядывает единственную стену, которую не видно из ее окна, и замечает большую рамку светлого дерева с фотографией айсберга. Она подходит ближе, чтобы рассмотреть детали, но вскоре ее взгляд перебегает на окно, и она смотрит сквозь стекло. Она видит свою пустую квартиру, погруженную в темноту. Странно, но с того места, где она стоит, квартира кажется далекой и недоступной. Она не может разглядеть ни очертаний мебели, ни манекена, на который она вешает шарфы, ни тем более горчично-желтой свечи на подоконнике. Она говорит себе, что с этого места ее квартира выглядит как любая другая в мире. Это театр ее жизни, пьеса, которая разыгрывается в темноте.