– А я просто шла туда, где меня ждали.
– Но еще у тебя были блестящие успехи в учебе…
Камилла внезапно задается вопросом, не с этого ли началась история с тенью. С ослепительной сестры, которой все прочили блестящее будущее и рядом с которой она часто оставалась незамеченной. Камилла вспоминает столы, на которых танцевала сестра, вилки, которые она держала как микрофон, и взгляды мальчиков, ловивших каждый взмах ее волос.
– Я всегда восхищалась твоей бунтарской натурой и безразличием к тому, что могут подумать другие.
Камилле кажется, что сестра говорит о ком-то другом.
– Думаю, ты ошибаешься, Виржини.
– Конечно, нет. Ты еще в школе была этаким свободным электроном. Помнишь Надин?
– Мою воображаемую подругу? – спрашивает Камилла, сдерживая смех.
Виржини кивает.
– А ты не забыла такую девочку, Диану? Настоящая тиранка школьного двора. Все добивались ее внимания. Однажды тебе это надоело и ты объявила, что больше не хочешь с ней дружить. Тебе было девять лет, и помнишь, что ты ей сказала?
Камилла качает головой.
– Что раз вы все равно не настоящие подруги, ты можешь придумать себе другую, тоже ненастоящую, но получше. Ты назвала ее Надин, и поначалу, помню, другие дети смеялись над тобой. Но тебе было все равно. А потом Диану лишили королевского статуса и она умоляла тебя принять ее обратно вместо Надин.
Виржини смеется. Сначала это просто улыбка, но постепенно губы ее растягиваются все шире, и вот уже раздается громкий, заливистый смех.
Камилла удивлена непривычной непосредственностью сестры, но вскоре ее тоже захватывает это заразительное, веселое буйство. Два смеха сплетаются в один, и даже маленькие слезинки в унисон скатываются из уголков глаз. Камилла смахивает слезу тыльной стороной ладони и гадает, какие чувства скрываются за этой соленой капелькой. Когда они снова становятся серьезными, Виржини смотрит младшей сестре в глаза, и Камилла замечает легкую тень, омрачившую ее взгляд.
– Я развожусь, Камилла. У Матиаса появилась другая.
75Виржини
Виржини ушла рано утром. Она обняла Камиллу и долго прижимала ее к себе, будто боялась разорвать возникшую между ними связь. Сестры спали в одной постели, и у Камиллы было ощущение, что она вернулась в детство, но не в свое, а в другое, то, которого у нее никогда не было. Детство в нескольких сантиметрах от Виржини. Она прислушивалась к ее дыханию, шумному и ровному, признаку глубокого сна, и не могла заснуть, пока слово за словом не обдумала каждую фразу, сказанную сестрой. Сколько Камилла ни прокручивала в голове эту историю, ей пришлось признать, что в ней не было ничего из ряда вон выходящего. Печальная классика, банальность, которая так часто случается с другими, а мы наивно полагаем, что нас-то она минует. Матиас встретил другую женщину, пациентку, и несколько месяцев неуклюже врал. Идиотов можно распознать по тому, что они считают себя умнее других, и Камилла всегда считала, что Матиас в этом плане выдающийся персонаж.
Виржини довольно быстро заметила необычное поведение мужа. Но не стала ничего говорить. Она просто ждала, когда все вернется на круги своя, когда отклонение превратится в дугу и вернется к прямой. Ей было стыдно признаться, но она приняла эту ситуацию как жизненную неизбежность. В марте бывают дожди, в сорок лет – измены.
Так она думала. По крайней мере, до своего дня рождения.
Потому что признание младшей сестры произвело на нее эффект электрошока. Столкнувшись с мужеством Камиллы, Виржини не переставала спрашивать себя, почему она сама такая трусиха. В тот же вечер она объявила Матиасу, что хочет развестись.
После ухода Виржини Камилла отправилась на пробежку в Венсенский лес. В этот раз ей не хотелось ни затеряться среди парижских окон, ни пересекаться с чужими жизнями. А хотелось оказаться среди деревьев и сосредоточиться на себе. Накануне, когда Виржини закончила рассказывать свою историю, между сестрами воцарилось долгое молчание. Молчание, которое старшая наконец решилась нарушить.
– А ты? – пробормотала она, опустив глаза.
Камилла должна была признать, что не ожидала такого вопроса. Кажется, она никогда не обсуждала с сестрой свою личную жизнь, да и вообще свою жизнь. Возможно, она предпочла бы и дальше этого не делать, но чувствовала, что этот разговор стал мостиком к настоящей близости между ними. И потому рассказала обо всем. Начиная с фиктивного поиска квартиры и заканчивая букетом тюльпанов, не забыв и о знакомстве с Маргаритой. Когда она закончила, Виржини подошла к цветам и, закрыв глаза, глубоко вдохнула. Камилла удивилась – это было совсем не похоже на сестру, – но ничего не сказала. Она продолжала смотреть, как та бесшумно передвигается по квартире, потом подходит к окну и выглядывает на улицу.
– Поразительно, такое расположение квартир… И влияние, которое оно оказало на тебя.
Камилла смотрела на нее с недоумением.
– Их жизнь словно заставила тебя увидеть собственную, – сказала она, улыбнувшись уголками губ.
Камилла молчала. Такая фраза от сестры ее удивила. Виржини никогда не задумывалась о значении слов. В редких сообщениях, которыми они обменивались, она использовала сокращения и не исправляла орфографические ошибки. Предпочитала эффективность, экономию времени и прагматизм. Камилла, напротив, мыслит образами. Она зрительно представляет то, о чем ей говорят, и видит метафоры в каждом предложении или ситуации. Но в этот раз, как ни странно, именно она не вдумалась в скрытый смысл. Все переменчиво, думает она.
– Тебе надо встретиться с этим парнем, сегодня же вечером. Кажется, у вас много общего. И потом… мечтать – хорошо. Но жить – лучше.
76Камилла
Уже почти девять часов вечера, а Камилла так и не сдвинулась с места. Она ждет на тротуаре перед агентством почти час, и ее сердце подпрыгивает в груди каждый раз, когда кто-то выходит из здания. Она знает, что если будет ждать достаточно долго, то рано или поздно увидит, как он уходит, но не может представить себе, как бежит за ним. Это видение кажется ей слишком нелепым, чтобы переносить его в реальную жизнь. Поэтому Камилла собирает волю в кулак и толкает дверь агентства.
Разматывая шарф на шее, она медленно проходит в приемную. Свет кое-где горит, но все кабинеты погружены в свинцовую тишину. Камилле думается: может, она здесь одна, может, последний работник агентства просто забыл запереть дверь, когда уходил? Она уже собирается развернуться и уйти, когда слышит звук отодвигаемого стула. В груди пульсирует адреналин, Камилла почти решается бежать, но не успевает.
Звук шагов по кафельному полу становится все отчетливее, и вот уже перед ней стоит Тома. Увидев ее, он не изменился в лице. А лишь наклонил голову набок.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер… Я… Меня зовут Камилла. Я живу в этом районе, – говорит она, указывая на улицу позади себя, но не оборачиваясь.
Тома не отводит взгляд, словно это морской якорь, брошенный в синеву ее глаз.
– Я училась на адвоката, но бросила. Чтобы стать флористом. И теперь я флорист. Мне кажется, я никогда не хотела делать ничего другого. Просто я забыла об этом. Потому что… это запрещено. В семье Фонтен не становятся флористами. Там рождаются врачами. Но все мы возвращаемся к своим детским мечтам, правда же? Запретить что-то… это значит просто отложить.
Тома по-прежнему смотрит на нее, не говоря ни слова. Она продолжает.
– Я… я не могу позволить себе купить квартиру в этом городе. Но мне нравится узнавать о жизни людей. Сувениры, которые они привозят из путешествий, интерьер их туалетов, корешки книг в библиотеке. Забота, с которой они устраивают свой быт. Любовь, заключенная в домашнем очаге. Парадоксально, правда: мечтать об интерьере, когда единственное, что ты можешь предложить другим, – это фасад.
После этих слов она умолкает. Она не знает, что еще сказать, и уже не помнит, что сказала. Тома стоит перед ней, потом делает к ней шаг, но вдруг останавливается.
– Я хочу…
Он замолкает на полуслове и возвращается в свой кабинет. Камилла снова одна посреди комнаты. Она чувствует, как горит лицо, и оглядывается, куда бы присесть, но Тома уже идет, в левой руке он несет мотоциклетный шлем и протягивает его Камилле.
– Пойдем, я хочу кое-что тебе показать.
77Тома
Скутер останавливается на незнакомой улице. Камилла снимает шлем и ступает на тротуар, ожидая, когда Тома присоединится к ней. Он смотрит ей в глаза, и в уголках его губ играет легкая улыбка. Ей кажется, что он ее немного поддразнивает. Не говоря ни слова, он набирает код и проскальзывает в здание, не включив свет. Перед второй дверью он запускает руку в карман пальто, достает связку ключей и отыскивает брелок. Одно небрежное движение руки, и раздается короткий звук – дверь открыта. Тома направляется к лифту и пропускает Камиллу вперед. Он нажимает на цифру семь, решетка закрывается. Пространство настолько тесное, что у них слегка кружится голова. Но короткий толчок лифта прерывает напряженную паузу, сообщая, что они прибыли. Последний этаж. Тома выходит на лестничную площадку и, не проронив ни слова, продолжает путь. Камилла следует за ним в тишине, которая, похоже, является частью обряда посвящения. Он делает несколько шагов и останавливается перед дверью. Пробует один ключ, другой, наконец третий подходит. Камилла делает вывод, что это место ему плохо знакомо и что оно точно совершенно необычное. Замок щелкает один раз, второй, и Тома распахивает дверь. Он приглашает Камиллу войти и закрывается на два оборота. Он не включает свет. Нажимает на кнопку, и где-то в глубине квартиры слышится звук поднимающихся рольставен. Тома смотрит на Камиллу, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте и он увидит, как луна окутывает ее лицо тонкой серебристой вуалью. Ей хочется задать тысячу вопросов, но она молчит. Она в сладостном предвкушении неведомого, и это чувство сразу же погружает ее в детство. В ожидание и неведение.