Тома протягивает ей руку, и она еле успевает ухватиться, как он увлекает ее в глубь квартиры. Они поднимаются по крошечной винтовой лестнице, всего шесть или семь ступенек, и Камилла начинает догадываться, что впереди. Она поднимает голову и видит стеклянный потолок, который повторяет все изгибы стены до фасада. Она проходит в мезонин и оказывается среди множества разнообразных растений и цветов. Внезапно до ноздрей доходит их запах – и по позвоночнику пробегает дрожь. Стеклянная крыша, или, скорее, оранжерея. В самом сердце Парижа. Камилла смотрит вверх. Ей жаль, что городские огни затмевают звездное небо, но она видит перед собой сотни освещенных окон, и эта другая галактика ее завораживает.
– Невероятно, – шепчет она.
– Я хотел показать тебе эту квартиру с первой минуты, как переступил порог. Такое место… это большая редкость!
Тома наблюдает, как тяжелая, густая ночь накрывает стеклянный потолок.
– Ах, так это не твоя вторая квартира?.. – спрашивает она с разочарованным видом.
– Ты смеешься? Моя намного больше!
Камилла смеется, а Тома слегка смущен. Он снова поднимает голову и погружается в глубины ночи.
– Владельцы разводятся. Никак не могут договориться о квартире, поэтому им придется с ней расстаться.
Камилла вспоминает историю Маргариты, ее слова о ссорах, от которых не спасают самые красивые интерьеры.
– Может, пойдем? Моя квартира чуть поменьше, зато найдется что-нибудь в холодильнике.
Начал накрапывать дождь. Устроившись на заднем сиденье скутера, Камилла представляет себе звук капель, падающих на стеклянную крышу. На месте будущих хозяев она повесила бы гамак и забиралась в него, чтобы слушать этот умиротворяющий звук. Как можно не любить друг друга, если живешь в таком невероятном месте? Двигатель замолкает, и это отвлекает ее от размышлений. Камилла узнает улицу, по которой бежала две недели назад. Она слезает со скутера и не ждет, пока ее спутник припаркует его у тротуара. В прошлый раз она не заметила маленький ресторанчик в двух шагах от дома Тома. Внутри уютно, за деревянными столиками сидят несколько пар. Камилла наблюдает за официанткой, красивой женщиной с длинными каштановыми волосами. Кажется, что она танцует «Калинку» с блюдом в каждой руке. Посетители выглядят счастливыми, и Камилла говорит себе, что не готова отказаться от зрелища чужого счастья. Но какое это имеет значение, в конце концов, если это счастье прилагается в дополнение к ее собственному?
Появляется Тома. Она ощущает нежное прикосновение его руки. Дождь льется на их головы, но ни он, ни она не двигаются с места. Его ладонь обхватывает ее ладонь, и Камилла чувствует, как по руке поднимается тепло.
– Пойдем? – шепчет он.
Она не успевает ответить, потому что Тома уверенным движением поворачивает ее к себе и целует. Поцелуй очень нежный, и у Камиллы кружится голова. Дождь продолжает лить, но ей уже не надо ничего прятать. Капли скользят по ее щекам, ныряют в незаметные ямочки и исчезают в уголках губ. Тома отступает на шаг, серьезно смотрит на Камиллу и заправляет ей за ухо прядь волос. Из его груди вырывается легкий вздох.
– Пойдем.
Он набирает код и распахивает дверь в свой подъезд.
78Тома
– Сюда.
Тома решительно шагает по улицам Шартра, и Камилла прибавляет шаг, чтобы не отстать. По тому, как он все время прикусывает нижнюю губу, ей понятно, что он нервничает, но она предпочитает помалкивать. В конце переулка на фоне погруженных в ночную темноту домов выделяется единственный освещенный магазинчик. Тома замедляет шаг.
– Пришли. Вот она, новая блажь…
Камилла заглядывает в магазин и видит, что там полно людей. Каждый раз, когда открывается дверь и кто-то выходит покурить, изнутри доносится веселый гам и взрывы хохота. Мимо со смехом проходит пара, и Тома следит за ними взглядом, пока они не поворачивают за угол. Камилла никогда не видела его таким угрюмым. Она легонько подталкивает его локтем и робко улыбается.
– Я даже не могу сказать, на скольких новосельях я побывал.
– Кажется, это вполне удачное.
– Ну да. Пять лет в одном и том же городе – это неслыханно. Удивительно, что он еще не стал мэром!
У его отца был дар заводить друзей в любом месте. Иногда ему достаточно было отстоять длинную очередь в булочную, чтобы за обеденным столом появился дополнительный прибор. Так что за месяц, проведенный на больничной койке, он успел подружиться с разными соседями по палате. Один из них, адвокат, взялся за его дело и выиграл суд. Тома больше не нужно платить за устричную ферму. Отец даже вернул ему деньги, которые Тома переводил раньше. Что-то вроде небольшого джекпота в лото.
Тома поднимает голову, чтобы прочитать название магазина. Ему хочется верить, что на этот раз все будет иначе.
– Идем?
Тома кивает, и Камилла следует за ним.
Когда они толкают дверь, их сразу же поражает разница температуры внутри и снаружи. Камилла наклоняется к Тома.
– Это, вообще-то, магазин чего? – шепчет она.
– Не имею ни малейшего представления…
Тома смотрит на полки, заставленные всевозможными предметами. Свечи, блокноты, керамические миски и кувшины в форме петуха, Святые Девы в масках Бэтмена и большие ожерелья из ракушек. На стенах висят зеркала, а посреди комнаты стоят несколько разномастных кресел. Тома и Камилла делают несколько шагов внутрь магазина, и к ним тут же подходит женщина лет пятидесяти с мягкой улыбкой и теплым голосом. По ее взгляду, обращенному на Тома, Камилла сразу понимает, что это его мать.
– Добрый вечер, дорогой, как я рада тебя видеть.
Он наклоняется, чтобы коротко поцеловать ее в лоб, и женщина ласково обнимает его.
– Я тоже, мама. Чудесное место.
– Спасибо.
– Мама, это Камилла. Камилла, это моя мама, Франсуаза.
Женщины мгновение медлят, не зная, протянуть руку или коснуться друг друга щекой, и в итоге только неловко кивают. Тома спрашивает, чтобы развеять возникшее ощущение неловкости:
– Мама, это магазин чего?..
– Моих желаний.
В этот момент к ним подходит мужчина с тростью и широко раскидывает руки в приветственном жесте. От резкого движения деревянная трость падает на землю, но не успевает он наклониться, как ее подхватывает Франсуаза. Когда она выпрямляется, брови ее нахмурены и взгляд выражает неодобрение. «Тише ты», – кажется, беззвучно произносят ее губы.
– Тома! – продолжает мужчина, ничуть не смутившись. – Какое замечательное место, правда? И все это придумала твоя мать. Да, Франсуаза?
– Да, это такой концептуальный магазин, – говорит она спокойно. – Я продаю вещи, которые мне нравятся, только то, что хотела бы иметь сама.
– И она совершенно права! – восклицает мужчина громким голосом.
Камилла улыбается, наблюдая за этим дуэтом. Она находит их обоих трогательными, хотя подмечает, что насколько он общительный, настолько же она кажется сдержанной и что мужчинам явно проще, чем женщинам, находить себя великолепными.
– Я больше не хочу заставлять себя делать то, что мне не по душе, – продолжает Франсуаза. – И я думаю, пришел мой черед.
Последняя фраза, явно адресованная мужу, произнесена без всякой враждебности. Камилла думает, что если Франсуаза так говорит, то только потому, что считает правильным, – в этой женщине чувствуется мудрость.
– Это правда, теперь ее время.
Тома смотрит на отца и думает, не пропустил ли он чего-нибудь. Такие резкие перемены, хотя и вполне закономерные, все же удивляют. Может быть, риск оказаться парализованным помог отцу осознать степень свободы, которую ему всегда предоставляла жена? Лишь испытав слабость, мы понимаем, какую силу нам дают близкие. Тома молча смотрит на него. Он заметил, что тот цепляется взглядом за жену, как альпинист – ледорубом за скалу. Внезапно отец переводит глаза на Камиллу.
– Но… нас не представили! Франсуа, отец Тома.
– Камилла.
Глаза Камиллы расширяются от удивления. Тома привычно комментирует:
– Франсуа и Франсуаза, да.
– У моей жены всегда было что-то, чего у меня нет, нечто особенное. Две лишние буквы в ее пользу – «за». «За» – то есть закаленная, замечательная, завораживающая, захватывающая…
– Замученная, – добавляет она, закатывая глаза.
Но легкая улыбка трогает ее губы.
– Как Дюпон и Дюпонн в «Приключениях Тинтина», – продолжает ее муж.
– О нет! Только не это!
– А вы чем занимаетесь, Камилла? – спрашивает он уже серьезным тоном.
– Я флорист.
– Флорист! Фантастика! Я еще не был флористом. Слышишь, Франсуаза, я не был флористом. Хотя мне понравилось бы… К счастью, жизнь впереди еще длинная! Я, знаете ли, сейчас занялся картографией. Точнее, я составляю карты тайных троп, по которым можно добраться до того или иного места. Основные маршруты всегда проложены, но мы часто забываем об узких извилистых тропинках, правда?
Он на мгновение задумывается, а затем продолжает.
– Надеюсь, мне повезет, и я смогу продавать свои карты в магазине у Франсуазы! – говорит он, разражаясь смехом.
– Я беру маржу в сорок процентов, – невозмутимо говорит она.
– О, скажите, пожалуйста! Тридцать!
Тома незаметно делает знак головой Камилле и отводит ее в сторону.
– Пять минут – хорошо, а потом…
Но они не успевают сделать и трех шагов, как их настигает голос Франсуа.
– Камилла! Мои карты, вы возьмете их в ваш магазин? Маленькие извилистые тропинки… это и есть жизнь, разве не так?
79Камилла
Камилла направляется к своему магазину. Через час у нее встреча с журналистом, который хочет написать статью о молодых людях с дипломом, которые «бросают все, чтобы стать ремесленниками». У Камиллы нет диплома. У нее есть аттестат «как у всех», но нет ни степени бакалавра, ни тем более магистра. Долгое время она считала это недостатком, даже изъяном, прежде чем поняла, что учеба – не для нее. Она всегда была хорошей ученицей, но при этом вечно нервничала, не могла уснуть перед контрольной по математике и терялась при виде чистого листа бумаги. В школе с ней часто случалось, что, написав три четверти работы, она замечала, насколько далеко отклонилась от темы – текст уже не имел с ней ничего общего. Многие ее работы возвращались с одним тем же замечанием: «Отлично! Если бы речь шла об этом». Камилла была мечтательницей, но с возрастом это перестало быть комплиментом.